Владыки бескрайних просторов.

А некоторые киммерийские кланы ушли на восток,

на ту сторону высохшего внутреннего моря, и спустя несколько веков,

приняв в себя гирканскую кровь,

вернулись на запад под названием скифов.

Роберт Говард "Хайборийская эра".

Слушай, внук мой, я расскажу тебе о том, как далеко на Востоке, среди бескрайних степей, где говорят, земля стала бурой, столь напиталась она кровью павших, в битвах, походах и тяжких трудах родился наш народ.

Я говорю так, потому что хотя во мне течет чистая кровь пришедших с Запада горцев, вокруг меня уже сплошь потомки смешанных браков. Воистину, исчез киммерийский род ротай, ведший свою родословную от Темных Веков, но исчезло и племя оюзов, столь жестоко враждовавшее с ним.

Наш нынешний вождь Каррас - мой сын и твой отец, родился через год после великой битвы, что положила конец нашей вражде с оюзами.

Его мать приходилась дочерью хану Гуюку, с которого я содрал кожу, что бы повесить ее как знамя.

О, помню, что первое время, ложась спать, я связывал мою Арзу покрепче, чтобы она не перерезала мне горло. Да, несколько раз она пыталась так сделать. Но прошло не так уж много времени, Каррас еще не начал ходить, и между мной и Арзу воцарилось полное согласие.

Мы прожили больше дюжины лет, пока лихорадка не забрала мою Арзу, и после ее смерти я взял себе другой жены.

Прости меня, внук, я стал стар и видимо, слишком чувствителен!

Конечно, ты же хочешь послушать о великих битвах, славных поединках, грандиозных осадах городов, а не воспоминания старика о давно покинувшей его жене. Всему свое время.

Мне почти восемьдесят лет. Насколько я знаю - я последний, кто родился в Киммерийских Горах и помнит их. Было еще несколько стариков, но за последние годы всех их унесла смерть.

Говорят, еще жива старая Айрис, но она ведьма. Она была стара уже в те годы, когда я был юн.

Я родился в год величайшего сражения, которое сотрясало Киммерийские Горы. Когда я был маленьким, то еще видел груды костей, заржавленного оружия и истлевающих дорогих одежд.

Только они и остались от гирканской орды, что вторглась на нашу древнюю родину. Мой отец был там, и по его словам, никогда больше он не дрался в сражении столь долгом и жестоком.

Гирканцев вел великий вождь, чье имя на многие годы стало чем-то вроде страшного проклятия для всех народов нашего мира и без того истерзанного войнами. Он пришел с Востока, и принес гирканцам новую веру.

Он звал себя Тогак, но были у него и другие имена.

До самых Киммерийских Гор грозный Тогак и его воинство не знали поражений. Но там, в долине окруженной заснеженными пиками гор, его ждал крах. Мой отец говорил, что грохот сражения, крики гибнущих людей и лошадей было слышно на много лиг вокруг.

Гирканцы не смогли использовать конницу, как они привыкли, наши предки дрались, как будто каждый из них был одержим.

Тогак пал в бою, а остатки гирканцев бежали с позором, бросая обозы и своих раненых.

В тот день, на том истоптанном поле, на миг родилось, чтобы потом снова развеяться по ветру, киммерийское единство. Воины десятков кланов хоть на несколько дней, стали единым народом, мощь которого потрясла их самих.

Мой отец назвал меня Конаном в честь древнего воина, столь славного, что имя его пережило столетия. Конан стал королем Аквилонии, на троне задушив ее прежнего деспота и правил долгие годы, наводя страх на своих врагов.

Хотя почти всю жизнь тот Конан прожил вне родной Киммерии, его помнили и почитали, а иные говорили, что настанет день, когда древний герой вернется, что бы помочь своим потомкам победить в великой битве.

Моя юность пришлась на времена, которые можно назвать мирными, если мерить привычной киммерийской мерой. Не было ничего, кроме стычек на границах, в которых юные воины, и я среди них, искали славы и добычи.

Но когда с севера, спасаясь от наступающих великих льдов, хлынули, подобно реке, асы и ваны, мы не могли им противостоять так, как противостояли гирканцам. Мне было семнадцать лет, и я уже убил трех врагов, когда киммерийцы вынуждены были покинуть родные горы, оставив там могилы праотцов, дома, поля и пастбища.

Так из оседлого народа мы превратились в вечных странников.

Мы устремились на юг, сметая последние остатки старого Хайборейского Мира.

Когда-нибудь я расскажу об этом, но сегодня моя история будет об оюзах и нашей с ними вражде.

Тогда мы не были единым народом, который вел какой-то один вождь. Но мы были киммерийцами, чтили одних и тех же богов и героев, и хотя временами племя по-прежнему шло на племя, а клан на клан, некая смутная общность держала нас вместе. Тысячи лет, проведенные в горах, нельзя было разом забыть, выйдя на равнины.

Сначала нашими врагами были пикты, малорослый бронзовокожий народ, что всего два поколения назад разрушил Аквилонскую Империю. Но какими свирепыми ни были бы пикты, мы прорубались сквозь них, как сквозь густой подлесок.

Что-то случилось с нами в те годы. Прежде нас интересовали только свои пастбища, да неприкосновенность своих границ. Редкие набеги на ближайших соседей за славой и добычей мало что меняли в веками устоявшейся жизни горцев, и были делом тоже по-своему привычным и рутинным.

Но бесконечные просторы и богатства мира, в который мы вышли, постепенно поселили в душе неуемную жажду. То была не просто жажда добычи или могущества. Будь это так, еще во времена молодости моего отца, мы осели бы на отбитых у пиктов аквилонских равнинах, засеяв их рожью, пустив своих коз и овец по их лугам. И через два или три поколения превратились в народ земледельцев, охраняющий свои угодья от кочевников.

Но видимо слишком долго киммерийцы провели в туманных горах, слишком голодны были их сердца и глаза. Можно насытить живот, но никогда - сердце.

С каждым годом из народа, вынужденно сорвавшегося с места, мы все больше обращались в кочевников. Мы шли вперед лавиной, но эта лавина придерживалась определенного порядка.

Прежде мы сражались в основном пешими, а сейчас будто приросли к спинам лошадей.

Прежде мы годами держались своих родных ущелий, теперь каждый год становились на стоянку на новом месте. Мы запахивали землю, пускали пастись скот, а потом снимали урожай, и шли дальше, гоня перед собой растущие стада.

Но это было не мирное кочевье в безлюдной бескрайней степи, какие ты, внук мой, должно быть помнишь по дням своего отрочества. Нет, каждый шаг давался с боем. Мы рассеивали перед собой хайборейцев и пиктов, которые над ними властвовали, а за нами следом шли асы и ванны.

Ты никогда не увидишь ничего подобного.

Величественные города прошлого были заброшены или лежали в руинах. Среди древних храмов и дворцов разбивали свои лагеря наши вожди.

Не все хайборейцы сгинули без следа, часть их смешалась со своими завоевателями. Но если сами хайборейцы и не погибли, то погиб мир, который они построили до того. Люди забывали имена своих старых богов. Среди них почти не осталось мудрецов-книжников.

Я помню их, этих людей, которые уходили в прошлое, даже будучи живыми и полными сил. Они оставались позади, среди остатков своего мира, становясь призраками до того, как переставали биться их сердца.

А мы, киммерийцы, все шли вперед.

Мы разбили пиктов, пройдя огнем и мечом то, что прежде было сердцем Аквилонии.

Но, не останавливаясь, мы повернули на Восток.

О, если я начну перечислять те сражения и вспоминать имена вождей, что вели нас, этот рассказ станет бесконечным! В другой раз, внук мой, в другой раз.

Когда мне было тридцать лет, мы опрокинули новую гирканскую орду на землях, что некогда были древним королевством Бритуния.

И опять пошли дальше.