Флавия умерла не одна, рядом с ней в могилу положили крошечный трупик моего только что родившегося сына.

Нас преследовали не только тяготы пути. На нас нападали разрозненные и немногочисленные, но свирепые, горевшие жаждой мести, гирканцы, которые не решились или не успели уйти за своими сородичами на Восток. Однажды передовой наш отряд во главе с самим вождем, попал в засаду, которую подстроили странные жители побережья. Низкорослые, почти карлики, с уродливо большими головами, они жили в скалах у моря, но боялись воды, собирали моллюсков на прибрежном песке, а когда не хватало этой скудной пищи, по жребию выбирали жертву среди своих, и поедали ее.

Так же они занимались разбоем, грабя караваны, и разбившиеся суда. Это были жалкие и малочисленные люди, которые вели уродливую жизнь и постепенно вырождались от кровосмешения и нездоровой пищи, но их врожденное коварство и беспечность нашего предводителя, позволили им чуть не одержать верх над полусотней храбрых воинов.

Диармайд и его дружинники едва вырвались из узкого ущелья, где на них со всех сторон летели камни, стрелы, горящие факелы.

Но вернулись не все, кто пошли вместе с вождем. Едва ли треть уцелела.

Мы вернулись при свете дня, и принялись за этих уродливых людей уже всерьез. Мы выкуривали их из нор, разводя костры перед входами в пещеру, и безжалостно рубили тех, кто искал спасения от едкого дыма, не разбирая, кто перед нами, воин или женщина. Потом несколько отчаянных воинов пошли внутрь, но вернулся только один, весь покрытый кровью, и кажется, чуть помешавшийся.

Поняв, что больше сделать ничего нельзя, мы завалили входы в пещеры самыми большими камнями, которые могли сдвинуть с места, а потом устроили плотину и отвели русло небольшой реки, что бы оно навек скрыло под водой обиталище этих мерзких тварей.

Это задержало, но не остановило нас.

Осенью весь род ротай вместе со своими союзниками рыжеволосыми ванами, уже достиг тех крутых, таящих в себе множество опасностей, гор, в которых не так давно исчезли гирканцы, уходившие на Восток.

Был выбор - подождать до весны в северной степи, или попробовать идти через горы. Тогда киммерийцы еще считали себя горцами, большая часть из нас родилась среди покрытых туманом вершин старой родины, и считали, что нет таких скал, что надолго нас задержат.

Но это были чужие, незнакомые горы, и ни один переход ни до, ни после, не стоил племени стольких сил и стольких жизней. Мы обмораживались и срывались в пропасть, теряли лошадей и скот, которые гибли от холода и голода, нас ждали камнепады и снежные лавины.

Там тоже были местные жители, горцы, как и мы, которые не привыкли, чтобы на их землю ступала нога чужака. Они нападали на небольшие отряды и угоняли скот, ломали повозки и увечили нам лошадей. Мы убивали их безо всякой жалости, а если кто-то попадал в плен, то участь его была ужасной. Диармайд словно обезумел тогда. Видимо этой казни он научился у гирканцев - на нашем пути остались колья, на которых корчились еще живые горцы.

Как и в степи, всюду в горах нас встречали следы гирканского исхода. Только здесь трупы не иссохли под палящим солнцем, а замерзли, и превратились в немые указатели. Снова и снова мне казалось, что сейчас один из таких мертвецов откроет глаза и заговорит, и слова его будут "остановитесь, безумцы, что вам нужно там, на Востоке".

Мы шли узкой тропой вдоль моря, от которого тянуло невыносимым стылым холодом, и налетали настоящие ураганы, приносившие сначала дождь, затем град, а затем и снег.

Этот переход отнял немало жизней, но когда весной мы ступили на равнины Гиркании, которые ваны тут же окрестили Травяным Морем, нам показалось, что мы обрели райские кущи.

Всюду, куда хватало глаз, тянулась зеленая степь. Была весна, и трава и еще не поднялась в полную силу, видно было, что наш валящийся с ног скот очень скоро нагуляет бока. Мы пересекли несколько небольших рек. То там, то здесь встречались перелески.

Гирканцев как будто не было видно, хотя следы их остались на земле.

Через несколько дней вернулись передовые отряды, и рассказали, что видели огромные стада диких быков и лошадей, и еще каких-то тварей, похожих на ослов. Молодые воины отправились на большую охоту, после которой все племя несколько дней пировало свежим мясом.

Мы были столь измотаны годом в пути, который обошелся нам во множество жизней, что тут же приняли решение остановиться. На год, а может быть и навсегда.

То зерно, что не съели зимой, бросили в черную, жирную землю. Стада паслись на сочной, высокой траве. В реках в изобилии водилась рыба. Чуть позже к берегу подошли корабли ванов, что переждали зиму в бухтах у западного берега. Они принесли новости о жестокой войне, которая охватила все западное побережье, и мы радовались, хлопали друг друга по плечам, поздравляя с тем, какое удачное решение приняли, послушав своего вождя.

Посевы только поднялись на три дюйма от земли, когда одному из наших охотничьих отрядов повстречались, наконец, оюзы.

Ты, конечно, знаешь, кто такие оюзы, в тебе самом течет их кровь.

А для нас, хотя мы и прошли уже много лиг по степи, и сами почти стали степняками, это был новый и совершенно незнакомый враг.

Говорят, что первым оюзом, который заговорил с киммерийцем был Сылчак, богатырь и певец, частый гость в шатре хана Гуюка. Тем киммерийцем, к которому он обратился, был Ридерх, названный воин Диармайда, прославленный поединщик. Они никогда не поняли бы друг друга, но у Сылчака был раб, который сносно знал язык ванов, а Ридерх, как и все мы, понемногу освоил ванское наречие за проведенные вместе месяцы.

Ридерх говорил, что Сылчак сразу же начал с угроз, а потом пустился в рассказы о могуществе и жестокости своего покровителя, хана Гуюка. Он сказал, что если пришельцы с Запада не покинут земли, принадлежащие его хану, то "очень скоро степные волки будут играть вашими костями". Позже мы узнали, что оюзы почитают волков, считают их священными животными, что совсем не мешает им охотиться на волков ради теплых шкур и всевозможных амулетов из зубов и когтей.

Ридерх ответил, что если оюзы в самом деле столь могучи, то пусть придут с оружием в руках и докажут это. И что неизвестно, чьи еще кости останутся белеть в степи.

Сылчак выхватил меч и бросился вперед, но Ридерх выбил его из седла и перерезал Сылчаку горло. Два юных воина, сыновья Сылчака, поддались страху, увидев, как быстро чужеземец расправился с их могучим отцом. Они поскакали прочь. Ридерх отрубил Сылчаку голову, и забрал ее с собой, а обезглавленный труп оставил лежать в степи.

Рабы Сылчака, общим числом трое, бросились Ридерху в ноги, умоляя взять их в услужение. Оюзы убьют их мучительной смертью, если они посмеют вернуться.

Ридерх позволил им ехать с собой. Позднее эти люди очень сильно помогли нам, поведав многое об оюзах.

Днем позже сыновья Сылчака, устыдившись своего страха, вернулись за телом отца, которое уже сильно погрызли волки, и отвезли его в родное становище. Говорят Гуюк, когда увидел обезглавленное тело своего певца, от горя вырвал клок волос из бороды и поклялся отомстить страшной местью.

Но Гуюк был хитер.

Через несколько дней приехали послы от оюзов. Они сказали, что их хан не держит зла на чужеземцев, раз Сылчак пал в честном бою один на один. Так решили боги, чтобы чужак оказался сильнее, а значит Ридерх не совершил никакого преступления, кроме глумления над телом. Послы Гуюка потребовали вернуть голову убитого богатыря для достойного захоронения, что бы мать и жены смогли оплакать убитого. Они обещали, что оюзы не станут мстить.

Степь велика и места хватит для всех, говорили оюзы, но надо обсудить условия. Пусть ваш вождь поговорит с нашим ханом. У двух таких славных народов как киммирай и оюзы нет причин для войны.

Не думаю, что Диармайд был столь наивен, что поверил всем посулам оюзов. Но он хотел мира, потому что нас сильно измотал последний переход.