- Прошу меня простить, отец, но я склонен желать, чтобы вечер этот был завершен поскорее, - проговорил я тихим размеренным голосом.

- То, что ты к этому склонен, меня ничуть не удивляет. Однако твою склонность торопить моменты собственного триумфа я почитаю за недостаток выдержки.

- Вы несомненно правы, отец. И в дальнейшем я приложу усилия к тому, чтобы достичь того же спокойствия разума, каким обладаете Вы, отец. Однако....

- Говори, - он чуть склонил голову в мою сторону, что означало готовность выслушать мои наивные детские пожелания.

- Меня беспокоит благое состояние здоровья нескольких людей, находящихся в этом зале, отец. Ваше, в первую очередь.

- Дальше, - отмахнулся король.

- Ан-кей.

- Хм? - отец задумчиво обвёл взглядом зал.

Полюбовался заливисто смеющейся Дишан, ненадолго охватил своим вниманием Лоран-деа, похожую на бесплотного призрака, отчего-то гуляющего среди живых, посмотрел на Киран... Усевшуюся прямо на пол под колонной и с большим интересом отковыривающей кусочек камня из трещины в ней. В качестве камнеобрабатывающего орудия она использовала одну из заколок, которую вытащила из собственной прически. Прическа от такого обращения немного скособочилась, но держалась. Пока что.

- Ты прав в своем беспокойстве, - вздохнул Вереархат, незаметно подав знак церемониймейстеру.

Тот, в свою очередь, подал знак своему помощнику, помощник - помощнице, та легкой птичкой пересекла зал и шепнула что-то на ухо дирижеру. Тот, доведя звучащую мелодию до конца, сделал знак музыкантам: перерыв.

Я внутренне собрался с силами и снова внушил себе ощущение грядущего успеха.

Киран.

Тактика «не высовывания» определенно, не оправдала моих ожиданий. Или она в принципе никуда не годится, или я неправильно её выполняла. Скай говорил что-то о том, что я должна быть «обычной ан-кей». Что, если не высовываться нужно именно по-ан-кеевски? Менок, то есть минут, пять я размышляла об этом и, наконец, пришла к выводу, что нужно попробовать. Раз уж я умудрилась чем-то насолить этой девице, пока изображала приставку к колонне, значит, некоторых людей раздражает сам факт моего здесь присутствия. Так что даже если моё дальнейшее поведение вызовет чье-то недовольство и привлечет ненужное внимание, я хоть удовольствие получу.

С этой мыслью я сделала глубокий вдох и осмотрелась по сторонам повнимательнее. Тут же я поняла, что стараясь не высовываться, я пропустила кучу интересного. Можно было столько всего осмотреть и изучить в этом зале! А я вместо этого бессмысленно колонну подпирала.

Первым объектом моих исследований я назначила эту самую колонну. Маленький скол с блестящим в нём вкраплением тут же бросился мне в глаза. Интерес мой к нему был скорее обывательский, чем научный. Мне захотелось выцарапать эту крупицу и оставить её себе. Желание довольно странное, признаю, и всё же я решила ему последовать.

Процесс добывания «сувенира» был в самом разгаре, когда я вдруг услышала своё имя. Очень не хотелось прерывать своё увлекательное занятие, но логическая часть меня постановила прислушаться. Пришлось отвлечься.

Я уже успела опуститься на пол, чтобы было удобнее царапать трещинку, так что мне пришлось встать и оправить наряд. Я посмотрела на источник звука - это был Его Высочество Олеакхен. Он стоял на тронном возвышении и говорил... обо мне.

- За все эти несомненные достижения и весомые заслуги перед короной и мною лично, Киран-деа, присутствующая сегодня здесь, в этом зале, получит награду, которую заслуживает. Как высказался один из наших ученых мужей, Шараре-дон: «ан-кей по сути своей творцами являются, и есть у них внутри всё - внутри них заключен целый мир». Потому сложно найти то, что можно преподнести в дар одной из Прогрессоров. Им не нужны драгоценности, кроме как для научных опытов, не нужны породистые скакуны или красивая одежда. Они не склонны к гурманству и не ценят роскоши. То, что по-настоящему нужно ан-кей - это свобода. Свобода творить, свобода познавать, свобода совершенствовать. Потому я, Олеакхен, сын Вереахата Второго, с соизволения моего отца передаю во власть Киран-деа земельный надел Ласточкино Гнездо и право называться Киран Ласточка.

От громкого «ах!», последовавшего за этими словами, в зале поднялся ветер и волоски у меня на затылке.

Подданные были в шоке. И я была в шоке.

Только неприятную девицу, снова попавшуюся мне на глаза, это заявление, похоже, совсем не застало врасплох.

- Вы не имеете права! - вскричала она. - Этот надел по закону должен принадлежать мне! У меня есть бумаги, свидетельства!

- Увести! - коротко велел Олеакхен, не желавший выслушивать крики истеричной особы. - По закону надел перешел во владение короны в начале этого месяца.

Двое из стражей, стоявших вокруг трона, уже устремились к крикунье, но тут подал голос новый персонаж.

- Согласно эдикту Стархата Первого «о сохранении родов», от 12 Листа 234-го, этот надел должен принадлежать Вестанадире Норке! - громогласно заявил молодой мужчина, внезапно оказавшийся рядом с крикливой девицей.

- Согласно эдикту Стархата Первого, этот надел мог бы принадлежать брату Вестанадиры Норки, если бы таковой у неё был.

- Он также мог бы принадлежать её законному мужу! - с некоторым пафосом парировал мужчина.

- Каковым вскоре станет владелец другого надела, что отменяет...

- Нет! Каковым уже являюсь я - Дайвидин Куница!

Старжи в этот момент подошли с двух сторон к этой паре недовольных и, повинуясь знаку Олеакхена, взяли обоих под локотки.

- Вы не имеете права! - заверещала Вестанадира, но стражник что-то шепнул ей на ухо, и она замолчала.

- Довольно неожиданное известие, особенно в свете того, что вышеупомянутая девица помолвлена с другим, - с сарказмом проговорил принц. - Полагаю, вы вступили в брак недавно.

- Мы любим друг друга, Ваше Величество! Мы ожидаем появления на свет ребёнка! - закричал Дайвидин, быстрым рывком прижимая к себе Вестанадиру.

- Какое радостное известие, - скучным голосом сказал Олеакхен. - Мы пришлём вам корзину плодов из королевского сада, дабы поправить здоровье будущей матери после сегодняшних треволнений.

- Но! - крик мужчины оборвался, поскольку стражник резко согнул его пополам. Потом также резко его распрямил, и обоих молодоженов потащили к выходу. Сопротивляться те перестали, как и кричать.

- Прошу простить за эту неприятную сцену, - обратился к зрителям Его Высочество. - Некоторым влюбленным свойственна излишняя экспрессивность.

По залу пронеслись смешки и шепотки, кажется, присутствующих всё происходящее развлекло.

- Позвольте вернуться к той награде, которую получает Киран-деа. Надел передается в её собственность на условиях уплаты податей, а управляющим временно назначается кандидат короны. Но лишь до тех пор, пока многоуважаемая Киран-деа Ласточка не решит взять управление в свои руки.

«То есть - навсегда» - так и читалось на его лице.

Меня, впрочем, это не волновало. Наделы, управляющие - все это казалось таким нереальным, что не стоило и внимания.

Что меня поразило куда больше этой нелепой награды, так это пара влюбленных. Они настолько неестественно смотрелись вместе, что хотелось их растащить по дальним углам, как два несовместимых элемента. Хотя, конечно, нечто общее у них было. Ясно видимая на их лицах жадность, например. На этой почве они, похоже, и сблизились.

Я помотала головой, чтобы отогнать раздражающе-неправильное видение этой странной парочки. И решила прислушаться к речи Олеакхена, и вовремя.

- Подойдите ко мне, Киран-деа, - велел принц, и я, конечно, послушалась.

Прошла сквозь расступившуюся толпу, с нездоровым интересом меня разглядывающую, поднялась по ступенькам и получила свернутый в трубочку кусок бумаги из рук принца.

Наступило неловкое молчание.

Олеакхен выжидающе смотрел на меня, я - на него, потом на пергамент, потом снова на него.... Наконец до меня дошло.