Но ни ощущение удовлетворения от воспоминаний, когда Пол точно рассказывал схваченный на лету материал прошлой лекции, ни веселые истории в перерывах между занятиями, ни сияющие улыбками лица девушек, прохаживающих мимо здания школы в утреннее время, не смогли пробить стену негодования, вдруг выросшую в его сердце.
В дверях школы появился высокий худой парень, в очках, с сильно вытянутым лицом, покрытым шрамами от юношеских угрей. Грегг Аткинсон сильно комплексовал по этому поводу, думая, что большинство студентов избегают тесного общения с ним, по причине отталкивающей внешности. Но Грегг забывал, что он был самым большим занудой, и отличался от большинства учеников школы громадными знаниями, что вкупе и служило основной причиной неприятия его среди товарищей. Мозг у Грегга действительно работал отлично, отчего ему, до появления на курсе Пола, пророчили большое будущее все преподаватели. Конечно, Гудвин не мог помешать Аткинсону закончить учебу лучшим студентом, очевидно уступая ему в теории, но никто не мог сравниться с Полом при прохождении практических занятий. Аткинсона раздражала некая потеря уважения среди преподавателей, и он порой очень злился на Пола, хоть открыто боялся в этом признаться даже себе – он был прилично трусоват и нерешителен. Однако, возникавшее иногда в душе Аткинсона чувство негодования не помешало двум студентам, только познакомившись, быстро сдружиться. И хотя между ними не редко возникали споры, в основном из-за их полярных характеров или из-за желания Грегга показать свою состоятельность в обсуждаемой теме, к общему решению молодые люди приходили так же часто. Их долгие диалоги на высоких тонах о той или иной болезни, том или ином способе лечения, ни один раз слышали все сокурсники, многие из которых смотрели на спорящих с нескрываемой завистью. Для Пола эти споры были способом прийти к истине в вопросе, котором он сомневался; Грегг, в свою очередь, чувствовал, что ему приятно внимание со стороны знакомых, часто следящих за разворачивающимися спорами, но не решающихся влезать в разговоры по причине своей безграмотности, поэтому он почти всегда первый находил темы для диалогов, лишь бы привлечь к себе внимание студентов и преподавателей, иногда, к концу разговора забывая, чем он начинался.
– Пол! – Грегг побежал за другом. – Пол, постой! Я не очень люблю бег! А гонюсь за тобой от кабинета профессора!
Гудвин был уже далеко от школы, когда до него долетел голос Аткинсона. Пол сделал вид, что не услышал Грегга, но сзади вновь долетела просьба остановиться, после чего Гудвин сбавил шаг. Он подумал о том, как бы быстрее отделаться от назойливого товарища. Первое, что услышал запыхавшийся Грегг, было:
– Проваливай к черту, видеть тебя не хочу! Хоть бы слово сказал, а то только и делал, что головой кивал! – раздраженный голос Пола заставил нескольких человек, проходящих мимо студентов, в смятении оглянуться.
– Почему ты разозлился? Профессор просто дал нам очередное поручение. Я могу тебя уверить, что мы не первые, кому он дает подобные задания.
– Мне какая разница, как часто это происходит?! Кем надо быть, чтобы!.. Я не собираюсь этого делать! Ты одним своим присутствием напоминаешь мне о словах Хованьского, да так сильно, что хочется вернуться в лабораторию и двинуть ему пару раз! Чего ты хочешь? – чувство злости переполняло молодого человека. Он остановился, внимательно глядя на Аткинсона. Грегг хотел открыть рот, но Пол снова на него обрушился. – Я всё-таки не пойму, как ты мог промолчать? Тебя, лучшего студента на курсе, разве не возмущает это? Я не могу слов найти, чтобы объяснить, как это паршиво, Грегг?
Аткинсон заметно нервничал, постоянно поправляя свои очки. Стараясь показаться невозмутимым, он с трудом успокоил себя и произнес: – Пол, мы же учимся в медицинской школе. Мы будем врачами. И значит должны быть готовы ко всему. Подумай, сколько ты смертей увидишь, сколько крови тебе придётся смывать со своих рук! Я не вижу в поручении профессора ничего страшного. Мы просто поможем ему организовать занятие, а потом вместе будем проводить исследование. Нет, конечно, его слова немного выбили меня из колеи, но я всё обдумал и… – Грегг не закончил, видя, как с каждым его словом лицо Гудвина становилось всё более перекошенным от злости. Он лишь добавил: – Тем более, я слышал, что такие задания получают только те студенты, которые у него в почете.
– А я первый в их списке, – заметил Пол с усмешкой. Наивные слова Аткинсона немного его успокоили – теперь Пол хотел доказать другу, что тот оболванен профессором. Медленно, с чувством полнейшей уверенности в своих словах, Гудвин заговорил: – Он меня терпеть не может… И тебя тоже он терпеть не может… Ты только не видишь этого, поэтому он тобой легко манипулирует! Если кто-то учится лучше его сына, он…
– Пол, пожалуйста, говори потише! – испуганно оглядываясь по сторонам, прервал Пола Грегг, сердце которого бешено заколотилось при мысли, что их разговор может услышать кто-то из студентов и донести на него Хованьскому.
– Он отдаст все свои силы, чтобы сломать этого человека. Он будет его гнобить, оценивать его знания ниже действительных, – немного тише сказал Гудвин. – А всё лишь для того, чтобы его отпрыск не чувствовал себя глупцом, каким он на самом деле является. Ты разве не заметил, что никто на курсе не получает больше лестных слов от преподавателей, чем Сарит.
– Пол, ты немного не прав, – поправив очки, с нотками обиды произнес Грегг. – Тем более, похвала, это не главное в нашей учебе, все решается, в конце концов, знаниями! А у Сарита их не так много, как…
Грегг устыдился закончить фразы, и Пол, будто бы не заметив слов друга, продолжил:
– Сарит такое же отвратительно создание, как и Хованьский, только пока ещё глупое! Две змеи, хитрые и пронырливые. Мне хватило всего пары занятий, чтобы понять это, а ты уже какой год здесь и всё думаешь, что на хорошем счету!
– Ты не прав! – уже более раздраженно произнес Аткинсон. – Профессор всегда давал мне самые важные поручения, он мне доверяет, позволяет работать в лаборатории в выходные. Мы с ним написали несколько статей, большая часть из их них была опубликована в газетах. Разве это не значит…
– Всё, чего ты достигнешь, работая под его началом, он присвоит себе. Ты для него, как немой водовоз, – выкрикнул Пол. – В этих статьях упоминалось твоё имя? А результаты твоей работы под его началом кому больше выгодны, тебе или ему?
Гудвину надоел этот разговор, тем более, что он видел, как слеп был Аткинсон. Пол сошел с дорожки, чтобы дать возможность пройти группе студентов, и устало поглядел на Грегга, пристроившегося рядом. Тот хотел что-то сказать, что не решался. Оба помолчали.
– Я думаю, тебе нужно успокоиться, Пол. Просто подумай, что это…
Но Пол прервал слова друга взмахом руки. Он не хотел больше возвращаться к этому разговору, так как одна только мысль о подобной затее повергала его в шок. Единственной причиной, по которой Гудвин всё ещё не ушел, была вера в то, что к Греггу вернется разум.
– Пол, пойми, такой опыт пойдет нам только на пользу… – сказал, наконец, Грегг, и, снова увидев возмущенный взгляд друга, поправил себя: – Я имею ввиду, опыт исследования, осмотра, который мы будем проводить.
– Первые мною исследуемые люди находились в морге. И я больше всего не понимаю, почему и сейчас нельзя провести практику как обычно все это делали.
– Ты же сам слышал, профессор сказал, что это особый случай, и в морге сейчас нет подходящего экземпляра для обследования.
– Грегг, Грегг, хватит. Я не стану тебя слушать, можешь не распекаться, – не найдя в глазах друга поддержки, Гудвин закончил: – Увидимся завтра, Грегг. Надеюсь, ты одумаешься.
– Пол, я прошу тебя, не отказывайся, – не отступал Аткинсон, схватив друга за локоть. – Хотя бы ради меня, ради нашей дружбы. Для меня очень важно не опуститься в глазах преподавателей, а если я откажусь, это будет значить конец того, к чему я стремился все эти годы обучения здесь. Пожалуйста. Пол, мне без тебя просто не справиться.