Я внимательно наблюдал за Климовым и видел, что он обиделся за свой отвергнутый, но, по его мнению, такой замечательный план. Ну не знал полковник, что по нашим законам – законам армейских разведчиков – каждый, идущий на дело, имеет право на слово и собственное мнение, ибо ставки слишком велики, порой много выше, чем жизнь.

– Сокольников прав, – вступил в разговор мой первый заместитель, майор Чернышев. – Конечно, оно очень даже заманчиво, сесть на джип и за несколько часов до границы домчаться, потом пересечь ее, в город, где крепкие позиции, и там на квартиру или в коттедж на берегу моря забиться да отдохнуть. Только рискованно все это, да и автостраду к границе они перекроют в первую очередь, нельзя ведь их держать за дурачков. О ликвидации лаборатории американцы узнают через час максимум, это в лучшем случае, но в реальности надо рассчитывать на запас времени в полчаса от силы, потому как может статься, что и десяти минут у нас не будет, как знать! Оружие нам оставлять и бросать нигде нельзя. А с машиной надо подумать, предложение толковое. На ней мы сможем, например, до иранской границы добраться.

– Слушай, командир! – опять заговорил прапорщик.

Глаза его горели, и по лицу было видно, что у него есть дельное предложение.

– Ну давай, Дима, не тяни! Вижу, что план придумал, – сказал я, надеясь в душе, что план действительно будет приемлемым.

Когда у гвардии прапорщика начинали вдруг гореть глаза едва уловимым зеленым светом, мы понимали, что он придумал что-то гениальное.

– План мой проще простого. Полковник, – кивнул он фамильярно на Климова, – пригоняет джип, как обещал. После завершения операции мы загружаемся в него и едем, но не в сторону сирийской границы, где, вполне вероятно, нас могут и будут наверняка ждать, а рванем на юго-восток…

Прапорщик взял карандаш и на топографической карте показал направление и дорогу, по которой, по его мнению, следовало уходить.

– Там нас никто не ждет, я уверен! Дорога грунтовая, но джип пройдет, все-таки вседорожник. Далее, не доезжая до пограничного пункта, мы бросаем автомобиль и идем вдоль границы с Ираном, выходим к нашим на стыке трех границ. Они там должны нас ждать. Всего-то двести километров. Пройдем их максимум за трое-четверо суток, если ничто не помешает. Ну, от силы потребуется пять, да и то в случае давления со стороны противника, – он опять ткнул пальцем в карту, где, по его замыслу, мы должны были бы выйти. – Там, на всякий пожарный случай, сосредоточить роту нашего отряда, хотя хватит и взвода. А можно воспользоваться и помощью пограничного спецназа. При подходе мы подаем условный сигнал, по которому погранцы и наши ребята устраивают шум, и мы под этот шумок и возню проскакиваем целыми и невредимыми. Если возникнет нештатная ситуация, можем выйти прямиком в соседнее государство. С Ираном у нас вроде как отношения налаживаются. Товарищ полковник из Комитета пусть нам наколочку даст, куда обратиться за помощью в случае надобности, если в Тегеран придется заскочить. Ну? Как мой план?

– Алексей, чего молчишь, – обратился я к заместителю, – ты как? План одобряешь? Вроде ничего себе план!

– А что, план хороший! Стоящий план, командир! Лучше все равно никто ничего не предложит.

– Все! Будем подводить итоги, – решил я заканчивать разговор, – принимаем план Сокольникова, держим в голове и предложение Климова, а действуем по обстановке. Пока все свободны. Идите, готовьте оружие, сейчас поедем на стрельбище, пристреляем пистолеты и автоматы, которые возьмем с собой. На подготовку отведено время до восемнадцатого августа. Да, Алексей! Генерал договорился насчет планера, поэтому свяжись с ним и на аэродром езжай. Тебе ведь придется пилотировать. Постарайся!

– Ну, командир, ты молодец, – рассмеялся Климов, когда мы остались наедине, – прямо Соломоново решение принял.

– Ты, Владимир Александрович, обиду на моих ребят не держи! Особенно на Сокольникова. Он всегда так принимает чужаков. Их уважение заслужить надо. Каков человек, можно только в деле увидеть, а так – чего говорить попусту.

– Так возьми меня с собой, и разговоров досужих не будет. Уважение заслужу, а то думают, что ежели я помощник, то только и умею, что бумажки перекладывать с места на место и на подпись высокому начальству их носить. Я ведь в помощниках без году неделя, а заканчивал, между прочим, пограничное училище. Да, да! Не удивляйся! Профессиональный военный я, а не шпак[12], как вы говорите, какой-нибудь. Не подведу!

– Нет, полковник. С нами ты не пойдешь, потому как здесь нужен. Сначала генералу Корабелову для координации работы наших ведомств. Ты наше прикрытие здесь обеспечиваешь. А после машина там на тебе будет висеть, как и предложил, хотя мы сможем и сами угнать джип с турбазы, но лучше, чтобы ты подогнал, так надежнее – с полными баками и в исправном состоянии. Видишь? У тебя серьезное дело! На твои плечи возложен успех окончания операции и нашего выхода оттуда. К тому же тебе еще надо попасть на турбазу.

– На турбазу я попаду, не волнуйся. Путевка у меня уже есть, – ответил Климов.

– А откуда у тебя путевка взялась? Что-то очень быстро ты ее приобрел.

– История долгая, в двух словах не расскажешь!

– Ладно! Потом расскажешь, когда вернемся! А сейчас поехали на полигон, посмотришь, где мои ребята тренируются, – предложил я полковнику.

На стрельбище мы явились, когда там полным ходом шли занятия. Одна группа бойцов преодолевала полосу препятствий, другая тренировалась маскироваться в болоте. Для этого у нас был выкопан пруд, в котором офицеры лежали часами на дне, дыша через тростниковые и камышовые трубки. Много чего интересного увидел Климов в нашем тренировочном лагере. Но особенно его удивило, когда группа из пяти человек загружала в вертолет большой кожаный мешок, напоминавший человека. Манекен поднимали двое и еще двое принимали его в салоне.

– А что это они делают? – спросил полковник из Комитета.

– У них сегодня отработка тактического задания «Вынос раненого». Вертолет выбросит группу за шестьдесят километров. Они должны осторожно, не привлекая внимания, дойти до полигона, притащив куклу с песком весом восемьдесят пять кэгэ. На войне всякое может случиться. А мы своих не бросаем!

– Ну а если…

Климов задумался, как бы покорректнее сформулировать вопрос, но я понял, о чем он хотел спросить.

– Когда я проходил курсы подготовки, моей группе была поставлена аналогичная задача. Тащить куклу было, конечно же, очень тяжело, вот мы и схитрили. Высыпали песок из нее, прибываем на полигон и докладываем, что, мол, раненый скончался, и мы были вынуждены его похоронить. А руководитель занятий нам вводную: погибшему присвоено звание Героя Советского Союза, и командование приказало похоронить его на родине. Вот мы и побежали обратно, аж целых сорок километров. К следующему утру вернулись. Поэтому наши «раненые» доставляются все живыми.

На огневых рубежах занятия уже закончились. Инструктор по стрельбе ждал нас у входа в стрелковый тир. Я отпустил его, ибо там же на скамейке сидели майор Чернышев и прапорщик Сокольников.

Стрелял Климов очень даже неплохо. Димыч, сидя за столом, где мы обычно чистили оружие после стрельбы, скептически наблюдал, как отработал на огневом рубеже коллега из Комитета. Но по виду прапорщика я понял: он удовлетворен тем, что увидел.

Климов четко и быстро выполнил все наши упражнения, причем сделал это на «отлично», выбив из возможных ста очков ровно девяносто восемь. Он попробовал стрелять из всех видов оружия, состоящего у нас на вооружении и имеющегося вообще в отряде, а оружия было более чем достаточно. Мы стреляли в общей сложности часа полтора. Я уже собирался дать команду заканчивать, как неожиданно Климов спросил:

– А что, действительно существует стрельба по-македонски, или все это досужие выдумки писателей?