— Не пытайся меня оскорбить, это ничего не изменит.

Теперь и только теперь, подумал я: свой запас страха и трепета я исчерпал на год вперед, а если ухмылка и получится не совсем натуральной, это даже к лучшему.

— Дружище Хельмут, не вижу твоей былой беспощадной строгости к самому себе. Некогда ты, начальствующий надо мной, ответил согласием на мою просьбу. Если я преступник, то преступник и ты.

— Я ошибся тогда, позволил себя обмануть. А сегодня исправляю свою ошибку.

— А ты вполне уверен, что и твои соратники назовут это именно ошибкой и никак иначе? Или все члены нашего городского суда твои верные друзья и покорные слуги?

— Для чего бы мне беспокоить их по столь ничтожному поводу? Узник, обвиняющий следователя, — понятно, но… неубедительно.

Снова я видел, как в человеческой оболочке шевелится и повертывается гадина преисподней, и нынче было страшнее, чем вчера. Глаза убийцы были у господина доктора права, да он и был убийцей, и медлил только затем, чтобы полюбоваться на мой страх.

— Если ты этого не сделаешь, за тебя это сделаю я. — Сказав так, я вынул из кармана алмаз и принялся рассматривать его против окна.

— Что это?

— Маленький камушек.

Я кинул его на стол перед ним. Хельмут проделал те же манипуляции, что и я несколько часов назад, и сквозь маску судии с мечом проступило непритворное изумление.

— Тебя обыскали перед арестом!?

— Не наказывай их. — Я забрал свою собственность, и он мне даже не помешал. — Они сделали все, как должно.

— Где ты взял это?

— У одного моего приятеля, которого знаешь и ты. Да, именно у него.

А теперь твой черед бояться, старая гадина.

— Он служит тебе?!

— Не так преданно, как иным, но кое-чего я могу от него добиться. Особенно если мои желания совпадут с его собственными.

(И заметьте, почтенные господа, ведь я ни на йоту не соврал!)

— Ты лжешь. Он сказал, что ты его враг.

— Верно, — я весело оскалился. — А не позабыл ли он сказать, что ты — его друг?

— Что ты подразумеваешь?

— Прежде ты схватывал на лету. Твой свидетель, не умеющий клясться, ненавидит меня и предал из ненависти в твои руки, но поверь старому другу, он не любит и тебя. В самом деле, какое чувство, кроме ненависти, он может питать к столь ревностному служителю Господню?!

— Придержи язык, Вагнер!

— Прости, если выразился неточно. Но поверь мне, он знал, что делает! Он понимал, что ты захочешь… исправить ошибку и наказать преступника, что ты не простишь. Понимал он и то, что я прихвачу тебя с собой, если мне чуточку помочь, совсем немного. И как ни досадно мне будет оправдать его надежды, все же я поступлю так, как он ждет. Семь бед — один ответ, и коли гореть в огне, так хотя бы вместе с тобой, дражайший друг.

— Как же ты это сделаешь? — Он бледно улыбнулся. — С помощью этого камешка? Сейчас его отберут у тебя.

— Давай, зови стражу, — подначил я. — Пускай они подивятся, откуда у преступника диамант великой ценности — ведь вошел-то я сюда с пустыми руками, и в том они поклянутся, если кто их спросит! Это же ты мне его передал, или забыл, как совал его в мой карман и наставлял спрятать получше?..

На сем я замолчал. Молчал и господин юрист.

— Подавись своим камнем, — сказал он наконец, — я запрещу им с тобой разговаривать и слушать твои слова, и будь спокоен, они повинуются!

— О да, — вскричал я радостно, — запрети им, запрети! Что бы ни происходило у них на глазах, что бы ни слышалось из моей камеры, пусть они и головы не повернут, ведь все это будет только колдовским мороком! Как стихнет, они войдут, да поздно будет!

По лицу его я видел, что он пытается понять, чем я угрожаю и может ли быть, чтобы я вправду обладал той властью, о которой говорю. Я же уповал на то, что было мне доподлинно известно: среди вещей, коих досточтимый Хельмут боялся, были его соратники, предательство, дьявол и адские муки — перед смертью и после. Полагаю, в ту минуту он от души мечтал увидеть арбалетную стрелу в моей спине, и сожалел, что не сделал для этого необходимых приготовлений — потому, вероятно, что уготовил мне другую гибель, или же затем, чтобы ничьи уши не услышали, как я называю его соучастником давнего преступления, или по обеим причинам сразу. Теперь же он был как цыган, у которого взбесился и стал на дыбки покорный цепной медведь: выпустить жалко, удерживать страшно.

Но, похоже, ему и раньше приходило на ум, что коварство дьявола может обратиться против него самого, он ждал этого и готовился противостоять. Новая мысль явилась ему, и он улыбнулся краем рта.

— А что если я оставлю тебя в живых?

— Обещаю, что не полезу на рожон, коли получу жизнь и свободу. К великому сожалению, я не смогу погубить тебя, не погибнув сам. Зато, если сделаем так, мы оба славно обманем его и оставим с пребольшим носом. Укротим наши страсти и договоримся, старый дружище?

— Бес тебе друг, — холодно ответил он.

— Нам обоим, — следовательно, по правилам логики, мы друзья одного друга и сами друзья?

— Заткнись наконец, а то как бы я не передумал! Ты будешь жить, но не здесь. После того, как ты осмелился мне угрожать, я не оставлю тебя в Германии. Ни в империи. В этом мире тебе не место.

— Как тебя понимать? Соблюдя свои обещания, как ты изымешь меня из этого мира? Отправишь живым на небо?

— Почти так, — коршун снова усмехнулся. — Тебе известно, кто такие Вельзеры из Аугсбурга?

— Купцы?

— Купцы… — Хельмут сожалеюще рассмеялся. — Как ты был взрослым дитятей, так и остался им. Купец, бедный Вагнер, отмеряет полотно в лавке, а Вельзеры — банкиры, понимаешь разницу?

— Очень богатые купцы?

— Ну пусть так, Господь с тобой. Насколько они богаты, ты поймешь из того, что в должниках у них император и папа, а также герцоги и короли. Так вот, наш император и король испанский отдал им на откуп землю в Новом Свете. Та страна расположена недалеко от островов Вест-Индии, зовется она Венесуэлой, и в ней сейчас немецкий губернатор, очень дельный и отважный человек. Скоро туда отправляется наш флот. Вот с ними-то ты, мой милый, и покинешь Старый Свет. Им нужны врачи, так что твои способности найдут достойное применение.

— Вест-Индия, Венесуэла… — Признаться, я ошалел и не сразу нашелся, что спросить. — А что ты сделаешь, когда я вернусь?

— Когда вернешься? — язвительно переспросил он. — Бог даст, к тому времени я уже отойду от дел! Да ты сперва туда доплыви, а после будешь мечтать о возвращении! А теперь спрячь свой камень, я кликну стражу. Отправлю тебя сегодня же, чтобы ты, чего доброго, не опоздал к отплытию. Напишу приказ и дам тебе прочесть, потом передам охране и приказ, и тебя. Тогда без шума отдашь мне камень. Доволен?

— Вполне.

— Скажи мне теперь, — заговорил он почти мирно, после того как отдал солдату распоряжение позвать господина Динера и привести сюда стражников. — Ты же, как всем известно, учился у этого старого греховодника, что причинил всем нам столько огорчений, — учился не только медицине, но и астрологии. Если два гороскопа противоречат друг другу, как узнать, который сбудется?

— Что значит «противоречат»?

— Ну вот, предположим, Кай — друг Тита. — Эта сволочь рассуждала так безмятежно и так прямо глядела мне в глаза, словно мы с ним были не приговоренный и судья, а два добрых друга, решивших отобедать вместе. — В гороскопе Кая сказано, что он умрет молодым, а в гороскопе Тита — что все его друзья будут здравствовать.

— Так предсказания не делаются. Но я понял тебя. Может случиться так, что друзья поссорятся прежде, чем Кай умрет. Или же — Тит умрет раньше Кая.

— Хорошо, но если противоречие явно и непреодолимо?

— А это бывает редко. И тогда, конечно, одно из двух предсказаний не сбудется.

— Какое же именно?

— Неверное, разумеется. — Я улыбнулся. — Изложи свой случай.

— Как-нибудь позже, если Богу будет угодно, как-нибудь в другой раз. — Он помолчал и добавил: — А ведь может статься, что ты найдешь там золото, Вагнер. Чем только не шутит нечистый… Что ж, и это будет неплохо.