– Выпьем за тебя и за твою книгу, – провозгласил он тост. – Ты, Маркуша, сделал величайшее дело. И не спорь, а поверь мне. Твоя книга – это бомба, которая взорвет эту прогнившую насквозь страну, и в частности эту церковь. Это было давно пора сделать.

– Ты преувеличиваешь, Дима. Ничего она не взорвет, так, вызовет некоторый шум, который скоро затихнет. Так уже было сотни раз.

– А мы на что. Не дадим шуму затихнуть. – Бурцев наклонился к Введенскому. – Все случится совсем скоро, поверь мне на слово.

– Что случится?

Бурцев хитро посмотрел на приятеля.

– Что надо, то и случится. Смотрю я на тебя и дивлюсь, ты, словно живешь на необитаемом острове. Ничего не замечаешь, ничего не слышишь. Целиком сам по себе.

Введенский ненадолго задумался.

– В каком-то смысле так оно и есть. Пока работал над книгой, почти отключился от остального мира. Ты же сам меня торопил с е окончанием.

– Но отключаться я не просил, – улыбнулся Бурцев. – Тогда докладываю: такого недовольства существующим строем не наблюдалось давно. Обстановка, как поднесенный в огонь прут, быстро накаляется.

– Или ты и твои друзья ее накаляют, – уточнил Введенский.

– Не буду отрицать, мы вносим свою скромную лепту. Но мы лишь подбрасываем дровишки в уже разгоревшийся костер. И твоя книга одна из них. Причем, весьма горючая. По крайней мере, мы постараемся ее такой сделать.

Введенский в очередной раз за этот день подумал о Вере.

– Дима, я прошу тебя не предпринимать ничего в этом плане без моего ведома, – обеспокоенно произнес он.

– Не могу обещать, на кону слишком большой приз.

– И что за приз?

– Судьба страны, свобода. Тебе этого мало? Надо что-то еще?

– Да, нет вполне достаточно, – без энтузиазма проговорил Введенский.

– Уж очень ты, Маркуша, аполитичный, – вздохнул Бурцев. – Так в наше время нельзя.

– А если не хочется окунаться в политику?

Бурцев покачал головой.

– Все равно не получится. Ты теперь повязан с нами своей книгой. Это я тебе, как лидер партии говорю. Поэтому хочешь ты того или нет, но ты наш. – Бурцев хлопнул Введенского по плечу.

А если Дима прав, с тревогой подумал Введенский. Участие в этом радикальном, антиклерикальном движении Вера уж ему точно не простит.

– Предупреждаю, я буду всеми силами стараться держаться в стороне.

– Держись, – засмеялся Бурцев, – только все равно ничего не получится. – Он вдруг стал серьезным. – Ты же историк, неужели не понимаешь, что история – это карусель. И кто попадает в нее, того она и начинает кружить.

– Я попал?

– Да, Марк, и от тебя уже мало что зависит. Скоро ты в этом убедишься.

У Введенского сжалось сердце от предчувствия правоты друга. Хотя до сегодняшнего момента он никогда не считал его пророком.

– Посмотрим, – все же решил не соглашаться с ним Введенский. – А теперь прошу, отвези меня домой. Что-то я немного устал.

Но усталость тут была ни причем, ему вдруг остро захотелось остаться одному. Бурцев друг и много для него делает, но сейчас Введенский испытывал по отношению к нему раздражение. Он вовлекает его в события, в которых он бы предпочел не участвовать. Он ученый и хочет им оставаться до конца своих дней. А свергать прогнившие политические режимы не его миссия. И даже не понятно, почему Дима так упорно хочет, чтобы он бы поучаствовал в этом деле. Впрочем, сейчас его больше занимают другие проблемы.

Введенский удобно расположился в кресле, его мысли, как вода по склону, сами собой потекли в направлении Веры. Любить такую девушку большое счастье, но и большой труд. Иногда ему кажется, что он словно бы на скамье подсудимых, а она – прокурор, который чуть ли не ежечасно выносит ему приговор. Но при этом он бы не хотел, чтобы место Веры заняла кто-то другая, с которой было бы просто и легко. И дело совсем не в его любви к трудностям – такой склонности он никогда не испытывал, а в том, что рядом с ней он ощущает, что погружается в внутрь самого себя, потому что это едва ли не единственный способ возвыситься над самим собой. И как жаль, что она так негативно отнеслась к его книге. В глубине души он все же надеялся на более благосклонную реакцию.

Введенский грустно вздохнул. Будет лучше, если он переключит тумблер своего сознания на другую тему. Иначе он как река в море, впадет в меланхолию. Он знает это свое свойство; когда у него складывается что-то не так, ему трудно сохранять хорошее настроение, оно становится чересчур мрачным и подавленным. Эта психологическая нестабильность обнаружилась у него еще в детстве, но он так не сумел ее побороть. Придется с этим жить и дальше.

Введенский задумался. Что-то он давно хотел сделать, но это намерение в какой-то момент ускользнуло из сознания. А теперь вот вернулось неясной тенью. Он напряг мозги. Вспомнил! Он хотел посмотреть визитную карточку того странного человека, как окрестил его он.

Введенский достал визитку из кармана, прочел ее, и у него аж отвисла челюсть. Чтобы убедиться, что глаза его не обманывают, перечитал напечатанный на ней короткий текст. «Иисус Христос (Йешуа). Сын божий». Дальше шли мобильный телефон и электронный адрес.

Введенский почувствовал, что вспотел. Затем неожиданно рассмеялся. И чего он так взволновался, понятно это шутка, розыгрыш. Некто, обладая специфической внешностью, решил воспользоваться ею и так пошутить. Сейчас стало модно выдавать себя за знаменитые исторические персонажи. Кого только не изображают, некоторые даже зарабатывают на этом неплохие деньги. Может, и этот человек из той же когорты. В таком случае, что ему делать? Выбросить эту картонку и забыть о ней? Так и следует поступить.

Введенский встал и направился на кухню, где у него стояло мусорное ведро. Он подошел к нему, постоял рядом, затем вернулся в комнату. Понятно, что это не какой не Иисус Христос, на такой дешевый трюк он не купится. И все же любопытно, что это за человек, который осмелился изображать пророка? А ведь он был не один, их там было человек пятнадцать. Или около того. Они занимали целых два ряда. И вели себя как-то непривычно. Но если даже они, как он сразу подумал о них, иностранцы, это еще ничего не значит.

И все же было бы интересно поближе узнать этих людей и особенно того, кто называет себя Иисусом Христом. Любопытно, почему для своего представления выбрал именно этот образ, что хотел этим сказать? Вряд ли это случайно, во всем есть свой тайный или явный смысл. Почему бы в таком случае ему, Введенскому не связаться с ним, узнать, кто этот человек, чего добивается. Решено!

Введенский уже хотел звонить, но вдруг остановился. А как его называть? Иисусом Христом? Право смешно. «Я говорю с господином Иисусом Христом?» Звучит просто анекдотично. Но с другой стороны, а что делать, другого имени его он не знает. Ничего страшного, пусть один раз будет забавно. А затем он попытается узнать, как его зовут в действительности.

Введенский набрал указанный в визитке номер. И почти сразу же в трубке зазвучал уже знакомый ему голос.

– Я говорю с господином Иисусом Христом? – произнес Введенский заранее заготовленную фразу.

– Именно с ним, – вполне серьезно отозвались на другом конце линии.

– Очень приятно. Вас беспокоит Введенский Марк Вениаминович. Мы с вами познакомились на презентации моей книги.

– Я ждал вашего звонка.

– Но почему вы думали, что я позвоню?

– Это не так важно. Вы хотите приехать, записывайте адрес. Мы ждем вас.

Связь разъединилась, Введенский смахнул пот со лба. Теперь уж точно придется ехать после того, как он получил приглашение. Может, он все-таки напрасно позвонил? И не опасно ли это, не попадет ли он в руки мошенников или рекитеров? Ничего нельзя исключить. Ну да, чего теперь сожалеть, сам напросился. Остается уповать, что эта его авантюра завершится без больших потерь и неприятностей для него.

Введенский перечитал адрес. Кажется, это где-то за городом. Ничего, по навигатору найдет. Он подошел к зеркалу, внимательно осмотрел себя. Вроде вид вполне нормальный. А впрочем, какая разница, он же не на свидание с женщиной собрался.