Душечка поставил на стол стакан и посмотрел на Мелану долгим удивленным взглядом.

— Ох, как же с вами сложно. Что ты, что твоя матушка, что отец… Кстати, знаешь, почему она так и не вышла за него замуж? Да потому, что он чуть не задавил ее своей опекой и желанием решать все за двоих. Не привыкла она к такому. А Лиин отвыкла, несмотря на воспитание. Не знаю, что у нее там за мужчина был, но ее за безвольную и безмозглую куклу он не считал.

— Я тоже не считаю, — недовольно сказал Юмил. — Я вообще не понимаю, чего ты от меня хочешь? Я ее не обижаю и…

— Боги, дайте мне терпения, — попросила у потолка Мелана. — Я понимаю, что ты уверен, что извиняться тебе не за что. Ты же практически подвиг совершил во имя любви, или что ты там чувствуешь. От матери с отцом прятался. Интриговал, несмотря на риск и осознание, что можешь в очередной раз схлопотать, и хорошо, если всего лишь перелом руки. Сделал все, чтобы на нее не покушались разные вдовцы, пережившие уже трех жен, самовлюбленные идиоты с высоко стоящими отцами и прочие недостойные. А она недовольна, подумать только. Несмотря на результат твоих усилий. И почему?

— И почему? — с интересом переспросил Юмил.

— Потому что она понятия не имеет о твоих усилиях, твоем риске и том, что ты ее спасал. Для нее все это выглядит совсем иначе. Для нее ты натворил, чего хотел, добился желаемого, не интересуясь ее мнением, и даже прощения попросить не хочешь.

— Да? — Веливера приподнял брови и отпил из стакана. — Интересно.

— Интересно ему, — проворчала Мелана. — Юмил, а ведь знаешь, мои родственники приходили ко мне. Приезжали на свадьбу дальней родственницы в Трехголов, увидели меня такую наряженную и счастливую в парке. Я там наш детский сад выгуливала, как раз была моя очередь. Узнали, но подходить побоялись, сначала расспросили кто, да что. А узнав, что волчица, причем не из бьющих, а из думающих, да еще и маг, что не бедная, что сам глава города сватался и до сих пор на каждый зимнепраздник посвящает плохие стихи… В общем, поняли, что несчастная дочка неудачливого купчишки и еще более несчастная сестра братца, промотавшего и их общее маленькое наследство и приданое жены… поняли, что я высоко взлетела. Даже выше той родственницы, к которой на свадьбу приезжали, раз уж сам глава города не оставляет надежд.

— Они просили денег? — с любопытством спросил Юмил. — Твой братец и…

— Нет, у братца хватило ума не попадаться мне на глаза. Видимо испугался, что разозлившаяся волшебница превратит его в хорька или что-то похуже. А вот его нахальная женушка пришла, не постеснялась. И трех дочек привела. Одела бедненько, но чистенько, хотя та родственница накупила им платьев, я потом узнавала, и привела, чтобы на жизнь пожаловаться и уговорить меня помочь ее дитяткам найти мужей получше и побогаче. И знаешь, я ведь добрая, и я наверняка помогла бы этим девицам выйти замуж. В том городке и писарей хватает, которым знакомиться с девушками некогда, и счетоводов. Да и кто-то получше мог соблазниться премиленькой мордашкой и объемным бюстом средней, но их мамаша сделал большую ошибку. Она заявила, что только благодаря некрасивому поступку ее мужа я там, где я есть. Что это судьба его вела. И что я теперь обязана оплатить эту помощь. Представляешь?

— Представляю, — сказал Юмил, нехорошо прищурившись. — И что ты им ответила?

— Попросила уйти. Вежливо попросила. Но эта настойчивая женщина, вместо того, чтобы извиниться и попробовать все исправить, стала мне рассказывать о долге перед семьей. Что моего несчастного брата, проигравшего сумму, которой у него отродясь не было, могли убить, оставив трех маленьких девочек сиротками. Что мой сестринский долг был помочь, а я сбежала, и им еле-еле удалось доказать, что они к моему побегу непричастны и отдавать все тот же долг уже не должны. Ну и много еще чего. Я даже спросила, почему она в таком случае сама не отправилась в тот бордель отрабатывать мужнин долг, у нее и личико ничего тогда было и фигура. Но эта мымра заявила мне, что я не имею права такое предлагать замужней женщине. У нее ведь репутация и дочери, которым еще замуж, это я была никому не нужная сирота, которой они и сама судьба помогли возвыситься. В общем, она тоже считала, что результат стоил чего бы то ни было, и что она ни в чем передо мной не виновата. Ведь все для моего блага.

— Хм, — сказал Веливера. — Мелана, ты преувеличиваешь, все вовсе не так, я всего лишь…

— Я знаю, что все не так. Но ты ничего не говоришь, и для Лиин ситуация выглядит не намного лучше, скорее всего. Я понимаю, что тебе легче сразиться с драконом, чем попробовать вести себя, как распустивший хвост Каяр, но даже мне, мудрой женщине, с моим множеством жизней, очень приятны те же нелепые ухаживания Ошина, даже его плохие стихи приятны, хотя я осознаю, что узнай он обо мне все, наверняка бы сбежал в ужасе. А Лиин молодая девица. А ты ведешь себя так, словно она твоя напарница-волчица, для которой слова «долг» и «дисциплина» важнее каких-то там романтических бредней. Вот только, Юмил, никакого долга у нее нет. И дисциплине ее ни в школе магии, ни на болотах не учили. А школы для благородных девиц она счастливо избежала. Иначе была бы сейчас в лучшем случае еще одной Уточкой. Юные элана, побывавшие в этих жутких школах, все такие — робкие, наивные и уверенные, что без мужчины они ни на что не способны. А многие такими и остаются, даже когда житейский опыт получают. Собственно, если тебе нужна покорная жена, которая будет радостно встречать улыбкой, не задавать вопросов и ничего не требовать, тебе надо было идти на ее поиски в такую школу, а если…

— И что мне делать? — с интересом спросил Юмил. Мелана вздохнула, удержалась и не погладила его по голове.

— Прочти письмо, попытайся понять, что тебе пытаются сказать и не веди себя как бесчувственный болван. Проклятье, если женщина для тебя важна, сделай для нее хоть чуточку больше, чем делал для тех, что были не важны.

— Хм, — отозвался Юмил. — Врать, рассыпаться в комплиментах, преувеличивающих все, что только можно…

— Юмил!

— Мелана, вы, женщины, иногда очень странные, просите одно, желаете другое, мстите за третье.

— Мужчины не лучше, — проворчала Мелана. — Читай письмо. И чтобы завтра у нее пропало желание в очередной раз швырнуть тебя об стену.

— Хм, — повторился мужчина. — Знаешь, у нее такое лицо делается… забавное.

— Болван!

Традиционные наряды императорских невест, которые на следующий день выйдут замуж, выглядели так, словно эти невесты отравлялись поучаствовать в древнем кровавом ритуале, причем в качестве жертвы. То ли платья, то ли ночные рубахи были белые, длинные, горловина затягивалась на шее тесемочкой, широченные рукава полностью скрывали руки, а серый обрывок веревки заменял пояс. Кроваво- красная вышивка на подоле и плечах только усугубляла впечатление. И девушки очень радовались, что ехать просить благословления женской богини надо было не босиком. Потому что ехали они на самом деле недалеко. И почти половину пути прошли пешком, по широкой улице, ведущей к храму, которая могла похвастаться остатками древней дороги из красного камня, кучей колдобин и запретом на любые прогулки, кроме пеших. Богиня, видимо, за что-то не любила лошадей и повозки.

Зато она обожала толпы людей и полевые цветы, под которыми невест пытались похоронить, швыряясь целыми вениками.

И уклоняться не то чтобы было нельзя, просто некуда. Невестам оставили узкий проход. И люди, если бы не сдерживающая их стража с ростовыми щитами, могли бы дотянуться до девушек руками.

— Мне страшно, — прошептал кто-то за спиной Лиин, когда один из стражников покачнулся из-за толчка в спину.

Лиин глубоко вдохнула, отогнала желание сгорбиться и попытаться стать меньше и гордо пошла дальше. Тем более идти уже было недалеко — храм, выстроенный из того же красного камня, что и древняя дорога, возвышался этакой стрелой-башней буквально в десятке шагов.

В храме оказалось пусто, мрачно и холодно, у девушек даже появились сомнения, что богиня, в честь которой его выстроили, действительно любит женщин. Зато ощущение, что тут их и принесут кому-то в жертву, росло и крепло.