3

- По имени? - удивился Фёдор.

- Да, у меня есть имя, - девушка кивнула.

- Как же тебя зовут?

- Был человек, которому я люба была и мила, вот он и назвал меня - Любомила.

- Но имя дают при рождении, точнее, даже при крещении. Этот человек был тебе отцом?

- Почти что.

- Но тогда какой же ты дух? Да и имени такого нет церковного, оно языческое.

- Ну а какая мне в том разница? - улыбнулась девушка. - Лишь бы меня любили, лишь бы я была кому-то мила.

Фёдор замолчал. Что-то уж слишком искусно лукавый дурит ему голову. Зачем такие сложности, зачем так издалека? Любомила, дух, ничего не понятно. Запутался дьявол сам в собственных ногах.

- Ничего не понимаю. А как же паутинка?

- Я больше не паутинка. В том-то и дело. Ладно, я, пожалуй, тебе лучше всё с самого начала расскажу. Иначе ты так и будешь глаза таращить.

Она помолчала, размышляя, как бы подоходчивее свою историю изложить.

- Был один человек. Он любил лепить разных зверушек, вырезать всяческие фигурки. И я на него очень сердилась, потому что он часто приходил в лес в поисках подходящего материала для своих поделок, и давно пора было наказать его, отвадить, но я всё не решалась. Уж больно мне нравились эти его вещицы. Они были совсем как живые, запечатлённые в такие моменты, которые вообще в жизни редко выпадают. Когда люди, звери счастливы, пребывают в единении с Богом, между собой, с тем, что их окружает. Я непонятно объясняю?

- Да нет, нет, продолжай, - пробормотал Фёдор. Он больше даже не в слова вникал, которые ему говорили, а дивился чудесному воодушевлению, осветившему лицо девушки.

- Трудно сказать, каким образом он угадал моё присутствие, но он стал оставлять некоторые самые удачные свои поделки, как бы даря их мне. А потом, в один прекрасный момент, я и обнаружила её - вырезанную из дерева фигурку девушки с распущенными волосами, в длинной рубашке. Она была так хороша, что я не могла оторвать от неё взгляда, однако много времени прошло, прежде чем я поняла, что тут не просто дар мне, не просто попытка запечатлеть мою сущность - это было для меня приглашение. Конечно, я не утерпела в итоге, забралась в ту фигурку. И до сих пор не могу из неё выйти, она оказалась для меня как бы ловушкой. Но добровольной, желанной ловушкой. Я перестала быть паутинкой: выделилась, обрела самостоятельность, индивидуальность - то, что доступно очень немногим из духов и, скорее всего, никогда не оказалось бы доступным для меня. И я приняла всё с восторгом: и имя, которое было мне подарено, и образ возлюбленной, того человека вдохновлявшей, и легенду о загадочной девушке, совсем юнице - Любомиле, много веков назад действительно жившей в этих местах. Я испугалась сначала своего поступка, думала, что меня накажут, развеют: мы, духи, тоже ведь смертны, только по-своему. Но кара не пришла, а может, лишь отодвинулась по времени.

Она замолчала. Фёдор сидел, поражённый её исповедью, затаив дыхание.

- И что стало с тем человеком? - спросил он наконец. - Арефий убил его?

Любомила вздрогнула, очнувшись, посмотрела на него в недоумении.

- Арефий? Плохо ты знаешь Арефия! Мало кто мог сравниться с ним в силе, выносливости, но и в незлобивости - к людям, зверям - тоже. Демоны, бесы - вот что единственно его на бой поднимало, и тут уж он действительно был неукротим. - Она вздохнула: - Ты спрашиваешь, что с тем человеком произошло? Обыкновенно. Его в чём-то обвинили, пытали, замучили до смерти. Мне было до боли жаль его, но я ни чем не могла ему помочь. Эти люди, с искрой Божией... у них своя судьба. Их ангелы строго охраняют, никому не дозволяют в их жизнь вмешиваться.

- Как же охраняют, когда дали расправиться?

- Так с телом расправились. Можем мы знать, где сейчас его душа? И сколько дано ему прожить жизней? Неужто ты думаешь, что искра Божья людьми рождается? С ней в мир приходят, и она нетленна.

- Тебе ли о том говорить?

- Почему бы и не мне, если это истина?

Фёдор замялся.

- Как его звали?

- Евсеем.

- Ты любила его?

- Я дух, ты требуешь от меня слишком многого, я не знаю, что такое любовь.

- И Арефия ты не любила?

- Нет. Но знаю, что Арефий любил меня. Арефий многому меня научил и даже о любви теперь я кое-что себе представляю.

Фёдор усмехнулся.

- Да, знаю, помню. Хотя я не намеренно проследил за вами. Ты извини, что я тогда подумал, будто он с мальчиком прелюбодеянием своим занимается. Обвинял вас в мужеложском грехе.

Любомила помедлила.

- Ты не ошибался. Он действительно был с мальчиком.

Глава восьмая

1

- Как это? - Кровь бросилась Фёдору в голову. - Ты хочешь сказать...

- Что я дух, - невозмутимо ответила Любомила. - И могу предстать, тебе в том числе, кем угодно: и мужчиной, и зверем любым, ребёнком, человеком, которого ты когда-то любил, а он остался для тебя недосягаемым. Почему меня так и ценил Арефий. То, что он мог от меня получить, никто не сумел бы ему доставить. Мы можем и с тобой хоть сейчас этим заняться, я же раба тебе - ты сам сказал, делай со мной, что угодно. Только всё это дорого стоит. Но ведь стоит того. - Она шептала горячо, всё быстрее и быстрее: - Тебе отрок тот понравился, вот он я!

Перед Фёдором неожиданно возник мальчик-поводырь, однако взор его был нежен, возвышен, не проскальзывало и следа прежней порочности, наглости, развращённости. Мальчик молчал, лишь тихо Фёдору улыбался, а голос Любомилы звучал как бы сам по себе у инока над ухом.

- Вот он, товарищ твой верный. Ты уже не одинок больше. Будешь поверять ему свои тайны, сомнения задушевные. Он всё поймет, будет заботиться о тебе, тобой восхищаться. А не хочешь, чтобы скрашивал он и ночи твои чудесными, неземными наслаждениями, так и будут ваши отношения только братскими, чистыми, до самой твоей кончины такими и останутся, навсегда.

- Изыди, Сатана!!! - не утерпел, взвыл Фёдор. - Именем Господа, громами небесными тебя заклинаю!

Мальчик исчез, вновь появилась Любомила и лукаво рассмеялась.

- Что, испугался, Феденька? И не призывай ты помощи! Заклинания, проклятия твои на меня не действуют. Забыл, кто я? Да и зачем нам слать друг на друга проклятия, если можно и так договориться: расстанемся, будто и знакомы не были. Я ведь уже почти добилась своего, сказать бы тебе: "Уходи, отпускаю тебя от себя!", и я бы тотчас ушла и больше ты никогда бы меня не увидел. Но и сейчас не поздно. Ну, что же ты медлишь, пять слов всего лишь! А перед тем - всё, что бы ты ни пожелал, к Арефием оставленному вдвое, втрое добавлю, подраскинь мозгами: непомерная, сказочная плата за один какой-то ничтожный уголёк.

- Нет, - решительно мотнул головой Фёдор. - Кончен наш разговор. Мне нового тебе сказать нечего. Да и вообще, хватит на сегодня, я очень устал.

- Устал! Он устал, видите ли! - зло прошипела девушка. Она буквально тряслась от негодования. - Нет, погоди, мы ещё толком ни о чём не поговорили. Ты упрям, но я ещё упрямее. Мы должны были условиться, ты же сам согласился!

- Мы уславливались лишь о том, чтобы не враждовать, но ты, не я, истекаешь сейчас ядом, - спокойно возразил Фёдор. - Что касается сделки, то о какой сделке может идти речь? У тебя и предложить-то мне нечего: прелести блуда, которые ты так усердно только что мне расписывала, меня совершенно не трогают, а подарки арефиевы я и сам не знаю куда деть. Ты выставляешь меня обманщиком, ну а я в свою очередь ни одному твоему слову не верю. Я бы и про Арефия усомнился, если бы своими глазами не видел, но может, ты мне просто сцену тогда представила, и отец Арефий был ни в чём не замешан? Сделка! Да никто больше меня не заинтересован в сделке! Только с кем мне заключать её? Если ты действительно, как представилась - последняя спица в колеснице, и весь интерес твой только в том, чтобы сохранить себя заключается, то как я могу с тобой договариваться о том, что для меня по-настоящему важно? А если ты - ведьма, старуха, которая уже дважды приходила, то да, я готов: у меня есть условие! Я отдам всё, что вы ни пожелаете, но при том только, что я остаюсь здесь и делаю то, что хочу.