– Ты что, языка не понимаешь, я же сказал – не помню! – белый халат кое-где был испачкан кровью, а руки мужчины пахли чем-то неприятным.

– Ну, я же знаю, что не поезд сбил этого человека, мне нужно только ваше подтверждение.

– Если знаешь, могла не приходить, я работаю.

У Ханны этот отвратительный человечек вызывал сильнейшее желание его чем-нибудь ударить. Но успокоившись, девушка решила действовать по-другому. Она вытащила из своей маленькой серой сумочки две бумажки и протянула мужчине.

– Ещё столько же, – голосом, не приемлющим споров, произнес он.

«Двести долларов! За что же я их тебе отдаю…» – рука девушки снова исчезла внутри кошелька, достав ещё две бумажки, остатки её зарплаты и часть денег, которые ей дал Джерри.

– Теперь помните? – нервно спросила Гудвин.

– Его били и били много!

– А вам заплатили, чтобы вы ничего не говорили родственникам и не показывали тело, ссылаясь на то, что оно сильно искалечено? Верно?

– Мы не на допросе! Это не твоё дело!

– Хорошо! От чего он умер? Он многочисленных ударов?

– Именно. Простак, увидев его изуродованное тело, может быть и поверил бы, что старика сбил поезд.

– А вы мне можете показать официальное заключение с результатами исследований?

– Его нет. Ни в оригинале, ни в копиях. Но я бы всё равно не дал.

– А как выглядели те, кто вам платил за ложь?

– Я пошел. Мне нужно работать.

– Вы сможете подтвердить в суде свои слова?

– Я пошел.

– Хорошо, было приятно поговорить с вами!

Мужчина посмотрел на неё, как на дуру, отвернулся и ушел в палату. Ханна подумала, что даже после смерти не хотела бы попасть в руки этого врача. Подумала, что даже в это помещение она не хотела бы попадать. Холод и смерть царили здесь. «Хорошо, что этот милый собеседник снизошел до меня и хотя бы вышел в коридор, а то я сама бы тут осталась, увидев тела людей» – радовалась журналистка.

Мысли её склонялись то к одному желанию, то к другому. С одной стороны она уже сейчас готова была написать статью, пусть и без имен, пусть не подтвержденную фактами, но с другой, Ханна понимала, что необходимо дождаться Уолтера, старого друга умершего. Ей казалось, что он многое может ей открыть, связанное со смертью журналиста. Решив не спешить с написанием, Ханна Гудвин вышла из мрачного здания. Осенний прохладный воздух наполнил легкие чистейшим кислородом. Солнце уже собралось садиться, ветер становился сильнее, но девушка не спешила домой, пытаясь понять, что же на самом деле случилось с добрейшим журналистом. Вспомнив всё, что ей удалось накопать за короткий срок, девушка поймала себя на мысли, что ей стало интересно это дело не просто, как очередная статья, пусть и весомая, но как нечто важное для неё самой. Она хотела полностью обличить преступников, но теперь уже понимала, что не для своей выгоды, а для справедливости.

Октябрь 1860г.

Утром, за две недели до президентских выборов, входя в просторные помещения Капитолия, Митт бросил взгляд на статую Фемиды, стоящую на куполе этого огромного молодого архитектурного сооружения и, мысленно воззвав к ней, понадеялся, что та не оставит его в такой день, и чаша весов склонится в нужную сторону на сегодняшнем собрании.

У входа в зал заседаний стояли двое полицейских, которые при появлении Митта изучающе посмотрели на него, что немного насторожило мужчину, но решив, что это простая формальность, он забыл о них. Митт уже неоднократно был здесь, каждый раз выступая перед становившимися всё более знакомыми лицами политиков. Каждое новое его выступление было лучше предыдущего, Митт четко – как и обещал – следовал указаниям Джерри, и читал только те тексты, которые ему заранее готовились. Сегодня же читать ничего не нужно было, Гудвин собирался только слушать. Осознавая, что от него сейчас ничего не зависит, мужчине было не по себе, к тому же сегодня он остался без Джерри, которого Ханна забрала для загородной прогулки (в последнее время дочь Митта почти не виделась со своим будущим мужем – тот бросил все силы, чтобы помочь устроить Гудвина на должность заместителя министра финансов, что очень её огорчало, поэтому она, можно сказать, вырвала мужчину на отдых). Но заметив двоих друзей своего зятя, Митт немного успокоился, хотя волнение оставило его ненадолго.

Огромная комната, эхом проносившая негромкие голоса от одного угла к другому, казалась пустой, горстка старых лощеных политиков ни на долю не могла заполнить собой всего пространства зала. Людей действительно было не много; присутствовали только несколько членов законодательного собрания. Никого из высокопоставленных политиков штата не было. Быстрого взгляда на пришедших депутатов Митту было достаточно, чтобы понять, как скучно им здесь находиться. Даже во время своих выступлений мужчина видел гораздо больше политических деятелей. Гудвин, который уже был готов расстроиться, видя такое наплевательское отношение к себе, перевел дух и мысленно послал всех к черту, решив, что будь он единственным человеком в здании, выйти из него он должен победителем.

За полукруглой длинной трибуной ещё никого не было; Митт подошел к знакомым, поздоровался с ними и прошествовал к своему месту напротив обитого богатой красной материей кресла главы законодательного собрания, и сел в ожидании неизвестного. Он старался не оборачиваться на мужчин, уютно устроившихся позади, лишь изредка улавливая доносившиеся до уха обрывки разговоров, тем самым, желая уловить настроения присутствующих.

– Пришел один, – шептал неизвестный Гудвину голос.

– А ты как думал?! Я слышал, у него даже поддержки никакой нет.

– Как тогда он сюда попал…

Митт немного, чтобы этого не заметили, отклонился назад, но теперь услышал уже совсем другие голоса.

– …вчерашние новости?

– Нет, а что там?

– Снова написали, что в городском бюджете нет денег.

– Всё им лишь бы страху на людей навести своими дурацкими статьями.

– Хуже всего, что они правы…

– …жуткая изжога! Моя Джен всю ночь поила меня молоком, думал, что уже и не оклемаюсь.

– Даже не верится… Я хожу в этот ресторан более трех лет и ещё никогда ничего подобного со мной не было.

– Зря только собрались, – наконец, уловил интересующий его разговор Митт.

– Считаешь, ничего у него не выйдет?

– Уверен… ты же знаешь нашего брата, кто будет отдавать теплое местечко кому-то с улицы…

– Это точно. Причем, несколько я знаю, Новак уже подыскал себе заместителя.

Гудвина такие слова повергли сначала в шок, затем в ярость; кулаки непроизвольно сжались, кровь стала приливать к голове, пульс участился. Он готов уже был подняться и не оставить ни одного из присутствующих здесь депутатов без приличной доли оплеух. Однако, он этого не сделал, с трудом себя успокоив. Медленно повернувшись к говорящим, Митт остановил на них свой яростный взгляд. Мужчины тут же замолчали, пытаясь спрятать глаза от этого взгляда. Мысленно проклиная старых мерзавцев, Митт попытался отвлечься, он стал внимательно изучать картины, висевшие на высоких стенах. Отрывками там были изображены некоторые периоды из жизни страны: высадка на восточные берега испанских конкистадоров, англичане, атакующие англичан в войне за независимость, подписание конституции в Филадельфии, и ещё несколько рисунков, в которых Гудвин не смог уловить связи с известными ему историческими фактами.

Наконец в палату вошли верховные главы законодательного собрания. Их было пятеро, все в черных мантиях с одинаковыми париками на головах. За ними вышел министр финансов Нью-Йорка, за ним ещё два человека, должности которых Митт не знал. Все встали; поприветствовав присутствующих короткими взглядами, председатели заняли свои места. Министром финансов был демократ, моложе Митта на несколько лет, гладко выбритый, с аккуратно уложенными волосами, в костюме, который блестел настолько, что смотреть на него при солнечном свете было бы тяжело для глаз. Лицо этого человека, точно его костюм, излучало свежесть, чистоту и полное отсутствие каких-либо морщин, а значит и переживаний. Подойдя к Гудвину, он тихо произнес: