— Ну, раз пошла такая малина, тогда нам ничего больше не остается, как помочь этому уже обреченному городу, — Елена взяла ответственность за принятие решения на себя, — Ори, ты сможешь управиться с этими пушками?

— Как нечего делать! — уверенно ответил гном.

— А как же твои принципы? Никакого огнестрела и всё в этом духе? — Ал начал искать любую, даже самую бредовую отмазку, чтоб сделать всё наперекор Кире.

— Обстоятельства требуют забыть о своих убеждениях, ради общего блага, — ответил гном.

— Тогда хватит болтать и быстро в грузовик, а то пока мы приедем, от Аваласа камня на камне не останется.

Дина и Кира сели в кабину к Оруму. Остальным пришлось залезть в огромный открытый кузов, с наращёнными бортами, где стояли пушки. Когда грузовик тронулся с места, Ал вплотную подошел к Елене и очень тихо сказал на ухо:

— По понятным причинам я не хочу сейчас закатывать очередную ссору, но когда всё закончится, у меня будет к тебе парочка претензий.

Мужчина сел в углу кузова, и больше ни сказал, ни слова.

Глава девятая (Дорм)

Море. Безграничное и величественное. Слезы всего мира, собранные в одной огромной луже. Источник вдохновения мечтателей. Обитель живых существ и их погибель. Всё это — море.

Если б это огромное количество воды имело человеческие эмоции, то сейчас оно было бы в ярости.

Белая пена на гребнях гигантских волн похожа на слюну, летящую изо рта человека, который кричит от злости. А звук, который издают волны, разбиваясь о скалу, походят на гневные выкрики. И пусть кто-то попробует воспротивиться этой ярости — вмиг будет разорван, раздавлен и стерт.

Дорм стоял на краю белой скалы и наблюдал за всем этим. Каменная глыба под ногами была настолько высокой, что даже капли гигантских волн, разбивающиеся об нее, не долетели до парня.

Он стоял и смотрел вдаль, туда, где край моря соприкасался с небом. Оно, в отличии от водной стихии, было спокойным и безоблачным, лишь желтый диск солнца окутанный дымкой и радуга. Её цвета яркие и четкие, как будто не настоящие, нарисованные краской.

Справа беззвучно подошла женщина. Её длинные светлые волосы растрёпаны из-за сильного ветра, они мешают рассмотреть лицо незнакомки. Но это и неважно. Без разницы кто она, важно совсем другое — она беременна.

Женщина в тоненьком белом халате, с уже немаленьким животом, в котором развивалась жизнь, взяла Дорма за руку. Несмотря на сильный холодный ветер, влажность воздуха и легкую одежду, ладонь женщины была теплой.

Когда ее пальцы соприкоснулись с пальцами Дорма, он почувствовал, как спокойствие и умиротворённость овладели его телом. На лице появилась блаженная улыбка.

Дорму хотелось, чтоб этот миг длился вечность, но женщина неожиданно сделала шаг вперед и устремилась вниз, к смертоносным волнам, увлекая парня за собой.

Краткий миг полета, ощущение свободы, эйфория и Дорм падает в морскую пучину. Она поглощает тело и сознание парня без остатка.

Соленая вода щиплет открытые глаза. Все новые и новые волны разбивают тело об скалу. Он чувствует, как ломаются его кости. Видит, как его кровь растворяется в морской воде. Но ему  наплевать, потому что спокойствие, которое исходило от руки беременной женщины, не покидало его. И Дорм безмерно благодарен женщине за это.

Лупоглазого разбудила какая-то возня за пределами палатки. Лежа в спальнике, и укутавшись шерстяным одеялом, ему было тепло, сухо, комфортно, но вот непонятное движение снаружи заставило прервать сновидение, открыть глаза и вслушаться в ночную тишину. Показалось, или нет?

Это могло быть что угодно: мышь (хотя какая мышь, когда на улице сугробы по колено), дежурный обход (хотя какой обход, их палатка располагалась далеко от края военного учебного лагеря, патрули здесь бывали очень редко, и то, по своим делам, а не по долгу службы), Боров с его очередной ночной тревогой (хотя какой Боров, этот гигант не стал бы копошится, он смел бы палатку как ураган).

Все эти мысли показались Лупоглазому после сонным бредом, когда еще толком непонятно, продолжение сна это, или уже суровая реальность, но вот немного закругленное лезвие, тихо и аккуратно разрезающее ткань палатки прям над головой парня — хорошее такое доказательство в пользу реальности.

Глаза уже давно приспособились к темноте палатки, поэтому Дорм не отводил взгляда от лезвия, а руками шарил по полу в поиске оружия. Копье в маленьком жилище очень мешало, поэтому обычно оставалось снаружи, а вот метательные дротики были где-то здесь.

Дорм не выдержал, опустил глаза. Дротиков так и не увидел, а вот из спальника Рыжей уже торчала голова со взбаламученными волосами и рука с пистолетом.

Громогласный выстрел. Он как будто прозвучал сигналом для всего остального огнестрельного оружия в учебном лагере. Началась форменная свалка и безумие.

Лупоглазый, Худорба и Рыжая выбрались из своего заточения, откинув, теперь уже, труп неизвестного врага с поваленной палатки.

Времени искать, и тем более одевать, одежду не было, поэтому в майках, желтых широких штанах, шерстяных носках и при оружии, троица стояла по колено в снегу, в темноте, готовая к любым неприятностям. А эти самые неприятности со всех сторон мчались на них.

Схватив крайний стальной дротик из колчана, Дорм метнул его в тень, бегущую на него.

После сна мышцы были не особо в тонусе, поэтому бросок получился неважным,  оружие пролетело намного выше своей цели. Тень даже не заметила дротика и уже была в опасной близости от Дорма. Времени, чтоб достать новый дротик или копье не оставалось, но неужели зря всё это время Боров делал из хилого мальчугана перекачанного воина?

Чтоб не рисковать понапрасну, Дорм просто, как лягается осел, тыкнул наугад ногой вперед. Попадание в живот, тень отлетела немного назад, а тем временем из-за высокой бледно-желтой палатки Борова уже появилась вторая.

Холодная гладкая сталь продолговатой формы скользнула в ладонь, глубокий вздох, замах, бросок.

Дротик со свистом пролетел свою необходимую дистанцию и намертво пригвоздил врага к одной из стоек тренировочной площадки. Острие вошло чуть левее кадыка, в шею. Если б не серое одеяние, которое было подобием зимней военной униформой, и полумаска, а теперь уже удалось разглядеть нападавших, то можно было б увидеть кровавые пузыри на губах и красные струйки на груди. Этот бедняга уже не повоюет.

А вот тот, которого Дорм пнул ногой уже рвался в атаку. Он почти подобрался к парню, чтоб попытаться вспороть его своими двумя закругленными ножами, но не добежав трех шагов, враг в сером упал как подкошенный. Рыжая всадила в него три патрона. Стреляла она хорошо, но так чтоб попасть с одного выстрела по бегущей мишени еще и не задеть товарища, это тяжело.

Дорм обернулся, чтоб найти, наконец, и взять свое копье, но его на секунду застопорила открывшаяся картина.

Рыжая хладнокровно расстреливала врагов, бежавших на нее. Девушка безошибочно, каждой пулей, попадала в цель, только перезарядка останавливала ее на пару секунд от бесконечной пальбы по врагам.

Худорба же в это время дрался с двумя противниками одновременно. Он крутился и изворачивался от закругленных ножей так, как будто заранее знал, где они будут в следующую секунду. Параллельно он разделывал своих врагов коротким мечом. Раны Кравчик наносил через раз и это больше походило на большие и глубокие царапины, но складывалось ощущение, что он снимал с них шкуру, как со свиней. Он не убивал их сразу, а оставлял десятки кровоточащих порезов, которые вскоре сделают свое дело.

Вот оно! Вот то, к чему готовил их Боров больше чем полгода. Убивать и не быть убитыми. Дорм сотни раз прокручивал в голове сцену, как он первый раз убьет человека. Он думал, что это будет тяжело, что не сможет. Но на деле всё оказалось не так. Никаких сомнений, никаких сожалений, никаких терзаний. Лишь удовлетворение. Я выжил, а противник нет! Я сильнее его, и все эти муки были пройдены не зря!