– А ваш отец? Он жив?
– У него большая плантация и много рабов. Я не приемлю его жизни, – ответил девушка, заметив, как внимательно следит за ней Бигелоу.
– Хорошо, Сэдди, вы молодец. Можно ещё вопрос: а вы хотя бы примерно знаете, о чем статья, которую ваш дедушка хотел написать? Она была напечатана после его смерти?
– Я не знаю, – растерянно посмотрев на Ханну, Сэдди покачала головой.
– А люди, которые к вам приходили, коллеги дедушки, они спрашивали вас об этой статье, или вообще о дедушкиной работе? – Сэдди на несколько секунд задумалась.
– Да, они меня спрашивали, не помогала ли я дедушке, не знаю ли я, остался ли у него недоделанный материал. Я сказала им тоже, что и вам.
– А вы не спросили, зачем им это нужно, Сэдди?
– Нет, не спросила. Но думаю, они хотели закончить дедушкину работу.
– Но зачем? – возбужденно произнесла Гудвин. На секунду она забыла, что нужно всти себя сдержанно.
– Послушайте, мисс Гудвин, вы хотите, чтобы я вам что-то рассказала? Но в таком случае мне нужно было быть с дедушкой в тот вечер, когда он умер. Прошу вас, давайте закончим, – голос девушки звучал спокойно и ровно, но Ханна поняла, что ещё немного и Сэдди сорвется.
– Простите меня. Мы сейчас уйдем. Последний вопрос: вы уверены, что мистер Лонгман умер своей смертью?
– Вы так говорите, как будто знаете обратное… тогда расскажите мне, это же мой дедушка умер.
– Мы как раз хотели от вас узнать что-нибудь, что помогло бы ответить на этот вопрос, – сказала Ханна и, вставая со стула, добавила: – Спасибо, Сэдди, нам было очень приятно с вами поговорить. Вы очень помогли нам.
Она посмотрела на Бигелоу, который как ни в чем не бывало, пил вкусный чай и не мог отвести взгляд от девушки.
– Джон, нам пора!
– А?.. Да! Да, мисс Лонгман, Сэдди, было приятно познакомиться, – он протянул ей руку. – Чай был очень вкусным.
Молодая хозяйка едва заметно улыбнулась в ответ. Уже у выхода она остановила их вопросом:
– Погодите! Скажите, а о чем вы будете писать? Можно вас попросить?
Журналисты внимательно смотрели на неё.
– Не пишите ничего плохого. Пусть он умер, но мне будет очень неприятно читать всякую ложь и гадость, поэтому пятнать его жизнь грязными статьями или выдумывать нелепые причины смерти не нужно. А ещё, пожалуйста, не упоминайте в вашей работе о том, что его могилу осквернили. Я вас очень прошу!
– Сэдди, можете не беспокоиться! Я хочу написать о вашем дедушке из лучших побуждений. Подождите, что значит, осквернили? – Ханна была потрясена услышанным, она даже не сразу поняла смысл сказанных слов.
– А вы разве… Сразу после похорон могилу дедушки откопали, а тело его исчезло. Я… это просто ужасно… – девушка не договорила и разрыдалась, пряча руками раскрасневшееся лицо. Ханна немедля подбежала, обняла Сэдди и быстро-быстро заговорила.
– Сэдди, это ужасно. Я вам сочувствую… Не так давно я потеряла свою мать, и понимаю, что у вас твориться в душе, Сэдди. Будьте сильной! Вам ещё жить! Жить долго и счастливо; всякая боль утихнет, вы должны быть сильной! Обещаю вам, ничего грязного в газетах о своем дедушке вы не найдете.
Девушка сквозь непрекращающиеся слезы искренне улыбнулась.
– Если бы я что-то знала, то обязательно рассказала. Извините.
Ханна поняла, что девушка не лжет, быстро попрощалась и оставила её в покое, двинувшись к выходу. За своими спинами журналисты услышали, как Сэдди пытается успокоиться.
– Джон, ты слышал ее слова!? Это просто ужасно! Надо бы ей помочь! – последние слова Ханна адресовала именно Бигелоу.
– Почему ты так смотришь на меня? Я вряд ли смогу что-то сделать.
– Джон? Не нужно рубить с плеча. Подумай, может, ты сможешь пристроить ее куда-нибудь, или помочь разобраться с ее делами?
– Дорогая, это уже перебор. Я понимаю ее горе, но… почему я ей должен помогать?
– Потому что ей нужна помощь! Она совсем одна! Неужели тебе не жалко девушку? – Джон неловко сглотнул, раздумывая, что ответить.
– Единственный близкий человек умер, так ещё и не хватало, чтобы его тело выкопали, боже, как же это противно…
– Дорогая, ты стала богобоязненной? – слегка удивился редактор, сказав эти слова, чтобы немного отвлечь девушку.
– Ты поможешь ей, Джон? – резко остановившись, спросила Ханна.
– Так уж и быть, подумаю, что можно сделать, – не успел Бигелоу произнести этих слов, как Гудвин бросилась ему на шею с искренней улыбкой.
– Ладно тебе! Ханна, Ханна! Пожалуйста, не вгоняй меня в краску! – не решаясь резко отстранить девушку, строго попросил Джон. Когда та, наконец, пришла в себя, мужчина продолжил. – Знаешь, что меня поразило в Сэдди? О чем говорит эта девушка! Ей не хочется быть учительницей! Ей кажется это скучным! Ханна, не зови меня больше никуда, не то меня со всех сторон опутают женщины, которые ведут себя раскованнее, чем я, – Гудвин с улыбкой восприняла слова товарища.
– Тебе понравилась Сэдди, да, Джон?
– Это слишком личный вопрос! – Бигелоу был серьезен, как никогда. Но как бы между прочим, ответил: – Но если быть откровенным, что-то в ней есть…
Некоторое время они шли молча.
– Ханна, мне кажется, ты ввязываешься в какую-то авантюру. Я слушал вас, наблюдал за тобой всё это время. Что такого ты хочешь найти в смерти старика-журналиста? Откуда ты вообще о нём узнала? Почему именно он? Зачем тебе все это нужно? Что тебе дал этот разговор! Я ничего не понял, – редактор неопределенно повел глазами. – Ни зачем мы пришли сюда, ни что нам было нужно, а твои вопросы вообще поставили меня в тупик. Она же ничего тебе не сказала! Такое ощущение, что тебе просто нужен был повод, чтобы привести меня и, надавив на жалость, заставить помочь Сэдди.
И коснувшись локтя Ханны, Джон добавил: – Только сильно не кричи, не хочу, чтобы женщина рядом со мной вела себя, подобно мужчине.
Ханна зло прищурила глаза.
– Все вы одинаковые! Вот поэтому я и не хочу никого из вас слушать! Джон, давай договоримся: мне неприятно слышать от тебя подобные фразы, я не твоя жена, и я тебя позвала, потому что действительно нуждалась в помощи, а не в подсказках, как мне говорить, ходить или махать руками, скакать и прыгать! – Ханна говорила это спокойным голосом, а когда закончила, Джон понял, что она обиделась.
Остановив журналистку, он виновато посмотрел в её глаза.
– Прости, дорогая! Эти стереотипы, это воспитание, всё это, конечно же, давно устарело и никому не нужно, но мне трудно изменить себя, трудно перешагнуть через привычки!
– От тебя всё ещё плохо пахнет, – ответила журналистка на попытку мужчины извиниться. – В общем, мисс Лонгман ни сказав ничего конкретного, поведала много общего, что обязательно мне поможет в написании этой статьи. Да я пошутила, Джон, не нужно так мучить туфлю.
Они пошли дальше. Мужчина время от времени принюхивался, задетый словами девушки.
– Понимаешь, Джон, у меня есть все основания думать, что этого старика убили, а несчастный случай был подстроен. Умница Сэдди, а я думаю, она не врала, сказала, что ее родственник не пил, значит то, что писали в газетах, полная ерунда, и Лонгман не мог умереть, перебрав спиртного.
– А газеты такое писали?
– Пришлось перешерстить ни один десяток газет! А бросаться под поезд, думаю, ему тоже не зачем было, он ведь работал перед смертью над чем-то серьезным. Теперь мне нужно собрать как можно больше информации, чтобы понять, кто и зачем это сделал? Поэтому я и позвала тебя, чтобы ты оценил воочию масштаб будущей публикации. Наверняка, Лонгман что-то знал, или что-то искал, а может уже нашел, поэтому его и убили.
– Но кто?
– Я думаю, тут дело связано с политикой! Больше пока не могу ничего тебе сказать.
Мужчина некоторое время размышлял.
– Да, если получится разоблачительное дело, ты так поднимешься, что я буду тебе завидовать. Да и газету потянешь вверх. Только у меня к тебе один вопрос: откуда ты знаешь, что его убили? То есть, откуда у тебя появилась такая мысль?
