Новобрачные по традиции расположились на самом видном месте — там, где обычно ярл принимал посетителей, поставили стол и ещё несколько стульев. Балгруф, конечно же, сидел на своём троне, по левую руку от него расположилась его молодая жена, вокруг них уже расселись остальные члены семьи и ближайшее окружение. Я намеренно держался рядом с Кругом, даже сел за один стол с ними, почему-то оказавшийся возле самого выхода. Странно, что Соратников расположили так далеко — может, распорядители решили, что ближе к хозяевам должны сидеть высокие гости из других холдов? Музыканты заняли балкон, для танцев гостей и выступления артистов оставили большое пространство возле очага. По краям зала, помимо копейщиков, стояли ещё и щитники.

— Из самого Солитьюда музыкантов пригласили, — заметил Вилкас.

— Конечно, это ведь ярлова свадьба, — хмыкнула Эйла. — Что же, посмотрим, во что Балгруф оценивает все наши старания.

Охотница отломила свиную голень, сгребла горсть жареных овощей из общей тарелки и налила в кубок черноверескового мёда.

— Мальчики, много не пейте, — напомнила Предвестница.

Первым выступал странствующий бард — помню, как он однажды пел в «Смеющейся крысе». Есть в этом норде что-то… особенное, и дело не только в мощном красивом голосе и хорошем мастерстве: на время его выступления ни один гость не посмел притронуться к еде или выпивке, ни один не решился бросить соседу хоть слово.

Затем выступали фокусники и жонглёры, гости постепенно начинали пьянеть. Словно угадав общий настрой, в центр зала вышел рыжий имперец в шутовском наряде. Кажется, это и есть этот самый Цицерон, о котором говорили Бабетта с Альдегунд. Моя рука потянулась к столовому ножу, Эйла положила руку мне на плечо, привлекая внимание и осторожно покачала головой, будто предупреждая. Да, она права: этот имперец лучше меня владеет кинжалом, потому мне лучше будет оглушить его магией, если что-то вдруг пойдёт не так.

Шут жонглировал шарами, но делал вид, что случайно роняет их; он плясал — но делал вид, что постоянно запинался и поскальзывался, громко ругал свою неуклюжесть, однажды даже «случайно» упал, но при этом ухитрился изящко кувыркнуться и ловким прыжком подскочить на ноги. Зрители хохотали над каждой его выходкой, мне приходилось лишь фальшиво улыбаться, чтобы не выдать себя.

— А теперь — стихи! — писклявым голосом объявил имперец; шут важно выровнялся, опустил руки по швам, напоминая маленького ребёнка, которого на потеху взрослым попросили что-нибудь рассказать. — Я маленьких котят люблю, крысиным ядом их кормлю!

Не понимаю, над чем все расхохотались — ужасно пошлая и глупая шутка. Альдегунд что-то шепнула мужу, тот подозвал одного из прислужников.

— А если птичка закричала — сверну ей шейку, чтоб молчала!

Шут всё так же рассказывал свои глупые стишки, я больше не мог фальшиво улыбаться, скорчил кислую мину… Надеюсь, шут не заметил этого, не хочу стать объектом его дурацких насмешек. Когда шуту бросили увесистый кошель, он наконец прекратил читать эту гадость и взамен принялся напевать:

Здешнему владетелю,

Бедных благодетелю,

Воспоём с любовью

Наше славословье! *

Играя на дудочке и пританцовывая, шут наконец-то удалился, и я смог вздохнуть с облегчением.

— А он забавный, — усмехнулся Фаркас. — Несмотря на то, что убийца.

Гости, наконец, смогли вернуться к угощениям, на балконе снова заиграла музыка. Эйла вышла проводить Люсию в Йоррваскр, Лидию зачем-то вызвала поговорить Айрилет, и я остался наедине с близнецами.

— Первый раз тебя, кстати, в форме вижу, — заметил Вилкас.

— Первый раз ты вообще талморца в форме так близко видишь, — поправил его брат. — Я, впрочем, тоже.

— Я думал, вы моих коллег часто видите.

— Да как-то мы ваши шмотки не разглядывали, — Фаркас с забавной ухмылкой качнул плечами. Вилкас ехидно посмотрел на брата. — Ну, ладно, на броню вашу засматривались, бывало.

Музыканты немного передохнули и запели:

Да восславится Сангвин,

Что несет веселье!

Мы поем ему хвалу

Старым добрым элем!..

Фаркас разлил по кубкам черновересковый мед.

— Что бы кто ни говорил, а медовуху в Рифтене хорошую варят, — заметил он. — У Хоннинга хуже была.

— Лидия много пить не велела, — напомнил я.

— А мы много и не будем.

Чаша, что была пуста,

Полнится пусть брагой;

Сыт и пьян пусть будет всяк

Всей земле во благо!..

— Так что я спросить-то хотел: удобная эта ваша форма? — не унимался Фаркас; брат с укором посмотрел на него. — Мне просто интересно.

— Да вполне удобная, — ответил я. — Но не для скайримских холодов, конечно.

— У нас, в Вайтране, ещё тепло, — успокоил Вилкас. — У нас, в Фолкрите, да и в Рифте терпимо. В книгах пишут, что это горы защищают от ветра. Зимой, конечно, бывает очень холодно, если с Белого Берега дует, но в целом терпимо.

— Ну ничего, зимой тебя форму никто носить не заставит, — подбодрил Фаркас. — Хотя, знаешь, в ней ты выглядишь… внушительнее.

Да, я и сам заметил что форма подчёркивает достоинства фигуры и скрывает недостатки, придаёт мужчинам больше величественности.

В море доброго вина

Утонуть не грешно —

Станет честным человек

И мудрым бесконечно!..**

Мы осушили кубки, и я заел медовуху куском оленины.

— Не утонули ещё в море вина? — язвительно поинтересовалась Эйла; близнецы завертели головой.

— Люсия спать пошла? — спросил Вилкас.

— Нет, с Рией книжку почитать захотели.

Неожиданно для всех Балгруф постучал навершием кинжала по столешнице, привлекая к себе внимание. Лидия вернулась к нам.

— Этот чудесный день для меня и моей семьи, к сожалению, был омрачён смертью нашего достойного тана, героя Войны и старейшего Соратника. Аркей забрал у нас Вигнара, к сожалению, не передав его Шору. Но пусть эта смерть станет началом чего-то нового и прекрасного, как учит этот бог. Йорлунд, Олфрид, подойдите сюда!

Главы семейств вышли из-за своих столов и направились к помосту перед троном, где бы их увидели все гости.

— Пусть с этого дня и навек между вашими семьями забудутся былые раздоры и воцарится, наконец, мир.

— Я, Олфрид Сын Битвы, клянусь, что с этого дня прекращаю вражду с Серыми Гривами и обещаю через полгода посватать своего сына Йона к Ольфине Серой Гриве, — Олфрид протянул кузнецу руку.

— Я, Йорлунд Серая Грива, клянусь, что с этого дня прекращаю вражду с Сынами и Дочерьми Битвы и обещаю выдать свою дочь Ольфину за Йона Сына Битвы, — Йорлунд пожал Сыну Битвы руку под бурное ликование гостей.

Заиграла танцевальная музыка, гости выходили из-за столов, выстраивались в круг возле очага и танцевали.

— Эстормо, пойдём! Разомнёмся! — Лидия потянула меня за собой.

— Я… я не умею! — признался я. — Дайте хоть просто посмотреть немного!

— А мы что, танцоры? — подбодрил Фаркас. — Давай, пошли!

В танце, на первый взгляд, не было ничего сложного — нужно было только не запутаться, в какую сторону делать шаг и когда переставлять женщин на другую от себя сторону. Собственное неумение веселило меня, я постепенно начал втягиваться, эти скромные успехи веселили меня ещё больше. Особенно весело было по очереди топать, будто конь, а затем кружиться! Музыканты ещё намеренно ускоряли темп, мои ноги путались, я порой не успевал, не мог смеяться от того, что воздуха просто не хватало. Фаркас выглядел не лучше меня, но корчил при этом до того забавную рожу, что придворные дамы не могли сдержать смех.

Снова раздался стук о столешницу: настало время провожать молодых в спальню. Музыканты заиграли бойкую, но не слишком пристойную песню, Балгруф подхватил молодую жену на плечо и в сопровождении свидетелей потащил её в свои покои под одобрительный вой гостей. Наконец-то можно было присесть и немного передохнуть, я налил себе эля и залпом осушил кубок. Хорошо, что перед торжеством я съел кусок масла и проглотил прожаренный уголёк, а то уже начал бы пьянеть!