В 1922 году, за три года до первого семинара Варбурга, было опубликовано стихотворение Бориса Пастернака «Давай ронять слова…», написанное в 1917 году. Заканчивалось оно строками:
Ты спросишь, кто велит?
– Всесильный бог деталей,
Всесильный бог любви,
Ягайлов и Ядвиг.
Не знаю, решена ль
Загадка зги загробной,
Но жизнь, как тишина
Осенняя, – подробна.
Разумеется, пастернаковский «бог деталей» не то же самое, что «Бог в деталях» Варбурга.
Отдаленным прообразом девиза Варбурга можно, пожалуй, считать высказывание Плиния Старшего: «Природа вещей ни в чем не выражается так полно, как в самом малом (…nusquam magis quam in minimis, tota est)» («Естественная история», XI, 2, 4).
Так обстоит дело с «Богом в деталях»; а что можно сказать насчет дьявола? Выражение «Дьявол (таится) в деталях» (нем. «Der Teufel steckt im Detail») получило широкое распространение с 1960-х годов.
Изречение «Бог – в деталях» чаще всего встречается в работах по истории и теории искусства, когда хотят подчеркнуть важность изучения всей совокупности фактов. Значение формулы «Дьявол в деталях» иное: нечто, на первый взгляд хорошее, может оказаться не столь уж хорошим при более тщательном рассмотрении.
Область применения второй сентенции шире, поэтому именно она стала основной.
Бог меня простит, это его ремесло!
В 1845 году Генриха Гейне разбил паралич верхней части тела. В мае 1848 года Гейне, живший в Париже, вышел на свою последнюю прогулку и с трудом добрался до Лувра. Оставшиеся восемь лет жизни он провел в «матрасной могиле».
15 февраля 1856 года он спросил своего врача, доктора Груби: «Скажите мне чистую правду: дело идет к концу, не так ли?» Тот промолчал. «Благодарю вас», – сказал Гейне.
17 февраля, между четырьмя и пятью часами дня, он трижды прошептал:
– Писать…
Сиделка, Катрин Бурлуа, не поняла его, но ответила «Да». Тогда он сказал громче:
– Бумагу… карандаш…
Это и были его последние слова, по свидетельству Катрин.
Однако в легенду вошли совсем другие слова. Согласно воспоминаниям Альфреда Мейснера, опубликованным почти сразу же после смерти Гейне, в ночь перед смертью поэта в комнату к нему ворвался некий знакомый, чтобы увидеть его в последний раз. Войдя, он сразу же задал умирающему вопрос, каковы его отношения с Богом. Гейне, улыбаясь, ответил:
– Будьте спокойны! Dieu me pardonnera, c’est son métier! (Бог меня простит, это его ремесло! франц.)
Этот рассказ и поныне принимается на веру, а между тем он почти наверняка вымышлен. К умирающему поэту ночью запросто врывается неведомо кто (ведь имени Мейснер не назвал), с ходу берет на себя роль исповедника и остается не замеченным никем – даже сиделкой, оставившей подробный рассказ о кончине поэта.
Правдоподобнее выглядит версия, которую братья Гонкур записали в своем «Дневнике» 23 февраля 1863 года со слов филолога Фредерика Бодри, друга Гейне. Жена Гейне, ревностная католичка, молилась Богу за его душу. Гейне утешил ее:
– Не сомневайся, моя дорогая, Он меня простит; это Его ремесло!
Впоследствии христианские моралисты стали приписывать эти слова Вольтеру.
Неизвестно, читал ли Чаплин биографию Гейне, но в его черной комедии «Мсье Верду» (1947) есть очень похожий диалог. Мсье Верду, обаятельный многоженец и серийный убийца, кончает жизнь на гильотине. Перед казнью священник произносит:
– Да смилуется Господь над вашей душой.
– А почему бы и нет? – отвечает Верду. – В конце концов, она принадлежит ему.
В автобиографии Чаплин вспоминал:
«Я послал сценарий на цензуру в управление Брина. Вскоре я получил извещение о том, что на картину в целом наложен запрет. Управление Брина – это отделение Легиона благопристойности, цензурная инстанция, которую на свою голову организовала “Моушн пикчэр ассосиэйшн”».
Режиссер явился в Управление Брина, где один из сотрудников стал разбирать сценарий строка за строкой.
«– А эта строка, – неумолимо продолжал он: – „Пусть господь смилуется над вашей душой“, а Верду подхватывает: „А почему бы и нет? В конце концов, она принадлежит ему!“
– Что же вас тут беспокоит? – спросил я.
– Реплика „А почему бы и нет?“ – кратко повторил он. – Так не разговаривают со священником!»
Сценарий Чаплину все же удалось отстоять. А после его смерти реплику его персонажа стали цитировать как последние слова самого Чаплина.
Бог умер
Первым умершим богом в европейской культуре был древнегреческий бог Пан – покровитель стад и пастухов, а позднее – олицетворение всей дикой природы.
У нас легенда о его смерти известна по тургеневскому стихотворению в прозе «Нимфы» (1882). Стихотворение начинается с того, что греческий корабль плывет по Эгейскому морю.
…И вдруг, в высоте, над головою кормчего, кто-то явственно произнес:
– Когда ты будешь плыть мимо острова, воззови громким голосом: «Умер Великий Пан!»
Кормчий удивился… испугался. Но когда корабль побежал мимо острова, он послушался, он воззвал:
– Умер Великий Пан!
И тотчас же, в ответ на его клик, по всему протяжению берега (а остров был необитаем) раздались громкие рыданья, стоны, протяжные, жалостные возгласы:
– Умер! Умер Великий Пан!
В таком виде этот возглас и вошел в русскую культуру.
Это предание известно из трактата Плутарха «Об упадке оракулов», гл. 17. У Плутарха в первом случае – не прямая речь, а косвенная («возвести, что великий Пан умер»), во втором – повторение тех же слов в прямой речи («Великий Пан умер»), а третий возглас Тургенев добавил от себя.
Согласно Плутарху, об этом удивительном случае сообщили императору Тиберию, и созванные им мудрецы объяснили, что Пан, рожденный от смертной женщины, не обладал бессмертием богов. Тиберий правил в 14–37 гг. н. э.; раннехристианские апологеты полагали, что смерть Пана случилась в момент появления на свет Иисуса Христа и знаменовала конец язычества.
В 1882 году Фридрих Ницше возвестил уже о смерти христианского Бога. В главе 125 его книги «Веселая наука» рассказывалось о человеке, который в полдень зажег фонарь и выбежал на рынок с криком: «Я ищу Бога! Я ищу Бога!» А потом стал спрашивать, обращаясь к толпе:
– …Разве мы не слышим еще шума могильщиков, погребающих Бога? Разве не доносится до нас запах божественного тления? – и Боги истлевают! Бог умер! Бог не воскреснет! И мы его убили! Как утешимся мы, убийцы из убийц! Самое святое и могущественное Существо, какое только было в мире, истекло кровью под нашими ножами – кто смоет с нас эту кровь? (…) Разве величие этого дела не слишком велико для нас? Не должны ли мы сами обратиться в богов, чтобы оказаться достойными его?
Чем же еще являются эти церкви, если не могилами и надгробиями Бога?
(Перевод К. Свасьяна)
«Смерть Бога» здесь метафора обезбоженного мира и конца христианства, которое, по Ницше, нужно преодолеть, чтобы идти дальше, к «переоценке ценностей».
Метафора Ницше породила огромную литературу, рассматривать которую здесь не место. Но стоит упомянуть, что формула «Бог умер» встречалась уже на рубеже XIII–XIV веков, причем в довольно близком контексте.
Речь идет о сборнике поучительных рассказов на латыни «Римские деяния» (рубеж XIII–XIV вв.) – одной из самых читаемых книг Средневековья. В главе 144 «Деяний», озаглавленной «О нынешнем состоянии мира», говорилось:
Бог умер, потому что все царство [земное] наполнилось грешниками.
…Сегодня мы считаем Его как бы мертвым и не думаем о Страшном суде, об аде, о вечном проклятии или о Царстве Божием.
