Такому диву царь дичился

И речи Стража удивился,

Но молвил: «– Хочешь коль служить,

Тогда изволь ты с тем дружить,

С чем за тебя я сам решу!

Ты слышишь в замке этот шум –

Густой и временами сильный?

Сподобно рядом рой осиный?

Так это с улицы несет.

А служба вот какая ждет:

Ворота замка охранять,

Да чернь подальше отгонять,

Что часто хмурою толпой

У врат толпится на постой.

(И только в поздний час вечерний,

Ни духу не было из черни,

Что, покрываясь мягкой тьмой,

Брела испуганно домой)

Но ты не только стражем будешь.

Мне непременно раздобудешь

Источник слухов, что среди

Народа бродит страх един,

Что гонит у ворот толпиться,

Взывать ко мне, Христу молиться.

Коль выполнишь ты мой наказ,

Вернешь честь роду сей же час».

И на окраину тех мест,

Что лесом поросли окрест,

Где проходила града грань,

Страж поселен был. В эту даль

Нога не каждого ступала,

Но было пользы в том не мало:

На службу утром отправляясь,

Страж мог, ничуть не притворяясь,

Не делая особый вид,

Услышать, кто о чем твердит.

Не всяк из люда был богат;

Не всяк имел прелестных лат;

Не всяк был сытым каждый день,

И мог себе позволить лень;

Не каждый ремеслом владел;

Не всяк имел и свой удел –

Лишь разговор их всех мирил

И людям был сродни мерил.

Об этом знал и Страж прекрасно,

И каждым, каждым утром ясным

Он проезжал мимо жилищ их,

И будь жилец богат иль нищий,

Все слухи собирал он разом

Где предложением, где фразой.

На рынок заезжая местный,

От говора людского тесный,

Пытался уловить тревогу,

Разлитую в сердцах у многих.

Заря за зорюшкой сменялась,

И Страж узнал, как полагалось,

Что будоражит всех умы,

Тюрьмы похлеще и сумы:

Исчезновения людей.

И взрослых, и еще детей.

Ведь за последние полгода

Пропал безвестно отчего-то

Людей с десяток уж в округе,

И опустили было руки

Совсем уже искать пропавших,

Как находить их стали павших

От лап животного лесного –

Не всех, но вот недавно снова

Был труп мужской случайно найден –

Весь полон ран, ушибов, ссадин –

Упал в расщелину меж скал,

Но крови след, багряно-ал,

Стелился вдаль от скал стены,

А раны, что нанесены

Когтями жуткими по телу,

Собой совсем меняли дело.

Всем представлялось, как бежал,

Погибший под воздейством жал

Большого страха, что вперед –

Куда? – сам черт не разберет,

Подальше только бы от лиха,

Что сзади настигало тихо –

Несчастного усердно гнал,

Пока в ловушку не загнал

На скал обрыв во много сажень,

Где он минутой позже ляжет

Навечно, лишь бы не достаться

Таинственной ночи посланцу,

Что настигал его все ближе

Кровавым аппетитом движим,

И ранил только для потехи,

Стремясь продлить свои утехи…

С тех пор пошел в народе слух:

Мол, есть лесной особый дух,

О коем знали наши предки,

Что видели его нередко.

А ныне тайные преданья

Кровавой облагают данью

Любого будто, кто посмел

Нарушить в лунный час предел

Жилищ своих; сбежав в леса,

Тот приговор подпишет сам

Себе и телу своему –

Остерегайся всяк в луну!

1.4. Тем скверным хмурым утром гадко

В ветвях на древе ворон каркал.

Спеша, на службу Страж наш ехал

В раздумьях о своих утехах,

Чинил что раньше он безбожно,

Не думая о том, что можно

Судьбу свою сложить иначе.

Не хуже – это много значит,

Но лучше! Лучше, чем сложил!

Когда бы чем-то дорожил

Иным, привязано что к духу…

Крик ворона коснулся уха,

И вывел из тяжелых дум,

Что заняли всецело ум.

И, выйдя из печали тут же,

Страж в миг попал во мрака лужи,

Что безотчетную унылость,

И стылую донельзя сырость

В единое собой сливали,

И на земле все заливали

Везде, где ни ступал гнедой.

Ступал?! «Но рысью молодой

Он только что скакал привычно» –

Пришло на ум. И необычность

Теперь царящей атмосферы

Затронула внутри все сферы

Все обличающе-надменно.

И захотелось непременно

В ином вдруг оказаться месте.

И страх пронизал повсеместно

Все существо его, весь дух.

Иным все сразу стало вдруг:

Недружелюбно и уныло.

Жизнь опустела. Кровь застыла.

В лицо ударил ветер дерзкий.

В душе совсем уж стало мерзко,

Когда все тело вдруг накрыло

Могучим холода порывом,

Объявшим крепко всякий член

И укреплявшим страха плен.

Бедой разил промозглый воздух,

Кой противостоять уж поздно.

И даже конь, всегда послушный,

Не выполнял команды нужной,

И как с ним только не борись, –

Он не переходил на рысь,

Сводя попытки все впустую.