Валерка, помнится, рассмеялся, услышав мой простодушный вопрос, да ещё и мою физиономию удивлённо-растерянную в лучах фонаря заметив.

– У вас, провинциалов, какой-то совершенно гипертрофированный взгляд на нашу московскую жизнь и самих москвичей, – сказал мне беззлобно и не кичась, густое облако дыма изо рта выпуская. – Вы у себя во Владимире думаете, что тут в Москве – рай, и живут и работают тут у нас сплошь одни только ангелы-небожители.

– Никто так не думает, Валер, не надо утрировать и опошлять, – слегка обиделся я. – И не надо нас, провинциалов, за полных кретинов считать: это не правильно. Кретинов и идиотов, я подозреваю, и у вас в Москве много: они везде есть. Это уж как водится. Но только я думал, да и сейчас так думаю, уверен даже, что уж в науку-то, где ты подвизался, чудаков и бездарей не берут. По определению, что называется. Там просто обязан быть весь интеллектуальный цвет русской нации сосредоточен… Это же не наш стекольный завод, куда кто хочешь устроиться может и секреты мастерства постичь – было б желание. А в ваш оборонный НИИ чтобы попасть, как представляется, мозги и талант нужен, знания глубокие, к аналитическому труду способности. И многое ещё чего. Туда же не возьмут на работу всякого, как я понимаю.

– Не правильно понимаешь, Вить, в корне не верно, – опять снисходительно заулыбался Валерка. – В нашей советской науке, поверь, такие бездари и ничтожества отираются, не приведи Господь, которых ещё и на ваших стекольных заводах не скоро сыщешь. И знания и талант, как ты говоришь, тут ни при чём: они не имеют ровно никакого значения. Главное, чтобы была “мохнатая лапа” – этакий золотой ключик московский, что с лёгкостью открывает любые двери и любые “замки”.

– Да ладно тебе, Валер, плести-то, “пургой” столичной меня “заметать”! – не поверил я, на собеседника недовольно глядя. – Ты хочешь сказать, что и меня в ваш особо засекреченный институт взяли бы, наш гусь-хрустальный техникум художественного литья когда-то закончившего, – если б у меня, к примеру, “мохнатая лапа” была, как ты утверждаешь, связи?

– Взяли бы, точно тебе говорю, – уверенный ответ последовал. – И жил бы ты в нашем НИИ, как у царя за пазухой: весь в деньгах, в тепле и в почёте. Круче любого крутого учёного, одним словом, – академика или ещё кого! Мало ли их у нас в советское время было! Ходил бы в белом халате по этажам важно изо дня в день, чаи с баранками попивал, молоденьких девочек на чердаках и в подсобках трахал, которые от скуки и от избытка сил тебе бы сами в штаны залезали; весною – особенно. И ни черта бы годами не делал, палец об палец не бил как представитель новой советской знати, элиты общества, космоса. И ещё бы зарплату за тот свой узаконенный “порожняк” получал, гарантированно имел бы свои 200-300 советских рубликов ежемесячно – на пропитание и сносную жизнь. Факт! У нас так большая часть сотрудников до сих пор подъедается – без образования и мозгов, без навыков маломальских. До пенсии, ни черта не делая, доживает, до седых волос… Да и на пенсию уходить не торопится – ждёт, пока вперёд ногами с предприятия вынесут, да ещё и похоронят за государственный счёт. Поди, плохо!

–…Не верю, Валер! Уж извини, но не верю тебе! – твёрдо ответил я, подумав, не принимая душою сказанного совсем. – Преувеличиваешь, скорее всего, и на свой бывший институт клевещешь и наговариваешь, в котором тебя обидели, наверное, сильно, с зарплатою, с повышением обошли. Вот ты и бесишься, мстишь своим бывшим сослуживцам задним числом, гадости про них ходишь и всем рассказываешь. Нельзя так. Нехорошо. Не по-Божьему это.

– Не веришь – не надо. Хозяин – барин, – сухо отреагировал мой молодой напарник. – Ну и не приставай тогда больше ко мне с расспросами: “как” да “что”, да “зачем”? Живи спокойно в своём счастливом неведении, наслаждайся жизнью в Москве, которая тебе дюже сильно нравится…

В общем, всё и на этот раз кончилось неудачей и холодом в отношениях. Покурив, мы опять на ворота встали, прибывавшие машины принялись осматривать и пропускать, изредка перебрасываясь короткими репликами, что в основном службы касались, порядка на вверенном нам объекте. И так – ночь напролёт, пока в 8 утра не пришли сменщики.

Расстались мы с Валеркой и во вторую по счёту смену сухо и неприязненно: напарник мой недоволен был, что я против него восстал и рассказу его не поверил. Категорически…

А я и следующие два дня не переставая про Валерку думал – про то, главным образом, что он мне про свой институт вскользь поведал, завесу тайны нехотя приоткрыл, оголил, так сказать, малюсенькую подводную часть огромного «научного айсберга», чем меня заинтриговал максимально. Всё это было так дико и несуразно в моём понимании, его про славную советскую науку ядовито-насмешливые слова, в которой Бог знает кто отирается, якобы шваль и рвань разная, проныры, сродственники и блатота, – что не хотелось в них, слова его, верить. Ни грамма… Поверить в это – значило бы прежних радужных идеалов себя лишить, убить на корню любовь к Родине, новой России, веру в её очередное интеллектуальное и научно-производственное возрождение и могущество, которые, как думалось мне, не за горами. Не взирая даже на весь тотальный горбачёвско-ельцинский бардак, смрад и разложение… Вот отдохнём чуток, думалось, оглядимся, торгово-рыночным дурман стряхнём – и за ум опять возьмёмся, за работу великую, созидательную. Очередные грандиозные планы только наметим – и вперёд, к вершинам Гордого Мирового Духа. Так ведь всегда в нашей Русской Истории было. Так будет и на этот раз: хотелось в это верить… А мой молодой учёный напарник меня к обратному призывал – ни во что не верить и не надеяться, не строить иллюзий! И из страны без оглядки бежать. На что пойти я никак не мог: этому всё моё естество противилось…

Поэтому-то и в третью нашу совместную смену я перед Валеркой сразу же начал крутиться ужом, во всём ему потакать, где-то и лебезить, уступать, соглашаться. Несмотря на то даже, что был его на семь лет старше и работал на Горбушке на полгода больше по времени, был в смене главным по приказу начальства; то есть мои команды и требования напарник обязан был исполнять. Я очень старался тем самым растопить в его сердце возникшую к себе неприязнь, грозившую перейти в отчуждённость.

Часам к девяти вечера мне это удалось вполне – восстановить добросердечные отношения. И сели на перекур мы с напарником если и не друзьями, то приятелями.

Помнится, в преддверие серьёзного разговора я даже анекдот ему рассказал про Чапаева с Петькой – для затравки, что называется, и полного душевного раскрепощения. Потом аккуратно так на его институт перешёл и советскую науку в целом, которая не выходила из головы и целую неделю мне спокойно жить и спать не давала.

– Валер, – сказал я ему как можно приветливее. – Не дуйся ты на меня, лапотника деревенского, не злись. Я столичному этикету вашему и политесам там разным не обучен, культуре речи: чего думаю – то и говорю, сплеча рублю правду-матку. И это многим не нравится, такое моё мужланство природное и неотёсанность. Люди частенько обижаются на меня за прямоту и длинный язык. Даже соседи и родственники отворачиваются порой, стороной обходят – в знак презрения… Особенно тут, в Москве, это сильно заметно и здорово мне вредит, где люди чинные и благородные сплошь проживают, нервные, гордые и высокомерные, не терпящие от нас, работяг заезжих, колких взглядов и слов, ничего нам совсем не прощающие. Я же это вижу, изо дня в день наблюдаю повсюду – не круглый ещё дурак. И страдаю от этого. Честное слово! Не вру! Стараюсь держать себя в рамках… Ты вот в прошлую смену, как я заметил, тоже обиделся и насупился, отошёл от меня, внутренне отдалился. Хотя ничего такого особенного я вроде бы и не сказал, чтобы сознательно тебя уколоть или, тем паче, обидеть. У меня и в мыслях такого не было. Даже и близко!… Я просто понять и поверить никак не могу, что в науке у нас такое возможно в принципе, на что ты мне с ухмылкою намекаешь. Что там-де больше половины сотрудников в белых халатах ходят – и годами не делают ни черта, палец об палец не бьют; только штаны протирают и стаж зарабатывают трудовой; да ещё девок молодых портят-трахают. Но зарплату регулярную получают якобы за своё безделье и непрофессионализм. Как такое вообще-то возможно?! Как?! Ума не приложу!…