(из старой поп-песни)
Ох, девочки, я любовалась этим самцом, как во сне. Любовалась до тех пор, пока сквозь забытье в мое сознание вдруг ни ворвалось слово «шлюха». Тут я вышла из оцепенения.
– Что ты сказал? – спросила я спокойно, в надежде, что сказанное слово относилось не ко мне.
– Я сказал, что это, может быть, не вся правда…
– Нет, до этого. Ты сказал «шлюха»…
– Да, я сказал, что иногда ты ведешь себя как настоящая шлюха, – ясно и зло выговорил он мне в лицо. – Ты даже не слушаешь, о чем я говорю. Ты спокойно стоишь и улыбаешься…
Разве я улыбалась? Вполне возможно, я ведь думала о нем… но – «шлюха»!
– Пошел вон! – как можно серьезней и жестче сказала я.
Ви оторопел. С минуту он стоял передо мной с разинутым ртом и не мог произнести ни слова.
– Пошел вон! – повторила я спокойно, но уверенно.
– Ты это серьезно? – удивился он.
– Вполне.
В доказательство серьезности своих слов, я прошла в прихожую и открыла входную дверь.
– Уходи.
– Ты не пожалеешь об этом?
Он все еще стоял посередине комнаты, не сделав ни шагу. Он просто не верил своим ушам, не верил своим глазам. Его послушная лошадка, на которой он так легко катался целый год, вдруг начала брыкаться и лягаться.
– Уходи, – повторила я.
– Хорошо.
Он тронулся с места и пошел прямо на меня, злой, уверенный в себе, его глаза блестели адским светом. Это был дикий мустанг, необузданный и строптивый, уверенный в себе мачо. Я чуть было не бросилась ему в ноги с уверениями, что пошутила, с просьбами не уходить, с извинениями и поцелуями. Ноги мои сами по себе подгибались. Каких усилий мне стоило удержать себя, устоять на месте, когда он прошел мимо и, хлопнув дверью, скрылся, возможно, навсегда.
Едва закрылась дверь, силы покинули меня. Ноги перестали слушаться, будто тряпочные, они стали оседать подо мной, и я не могла сопротивляться. Я опустилась на пол тут же, у дверей и зарыдала, точно так же, как это делается во всех любовных романах, во всех мыльных операх. Господи, до чего же все мы банальны! Я сидела на полу в прихожей возле входной двери и ныла самым противным образом, распуская сопли. А что теперь мне еще оставалось, скажите? Бежать за ним? Он ведь даже не оправдывался, что гулял с другой, даже не извинился.
Да, я победила в этой схватке, но что мне дала эта победа? Разве я хотела такой победы? Разве не горько мне от нее? Разве эта победа не похоже на самое страшное поражение? Да и вообще, разве это победа, если он ушел, если он не валялся у меня в ногах?
Знаете, о чем я тогда подумала? Я подумала о том, что мы никогда не можем победить тех, кого любим. Любовь порабощает! Чтобы победить, надо разлюбить. Но как? Говорят, что для того, чтобы излечиться от одной любви, необходимо заразиться другой любовью. Но как?
Глава седьмая,
в которой разбиваются последние надежды
«Я была в агонии, а ты – в вагоне…»
(из старой поп-песни)
Иного лекарства, к сожалению, не существует.
Где-то я читала, что уход любимого человека по психическому состоянию переживается так же сильно, как его смерть. Но мне кажется, что эта формулировка не совсем точна. Здесь есть какая-то уловка. Выходит, что если любимый тебя бросил, то для тебя он как бы умер? Но смерть близкого человека, или любимого, таит в себе не только страдание тех, кто любит, но и их освобождение. Значит, если любимый человек уходит (умирает), то ты получаешь свободу. В какой-то мере так оно и есть, но все это слишком цинично, вы не находите?
Я бы сказала, что уход любимого человека по психическому состоянию переживается так же сильно, как не только его смерть, но и смерть собственная. Твоя душа была наполнена им, и вдруг душа твоя опустела. Чем жить? Кем жить? И ты умираешь заживо. Да, именно это я почувствовала тогда. Свою смерть.
Неужели это я час назад была так уверена в себе? Я сама хотела прогнать его. Прогнала, и что? Теперь я готова бежать за ним и пасть в ноги, лишь бы он вернулся…
Какого черта! Может он еще стоит за дверью и ждет, что я выскочу за ним? Эта мысль поразила меня как удар кувалдой по лбу. Я не поднялась с пола и даже не вскочила, я выстрелила, словно ракета. Такой прыти я от себя не ожидала. Кажется, я даже немного оторвалась от пола, будто вместо ватных ног к моей заднице вдруг приделали пружины.
Все сопли моментально были намотаны на рукава, слезы аккуратно, но поспешно вытерты платочком, чтобы не размазать косметику. Глаза красные… пусть! Я ведь иду «на щите», а не «со щитом». Скорей! Скорей! Скорей! Может, он еще у дверей! Боже мой, кажется, я стала сочинять стихи. Что делает любовь! Трясущимися руками я с трудом открыла замок и пулей вылетела из квартиры.
Никого.
Может, он еще не вышел из подъезда?
– Ви-и-и!!! – заорала я как сумасшедшая и бросилась к лифту.
Лифт был занят. Возможно, это он еще спускается вниз, не дождавшись, когда я выйду за ним из квартиры.
– Ви-и-и! – снова заорала я и пустилась вниз по лестнице, ведущей вверх, или как там, у Бел Кауфман.
На первый этаж я выскочила одновременно с лифтом. Он стал открываться, и я чуть не бросилась на шею какой-то старушке с мопсиком на руках. Они оба выпучили на меня глаза, как в американских комедиях – по чайному блюдечку – и оба издали звук, похожий на «и-и-и». Не знаю, как такой звук получился у мопсика, для собак он не характерен. Но, чего не сделаешь со страху. Я ясно слышала «и-и-и» из двух динамиков. Может, они с бабулькой так долго сосуществуют, что научились говорить на одном языке?
Все это произошло в одно мгновение. В следующий же миг я уже была на улице возле подъезда и сосредоточенно шарила глазами по двору. Ви нигде не было.
Как одержимая я бросилась к автобусной остановке, что за домом. На Шоссе Энтузиастов было воскресное оживление. Вия я не нашла. И только заметив, что на меня все подозрительно поглядывают, я обнаружила, что разгуливаю в одном легком халатике и тапочках.
Глава восьмая,
в которой я продолжаю представлять своих друзей
«Если с другом вышел путь –
веселей дорога…»
(из старой поп-песни)
Знаете что, тут я немного расскажу про Ирку. С Иркой мы вместе учились в школе. Живет она на соседней улице и учится в литературном институте имени Горького, что на Тверском. Мы с ней лучшие подруги. Она жгучая шатенка, то есть абсолютно рыжая с ног «до самых кончиков», как говорится в рекламе. Не девка – огонь. Загорается от первого встречного и готова спалить его дотла. Она уже многих спалила. Опыт у нее в этих делах огромный. Со своей матерью они словно подруги, рассказывают друг другу о своих дружках всё до мельчайших подробностей, вплоть до того, у кого какой величины и кто как двигается. В общем, мать знает о ней всё и всё ей разрешает. Во всяком случае, так говорит сама Ирка.
После Вия, на этом круг моих близких друзей заканчивается. Хотя теперь из него, видимо, Вия нужно будет исключить. Так что у меня, как видите, совсем маленький круг близких друзей. Не круг, а кружочек какой-то. Теперь только Ирка и всё. А Ви? Неужели он ушел насовсем? Мне не верилось в это. Не хотелось верить.
Так вот, это, что касается близких друзей. Так сказать, внутренний круг. Есть у меня, правда, еще и внешний круг, в который входят не такие близкие друзья, как Ирка или Ви. Этот круг пошире. В нем значатся: Тимур – Иркин теперешний приятель, Лешка Ковалев, Дашка Юшина, Петька Кайзеров, Поля Петрова, Катька Турецкая, Лариска Полторастова, Сашка Лягушев и можно назвать еще Ниночку Казакову. Сама Ниночка утверждает, что находится в каком-то родстве с широко известной когда-то поэтессой Риммой Казаковой. Но нам всем это до фени. От Казаковой мы слышали только имя, стихов ее уже никто не знает. И нам плевать на такое родство Ниночки.
