Он высыпал крошки от крекеров в ладонь и дал Пэдди слизать.
– Не волнуйся, дружок, у нас в палатке будет полным-полно крекеров и бутербродов с беконом тоже сколько хочешь. Я хочу быть у «Фэрлоунс» завтра прямо с утра. Поставим палатку, повесим плакаты – и сколько нужно, столько там и просидим.
Наутро водители по пути на работу увидели на широком газоне у шоссе перед домом престарелых «Фэрлоунс» ярко-оранжевую палатку. Возле неё сидел старичок в потрёпанном пальто и синей в белую полоску шапке с помпоном, а рядом стоял золотистый грейхаунд – почти того же оттенка, что осенние листья на дереве над палаткой. А на этом дереве во всю высь и ширь красовался плакат с разноцветными буквами: «СИГНАЛЬ ЗА „ФЭРЛОУНС“! НЕ УЙДЁМ, ПОКА НАШ „ФЭРЛОУНС“ НЕ СПАСЁМ!»
Мало кто из водителей проехал мимо «Фэрлоунс» в то утро, не просигналив. Начало было очень яркое и воодушевляющее, а дальше стало только лучше. К обеду все старички из дома престарелых побывали у шоссе и навестили Джо и Пэдди, даже мисс Картер в электрокресле. Она вмиг снова стала прежней. Стоял солнечный осенний денёк, довольно ветреный – листья с деревьев так и облетали, – но всё равно старички успевали поболтать с Джо и Пэдди по несколько минут и не озябнуть. И восторженно махали, когда проезжавшие мимо машины и грузовики гудели и бибикали в знак солидарности. Сестра-хозяйка миссис Беллами провела с ними почти весь день – следила, чтобы её подопечные не стояли на ветру подолгу, а то, чего доброго, простынут. Именно миссис Беллами пришла в голову светлая мысль пригласить Пэдди в дом.
– Джо, вы только посмотрите, он же весь дрожит! – сказала она. – Пусть немного побудет в тепле, а то здесь такой ветер!
И Пэдди отвели в дом, и он очутился в тёплой гостиной, где тут же стал центром внимания. Улёгся перед камином и грел бока по очереди, пока не отпустила дрожь. Когда старички и старушки подзывали его, он подходил и стоял рядом с ними, охотно позволяя себя гладить и нахваливать. Когда ему хотелось есть, нюх быстро приводил его в кухню, а там Пэдди достаточно было немного подождать, когда его заметят и покормят – и так и случалось рано или поздно. А иногда, заслышав, как открывается входная дверь, Пэдди выскакивал наружу и трусил по дорожке, чтобы снова побыть с Джо. Он садился у ног Джо и клал голову ему на колени. И частенько задрёмывал: как вскоре подметил Джо, дремать Пэдди любил даже больше, чем есть.
Несколько дней Пэдди провёл то в доме престарелых, то на газоне возле палатки, что приводило в полнейший восторг обитателей «Фэрлоунс»: они были просто счастливы, что у них появилось такое новое, невиданное развлечение, источник радости. А больше всего они любили смотреть, как Пэдди бегает по просторной лужайке под огромным ясенем. Миссис Беллами бросала Пэдди палки, а он приносил их, а иногда ему так хотелось просто носиться, что он забывал про палку и делал несколько кругов почёта по лужайке вокруг ясеня – всё быстрее и быстрее, взмётывая опавшие листья. Тогда старички, наблюдавшие за ним из окна гостиной, хлопали в ладоши. Благодаря Пэдди они снова чувствовали себя молодыми, полными надежд. А для Джо не было компании лучше Пэдди, несмотря на холод и усталость. Пэдди стал его верным другом и наперсником. Ночью они спали в палатке в обнимку, стараясь согреть друг дружку.
Сначала погода им благоприятствовала, но потом зарядил дождь, а после этого начались настоящие зимние холода. В палатке можно было как-то укрыться от ветра и дождя, но прятаться там подолгу Джо не мог. Он понимал, что его должны всё время видеть, иначе какой же это протест? Надо было махать проезжавшим мимо сторонникам. В иные дни погода была хуже некуда, и Джо понимал, что холод и сырость вредны для Пэдди. Тогда он просил миссис Беллами пустить Пэдди в дом на весь день. Но несмотря на тепло от камина, несмотря на любовь и обожание обитателей «Фэрлоунс», Пэдди при каждом удобном случае выскакивал за дверь и бежал на газон, к Джо. Джо был ему за это очень благодарен. Они прятались вдвоём под макинтошем Джо и высовывали наружу только носы.
Чтобы скоротать время, Джо считал, сколько мимо проезжает грузовиков и легковушек, а также велосипедов и сколько из них гудит, бибикает и звенит. От этих подсчётов у него теплело на душе, потому что получалось, что сигналят им всё чаще и чаще. Ряды сторонников пополнялись. Несмотря на погоду, всё больше прохожих останавливалось поболтать и погладить Пэдди – и с каждым днём к ним всё чаще обращались газетные репортёры, радиожурналисты, телевидение. А миссис Беллами бдительно следила, чтобы Джо и Пэдди бесперебойно снабжались едой с кухни «Фэрлоунс», поэтому Джо готовил на печке только горячий сладкий чай – каждый час, минута в минуту. Это был очень полезный ритуал: всегда было что предвкушать, всегда было чем согреться, а греться Джо было необходимо. Почему-то, как он ни старался, ему никак не удавалось согреться. А чем сильнее пробирал его холод, прямо до костей, тем сильнее его подтачивало отчаяние – ничего не выйдет, несмотря на всех единомышленников и всё внимание прессы. Иногда Джо думал, что поддался бы этому отчаянию, если бы рядом не было Пэдди, если бы к нему не наведывались старички и старушки.
Миссис Беллами всячески уговаривала своих подопечных оставаться дома, однако у палатки Джо всегда были два-три стареньких обитателя «Фэрлоунс», которые хотели пообщаться с Джо и помочь ему нести вахту, вместе с ним махать машинам и разговаривать с журналистами. Они составили скользящий график и старательно его соблюдали. Каждому следовало пробыть у палатки примерно полчаса, потом его сменял следующий – и так далее, как бы ни выл ледяной ветер. Для старичков стало делом чести не оставлять Джо и Пэдди одних. Всё это придумала мисс Картер, так что миссис Беллами была вынуждена смириться, хотя очень боялась за здоровье своих подопечных. Спорить с мисс Картер было бессмысленно, ведь она сорок лет проработала директором школы. Но на самом деле миссис Беллами и не хотела ни с кем спорить. Она была совершенно солидарна и с Джо, и со своими подопечными и от всего сердца ими восхищалась. И опасалась только одного: как бы они не простыли. Поэтому она строго-настрого распорядилась, чтобы при старичках всегда находился кто-нибудь из сотрудников и чтобы они всегда были как следует закутаны в пледы, а в руках держали грелки с горячей водой.
Однако неделю спустя стало ясно, что уберечь старичков от простуды не удалось. Особенно тяжко пришлось Бобу Ларкину: он кашлял всю ночь напролёт, а к утру до того обессилел, что не смог даже встать с постели. Позвали доктора Моррисона, и он сказал, что у Боба инфекционный бронхит и ему ни в коем случае нельзя на улицу. И сказал миссис Беллами, что всё это пора прекращать, иначе кому-нибудь не миновать пневмонии. Миссис Беллами ответила, что ничего не может поделать, и тогда доктор Моррисон созвал всех старичков и старушек в гостиную. И прочитал им суровую нотацию.
– При всём уважении к вашим намерениям, – сказал он в заключение, – при всём восхищении вашей отвагой и решимостью должен заявить, что акция протеста зашла слишком далеко. Мистер Ларкин у нас уже заболел и лежит наверху. Когда вы в такую погоду выходите на улицу, то рискуете жизнью. Если вы продолжите в том же духе, я снимаю с себя всякую ответственность.
Мисс Картер медленно подняла голову.
– Возможно, – произнесла она со сталью в голосе. – Возможно. Но ведь это наша жизнь, и мы вправе ей рисковать, не так ли, доктор?
Когда доктор ушёл, миссис Беллами предприняла ещё одну попытку уговорить подопечных послушаться его, но ничего у неё не получилось. Тогда она сама пошла посидеть с Джо и Пэдди у палатки.
– Джо, это ваша акция протеста, – сказала она. – Её устроили вы с Пэдди. Я понимаю, всё это вы делаете ради Марион. Но ей бы это не понравилось, я уверена. Она сказала бы то же самое, что я сейчас скажу: Джо, достаточно. Всё, что можно, вы сделали. Большего не смог бы никто.
