========== Связанные (PG-13) ==========
Хаз смотрит и не может остановиться.
Ночью, днем, в воздухе и на земле. Ему не важна внешняя обстановка – шлифованное пузо самолета или залитая солнцем аллея, тенистые лавочки Лондона или теплое кафе на перекрестке рядом с мостовой, – ему важен лишь Том и все, что с ним связано.
Все, что он носит в себе, как крошечный солнечный лучик, облаченный в человека. Все, что хранит под кожей и за мерным пульсом, прячет в морщинках и яркой улыбке. Все, что собирает с каждый днем с одной только целью – подарить другим, поделиться с миром.
Тайком, наедине с миллионной толпой, разом по обе линии фронта. Том такой Том: искрящийся мальчик, у солнца на побегушках, примеряющий маски изо дня в день.
Хаз знает его как облупленного.
Не то чтобы это повод для гордости – скорей для упоенного, тихого спокойствия. Он видел все его личины до единой, он знает весь спектр его возможностей как актера – но да, до сих пор не перестает удивляться, различая ластящегося наивно мальчонку и собранного и умудренного опытом джентльмена за прищуром родных карих глаз. Том – мим со статусом, профессиональный обольститель и двадцатилетний радостный паренек одновременно.
Звучит невероятно, но это так. Хаз проверяет на протяжении многих лет.
С ним просто сойти с ума: от бьющих прямо по макушке волн обожания, от передоза грациозными движениями и восхищенными взглядами, от всего – целиком и полностью, постоянно на ходу, на полубеге, не переставая удивляться происходящему вокруг.
Мир для Тома как большая, удивительная игрушка, и это просто восхитительно – наблюдать со стороны, с каким сосредоточением он весь отдается подобного рода игре. Как весь он – отсвечивающий мириадами лампочек-клеток – кружится среди жизненной мишуры, не теряя голову от быстрой смены реалий.
Хазу нравится быть рядом в эпицентре событий, держать за руку – пускай мысленно – и ощущать ежесекундные всплески эмоций.
Ему нравится – исключительно потому, что это действительно важно. Потому что – оба они прекрасно в курсе – Хаз для Тома якорь, спасательный круг и нулевой километр.
Он держит его стремительный мир на оси и не дает пойти ко дну.
***
– С добрым утром.
Хаз – наблюдатель во всех смыслах, которые подразумевает это слово. Он негласный смотритель чужой – слишком дорогой – жизни; он строгий охранник у одиночной камеры с перечнем необходимых удобств. И если Том говорит, что Хаз – его личный агент, то тут не надо искать преувеличений.
А вот скрытый смысл обнаружить стоит. Из Хаза вышел бы неплохой Бонд – но персонального, конечно, разлива.
– С добрым.
Том улыбается так, что другим не различить – трепетный перед тобой юноша или уверенный мужчина, и Хаз улыбается в ответ. Ведь улыбка, что служит хамелеоном для тысяч фанатов и миллиардов зрителей, ему вполне знакома.
И даже не «вполне», а «очень хорошо».
И в этом еще один плюс его работы – помимо извечного нахождения подле и возможности коснуться рассыпавшихся по подушке волос без преодоления безумных по счету миль.
– Ты ведь помнишь, что я считаю тебя идеальным?
Звучит донельзя влюбленно и как заядлое клише из романтических фильмов, но в их случае фраза похожа на правду. Фраза – и есть правда.
Потому что Хаз считает необходимым напоминать об этом Тому всякий раз, как солнце расцветает золотом на простынях. Простынях, пахнущих их смешавшимися в клубок телами.
Потому что Том занимается тем же – в своей инсте, в десятках дурацких рисунках от руки, – доказывая привязанность невозможностью отпустить хоть на миг.
– Помню. А ты, – подтягивается на руках чуточку ближе, чертит загорелыми пальцами круги на чувствительной коже около сердца, – ты помнишь?
– Что именно?
Хаз задыхается – всегда, постоянно, от всех мимолетных касаний – и чувствует себя невероятно комфортно в их маленьком пестром мирке. Мирке, который они возвели крепостью на перепутье карьеры и восхождения к славе; мирке из ваты, сумасшедшего смеха и долгих перелетов – бетонно-крепких кирпичиков счастья со вкусом шампанского.
– Что ты для меня – такой же.
– Неповторимый?
– Неповторимый. А еще восхитительный.
Он надеется, верит – как и Том, целующий ему ключицы, – что эта крепость никогда не падет.
И что они не сдадутся без боя.
Так ведь поступают супергерои, верно?
========== Коротко о страсти (Spideytorch, R) ==========
Комментарий к Коротко о страсти (Spideytorch, R)
Spideytorch = Человек Паук/Джонни Шторм
Да-да, фанкастим на его роль Остерфилда :)
– Что это ты там смотришь?
Дрожит, как после горячки, вперился в телевизор и не отрывает глаз. Смеется, и губы тонкие растянуты в искренней, заразительной, яркой улыбке.
– Джонни? – Питер стягивает кроссовки пяткой об пятку и пробирается плавно по коридору.
Вокруг бардак, творческий хаос, больше похожий на хаос раздолбайский – и, знаете, это так хорошо, что тетя Мэй решила вдруг устроить себе затяжной шоппинг именно на этих выходных.
– Я и не думал, что ты настолько хорош!
Паркер замирает, не дойдя нескольких шагов. Черт! Где Шторм откопал эти диски?
На экране ноутбука – он сам, весь из себя напыщенный, двенадцатилетний, дергается судорожно под дикий, сумасшедший бит. Глаза полуприкрыты, тело двигается в каком-то невообразимом такте, и даже не поймать, не уследить.
Боже, он и сейчас помнит эту песню, льющуюся прямо навстречу, обволакивающую комнату веселой трелью.
– Какого?..
– Я слишком долго тебя ждал, мне стало скучно, – Джонни кривит губы и смаргивает смешинки-слезинки.
Милый, солнечный настолько, что аж дыхание спирает где-то в горле.
– И ты решил?..
– Теперь, мне кажется, я перестал быть самым горячим парнем на планете, Паркер! – не дает договорить и подскакивает со стула.
Вроде бы, старше, вроде бы спокойнее должен быть и выдержаннее – но нет, срывается с цепи по единому щелчку. Иногда Питеру кажется, что крыша у Шторма не зафиксирована там, где ей стоит быть. От слов «совсем», «совершенно», «ничуть».
– Будоражишь, Паучок, – прерывает поток бессвязных мыслей поцелуем под ухо.
Питер думает возмутиться: вообще-то они договаривались на обычные дружеские посиделки с Джонни и Недом, на фильмец и вкусный, хрустящий поп-корн! И где? Где все это?
– Очень и очень, – подхватывает под колени и рывком водружает на стол.
Сильный, возбужденный, все еще весело посмеивающийся. Почему Паркер до сих пор не пытается сопротивляться?
– И тогда-то мордашка была милой, а теперь… все, беда.
– Неужели настолько? – Питер уворачивается от горячего выдоха в шею, все еще смутно надеясь на кино, лего или что-нибудь в братанском духе.
Братанском, боже… кого он обманывает?
Когда между ними все перестало быть по-братски?
– Да брось!
Джонни чувствует, напрягается – он вообще ощущает любую перемену настроения, словно датчик под кожу себе вшил, чуткий поганец – и отодвигается сам.
– Ты серьезно думаешь, что я мотаюсь к тебе собирать фигурки и очередную Звезду Смерти? – заглядывает в глаза, и Питер может различить чертинки-точечки по голубой радужке. – Оставь это занятие Неду, Пит, между нами слишком много миль для скучного вечера вдвоем.
Наверное, он прав. Наверное – но Паркеру иногда так хочется чего-то теплого, обыденного, простого. Чего-то, что совсем бы не напоминало жаркий перепихон двоих супергероев между миссиями.
– Пит, – тянет звучно и требовательно, а затем прикасается рукой к шее.
И. о. боже.
Да, пальцы Джонни всегда влияли на него именно так.
Питер тоненько скулит и поднимает взгляд, еще недостаточно уверенный, но уже распаленный. Шторм, видимо, только этого и ждет – прижимается сразу, ввинчивается между ног, чтобы площадь соприкосновения вмиг стала больше, и начинает накаляться.
Солнечный лучик. Крохотная искорка. Пылающий уголек.
– Станцуешь для меня потом? Спорю, теперь у тебя это получается лучше!