- Как хорошо, что ты пришла, Марьяна! В такой важный момент ты с нами!

Тут стали выходить пассажиры, и всё внимание присутствующих перекинулось на них.

Вскоре показался и Илья. Он был в незнакомой тёмно-коричневой дублёнке из овчины, лицо загорелое и уставшее, на левой щеке Марьяна заметила свежий шрам от царапины или пореза, тёмно-русые волосы, как и прежде, были коротко пострижены. Первыми, кого обнял, были мать с отцом, шагнувшие сразу в его объятия. Прижал к груди обоих сразу и уткнулся носом в светлые, высвеченные перекисью волосы матери, прикрыв на пару секунд глаза. А когда открыл, то его взгляд встретился со взглядом жены.

Странное завораживающее чувство охватило Марьяну, словно окунулась в океан любви и нежности, которые, ей показалось, излучали его зеленовато-серые глаза. Поддавшись их очарованию, она с трепетом потянулась было к мужу, хотела кинуться ему на шею, но её опередила Радуга-Дождик, оказавшаяся проворнее. Только-только Илья освободился из объятий родителей, как она уже прижалась к нему, крепко обхватив за талию и закрыв своей высокой модельной фигурой Марьяну.

Той пришлось отступить. К тому же корреспонденты принялись суетливо снимать и её значительно оттеснили в сторону. Девушка попятилась, уступая всем, кто стоял сзади. Натолкнувшись на фээсбэшника, она тихо сказала ему, что собирается уехать домой. Он выразил сожаление, что не может её сейчас отвезти, поскольку по долгу службы должен какое-то время понаблюдать за встречей.

- Ничего, я доберусь на автобусе, - успокоила его Марьяна и быстро направилась к выходу из аэропорта.

Через два часа была уже в квартире у Железновой, где старшие подруги, выслушав её рассказ о неудачной попытке встретить Илью, окружили любовью и заботой.

- Сегодня чудесный день – суббота и День конституции, мы выключим все сотовые и будем праздновать в тишине, спокойствии и радости, - заявила категорично Людмила, -нажарим моей любимой кеты сколько захотим, сок гранатовый у нас есть вместо вина, и будем смотреть скаченные комедии. А назавтра придумаем ещё что-нибудь занятное.

На следующий день о возвращении Ильи Оленева знал почти весь город: репортажи со встречи в аэропорту прошли по местным каналам.

Когда Марьяна после выходных появилась в университете, её засыпали вопросами. Она отвечала уклончиво, и постепенно её перестали донимать, ведь всё было показано и рассказано по телевизору. На экране мелькнула и Марьяна, так что никто не сомневался, что она встречала мужа.

Свой смартфон девушка включила, лишь когда приехала в бабушкину квартиру. Оказалось, ей звонили 12 декабря многие: и мама, и Нина, и Лера, и Голубев, и, к её удивлению, даже красавчик Паша Орлов. Раз пять пытался дозвониться и муж.

Она не стала ему перезванивать: в глазах всё ещё стояла страстная сцена с жаркими объятиями его с красоткой Радугой. Прямо вцепились друг в друга. Удивительно, но этого эпизода не было в репортажах, как будто телевизионщики сговорились его вырезать -Марьяна с подругами всё-таки посмотрели вечерние выпуски новостей.

А маме и Нине с Лерой она уже позвонила от Людмилы по простому телефону. Ну, а Сергей Голубев нашёл её в университете на одной из перемен и сразу принялся допытывать, намерена ли Марьяна вернуться к мужу, неужели простит ему измену.

- Это не твоё дело! – возмутилась девушка. – Ты лучше следи за своими многочисленными подружками, переживай за них, а меня оставь в покое. Я не одна из них!

- После аварии ты так изменилась! – с сожалением произнёс Сергей. – В тебе появились резкость и язвительность, ты заразилась от Желе, все в больнице о её колкости наслышаны, хотя отец говорит, что специалист она от бога. Не теряй, Умняшка, своей мягкости, прошу тебя!

- Хочешь сказать, покладистости? - хмыкнула Марьяна в ответ. – Надеюсь, я сохраню её, но не в отношении тебя. – Заметив неподдельное разочарование и обиду на лице парня, посмотрела со всей серьёзностью в его опечаленные глаза и уже как можно мягче произнесла: - Давай, Серёжа, не будем ссориться, ты прав, я злюсь на всех, у меня трудное сейчас время, но я хочу во всём разобраться сама. И помощь мне пока ни от кого не требуется. – Помолчала и добавила: - А Желе, между прочим, прекрасный человек! А жёсткость её – это обыкновенная маска. А в груди у неё – тонкая чувствительная душа.

Возвращаясь из университета, Марьяна неожиданно увидела возле своего подъезда Илью. Он был в той же дублёнке, что и в аэропорту, и норковой шапке-ушанке, которую купил прошлой зимой.

- Ты? – искренне удивилась она. – Что тебе здесь потребовалось вдруг?

Зеленовато-серые глаза сверкнули гневом и раздражением.

- Вот уже два дня не могу дозвониться до тебя! Почему ты не перезваниваешь? Я матери твоей звонил, она сказала, что ты у подруги, но телефон её не дала. Нам нужно поговорить! – нервно выпалил одним духом.

- Хорошо! – согласилась Марьяна. – Поднимемся ко мне.

На лестничной площадке их встретила сгорающая от любопытства Дуська, скорее всего, увидела их из своего окна на кухне.

- О, как я рада, что вы живы, господин Оленев! – заверещала, хлопая накрашенными ресницами и складывая почти после каждого слова губы бантиком, неумело изображая томную дореволюционную барышню. – Значит, скоро я вас увижу на экране! Какое счастье! Я всегда смотрю ваши передачи. А когда вы разбились на самолёте, я рыдала несколько дней…

Илья широко улыбнулся ей в ответ.

- Мне повезло, я не попал в разбившийся самолёт, но мне приятно, что вы переживали!

Едва отделавшись от надоедливой старушки, супруги, наконец, скрылись от неё в квартире. Сняв верхнюю одежду, они, не сговариваясь, направились на кухню. Марьяна поставила чайник на плиту.

- Я буду кофе, - распорядился Илья, усаживаясь за стол в углу возле окна.

- Хорошо, но у меня только растворимый, причём самый дешёвый! – с вызовом в голосе ответила Марьяна. – Сама я всегда пью чай.

Чуть сморщившись, он кивнул:

- Согласен и на растворимый.

Скрестив руки на груди, откинулся на спинку стула и принялся молча наблюдать за женой, как та достаёт из настенного шкафчика голубые фарфоровые чашки и блюдца, сахар, печенье и банку с растворимым кофе, который наверняка куплен бабушкой, к тому же, может, года два-три назад.

Ещё в аэропорту Илья заметил, что Марьяна сильно похудела. Более чёткими и выразительными стали скулы, а щёки впали. Смуглая кожа, имеющая обычно нежно-коричневый оттенок, несколько побледнела, отчего большие антрацитовые глаза казались преогромными и сияли беспокойным светом.

Она постриглась, кажется, её причёска называется каре-бобом. И как ни гордился прежде Илья длинными шелковистыми волосами жены, невольно пришлось ему признать, что теперешний их вид – почти до плеч, с удлинёнными боковыми прядями и густой гладкой чёлкой на бок – делает её взрослее, современнее и ещё красивее, чем была. Поскольку раньше свои волосы она чаще всего заплетала во французскую косу, сейчас они красиво окаймляли нежное личико, подчёркивая живым блеском и чернотой правильность черт и прямоту аккуратного носика.

На ней был дешёвый, несколько мешковатый синий с чёрными вставками флисовый жакет на молнии, который почти полностью прикрывал бёдра, обтянутые серо-голубыми джинсами. Зачем Марьяна его носит, мелькнуло у него в голове, жакет скрадывает её стройную фигурку, а ведь у неё много красивой дорогой одежды, которую он покупал. Почему влезла в старьё, приобретённое ещё до их свадьбы?

Также обратил внимание, что и верхнюю одежду жена теперь предпочитает старую, досвадебную: носит китайский ширпотребовский сиреневый пуховик вместо дублёнки и норковой шубки, подаренных им ей. Их она почему-то оставила в его квартире.

- Ты зачем переехала сюда? – спросил, хмуро оглядывая кухню. – Здесь пора всё перекрасить, переклеить и поменять.

Марьяна молча, словно не услышала вопроса, и нисколечко не торопясь налила кипяток в чашки, опустила в одну пакетик чая для себя, в другую, не спрашивая гостя, положила две ложечки кофе и поставила её перед ним. И уж потом, посмотрев прямо ему в глаза, произнесла спокойно и тихо: