Что это будет за книга, Введенский пока не представлял. Об этом персонаже написано гора литературы во всех существующих жанрах. И повторять то, что уже есть, нет никакого смысла. Другое дело, что он по сравнению с прежними авторами имеет гигантское преимущество: он знаком со своим героем, а они знали его только на основании сохранившихся источников. Он же имеет возможность задавать вопросы напрямую. К тому же сейчас на его глазах пишется новая глава этой захватывающей истории. Если он опубликует такой труд, то будет мировая сенсация еще невиданного масштаба. За один день он, Введенский, прославится и разбогатеет.

Введенский одернул сам себя. Причем, тут богатство и слава, это совсем не та цель, ради которой все и стоит затевать. Задачу, которую он должен перед собой ставить, – показать Иисуса совсем иначе, чем это делали до него. Хотя он общался с Ним совсем немного, но уже начинает понимать, насколько этот образ не похож на тот, что изображен в канонической литературе. Да и сама история христианства, судя по всему, сильно отличается от официальной. Все было не совсем так, да и цели были несколько иные. И постепенно они перед ним приоткрываются. По крайней мере, то, что ему внушали с самого детства, далеко от реальности. Хотя на этот вопрос еще только предстоит получить ответ.

Введенским овладело такое нетерпение, что он стал даже набрасывать первые страницы. Но вскоре работа застопорилась. Он вдруг ощутил какую-то пустоту. Причем, она была такой сильной и глобальной, что он почувствовал даже не растерянность, а скорей опустошенность. И он не мог понять ее причину. Все выглядело так, как будто некто запретил ему дальше идти по этой дороге.

А может, так оно и есть, мелькнула мысль. Некто считает, что не наступило время писать такую книгу. Он должен спросить об этом у Него самого. Как скажет, так он, Введенский, и поступит. Но почему-то ему кажется, что Он будет не против. Пора раскрыть правду обо всем. Сколько можно ее скрывать. Хотя не слишком ли он самонадеян, не обуял ли его грех гордыни, раз он считает, что эта великая миссия выпала именно ему. Прежде чем приступать к этой работе, следует досконально убедиться, что именно это он обязан ее выполнить.

Введенский с досадой выключил компьютер. Его не покидало ощущение, что он опускает что-то важное. Но что именно понять был не в состоянии. Чтобы переключиться на что-то другое он в очередной раз позвонил Вере. И в очередной раз услышал всю туже фразу.

Вера пришла на второй день к вечеру. Точнее, уже начиналась ночь. Зная ее, Введенский не мог даже представить, что она может появиться у него в столь поздний час. Но к его изумлению, девушку особенно это и не смущало, выглядела она совершенно спокойно, на лице – ни тени смущения. От неожиданности он не знал, что ей сказать. И стоит ли радоваться ее внезапному неурочному визиту.

– Можно войти, Марк. Или мне продолжать стоять у порога? – поинтересовалась Вера, так как он все никак не мог прийти в себя и молча стоял перед ней.

– Проходи, Вера, – спохватился Введенский. – Не ожидал увидеть тебя столь поздно.

На эту реплику Вера никак не отреагировала и прошла в комнату. Она села в свое любимое кресло, забравшись в него ногами.

– Марк, умираю, есть хочу.

– Сейчас что-нибудь сварганю.

У Введенского в холодильнике никогда не было много продуктов. И, сделав быструю инвентаризацию его содержимого, он понял, что ничего другого, кроме яичницы, не способен предложить страждущей.

Он принялся готовить яичницу. И пока ее жарил, думал о том, что от растерянности даже не поинтересовался у Веры, где она была столько времени? Что это за зона ее недоступности?

Он поставил перед Верой тарелку с яичницей.

– Не хочешь вина? – на всякий случай спросил он, зная, что Вера пьет крайне редко и крайне мало.

– А давай, Марк, с удовольствием выпью.

Введенский достал бутылку, два бокала, разлил вино по ним.

– За весь период нашего знакомства мы с тобой пили всего два-три раза, – заметил он.

– Значит, выпьем четвертый, – засмеялась она. Она взяла в руки бокал, и, не дожидаясь его аналогичных действий, сделала глоток. – Вкусное вино.

– Где ты пропадала столько времени?

– Ты о чем?

– Я звонил тебе двое суток. Телефон безмолвствовал.

– Я его отключила.

– Отключила?!

– Ты не ослышался. Не хотела, чтобы кто-либо меня отвлекал.

– Позволь спросить, от чего?

– От общения.

– С кем? – не без чувства ревности спросил он. – Я выуживаю из тебя слова, как клещами гвозди из стены.

– Разве я не сказала, – посмотрела Вера на Введенского. – Я была все это время с Марией Магдалиной.

– Вот как! Что с ней ты делала?

– Как что? Общалась, гуляла. Мы играли в теннис.

– Она играет в теннис? Насколько я помню, в древней Иудеи кортов не существовало.

– Она научилась недавно. Но уже играет классно. Лучше меня. Хотя я пять лет ходила в секцию. И меня признавали способной.

– Теннис – это хорошо, но о чем вы говорили?

Вера задумалась.

– О многом. Почти обо всем. Она такая классная!

Введенский посмотрел на Веру. Раньше он не слышал от нее таких слов, она бы посчитала их вульгарными.

– Но о чем конкретно?

– Она продолжала мне рассказывать об их романе. Даже поделилась некоторыми интимными подробностями.

Введенскому вдруг стало жарко.

– И что за подробности?

– Не могу с тобой поделиться, это не мои секреты. Я пообещала ей молчать о них.

– Нет, значит, нет. Но этим ваши разговоры и ограничились?

– Что ты, совсем нет. Я лучше стала понимать Его. Вернее, не так. Раньше я ничего не понимала, хотя думала, что понимала.

– Что же ты поняла?

– Он действительно хотел изменить мир. Бог не может хотеть ничего другого. Но Он слишком поздно понял, что мир не меняется. Или меняется очень долго и тяжело. И требуются совсем иные усилия и другие способы. Не такие, как Он избрал.

– Разве Он не ведал этого с самого начала?

– В том-то и дело, что нет. Он многого не знал или не совсем правильно понимал.

– Странно, – задумчиво протянул Введенский. – Мы все воспитаны на мысли, что Боги не ошибаются, что они знают все и обо всем. Но если это не так, в чем же тогда смысл божества?

– Я тоже задала ей этот вопрос.

– Что же ответила Мария Магдалина?

– Она сказала… – Вера замолчала и задумалась. – Она сказала, что Бог нужен для того, чтобы человеку было бы куда тянуться. Бог – это наша глубина, которую мы должны сами открыть и высота, на которую должны подняться.

– И все?

– Этого мало?

– Не знаю. Я всегда о Боге думал по-другому. Я его представлял… – Введенский замолчал. – Знаешь, я вдруг сейчас поймал себя на мысли, что на самом деле никак Его не представлял. Без конца слышал это слово, сам его повторял бесконечно, а вот по-настоящему задуматься об его значении как-то так и не удосужился. И боюсь, не я один. Это распространено повсеместно.

– Удивительно, Марк, но у меня тоже возникают похожие мысли.

– Это не удивительно, а закономерно. Мы же познакомились с живым Богом. Раньше бы я думал, что такая встреча вызовет во мне гигантское потрясение. А сейчас я почти спокоен. Даже не понимаю, что со мной происходит. Просто у меня появился еще один знакомый с редким именем Иисус Христос.

– Может, мы еще не в состоянии оценить всю грандиозность события? – предположила Вера. – Все выглядит уж слишком обыденно.

– Возможно, – согласился Введенский. – Но все же мне кажется, не все так просто.

– Кстати, Он просил тебя к Нему заглянуть, если у тебя есть время, – произнесла Вера.

– Он спрашивает, есть ли для Него у меня время? Непостижимо.

– Он очень тактичный и щепетильный. В отличие от его окружения.

– Тебе оно не нравится?

– Не все. Некоторые апостолы чересчур шумные и не слишком образованные. У меня даже не возникает желания общаться с ними.

– Что делать, это в основном простые люди. Рыбаки, горожане, есть мытарь. Университетов никто из них не кончал. Тем более не защищал диссертаций на богословские темы.