Что касается молодого Мана, то он уже успел сбросить Кима, который до сих пор держался скорее за счёт мудрости, а не силы. Сам Кара был наделен обоими этими качествами в равной степени. К тому же в его жилах текла горячая шанурская кровь. Пианфар прокляла собственную тупость: если бы она не польстилась на тихую домашнюю жизнь и Кима, любившего сидеть в тенистом саду и слушать её истории о дальних мирах, она не поставила бы под угрозу интересы семьи, ибо дети Кима от других его жён не имели прав на наследство клана Шанур, в то время как Кара обладал не только самими этими правами, но и страстным желанием незамедлительно в них вступить.

Хейнийские философы полагали, что в подобных схватках происходило совершенствование нации (ведь выживал в конечном итоге сильнейший) и что к смерти побежденных нужно было относиться как к печальному, но естественному событию, тем более что по самой своей сути образ мысли новых правителей ничем не отличался от образа мысли старых, а посему никаких значимых перемен в кланах не наблюдалось.

Однако Пианфар всегда находила эту точку зрения крайне опасной и боялась даже думать о том, что могло случиться с приходом к власти юнцов с повышенной активностью, но с отсутствием какого-либо образа мысли.

Она немного поспала, а проснувшись, обнаружила, что все её тело онемело. Впрочем, оказалось, что это не так, поскольку она почувствовала чьё-то прикосновение к своему плечу.

— Мы снижаемся, — предупредила Хэрел, и Пианфар ухватилась за поручень.

Спуск был просто отвратительным, но она ничего другого и не ожидала: корабль Pay принадлежал к числу тех гадких устаревших суденышек, посадка на которых больше походила на пытки в состоянии невесомости.

Пианфар закрыла глаза и поклялась себе, что это был первый и последний раз в её жизни, когда она летела куда-то в качестве пассажира. Между тем давление на борту «Удачи» все нарастало, а затем к нему прибавился ещё и противный звук — он доносился снаружи и напоминал шум спускаемого аппарата.

Внезапно все находившиеся внутри подскочили от сильнейшего толчка, а потом ещё и ещё, и наконец корабль остановился.

Пианфар в ужасе затрясла ушами — ей вдруг почудилось, что она оглохла. Она окинула встревоженным взглядом своих спутников и пришла к заключению, что их терзали не менее страшные подозрения. Коридор же изменился до неузнаваемости, поскольку все в нем перевернулось кверху дном.

— Что ж, давайте на выход, — скомандовала она, немного придя в себя. — Посмотрим, где мы сели.

Один за другим путешественники вылезли из пассажирской ниши и двинулись в сторону люка. Оказалось, что тот уже распахнулся от удара о землю, и теперь металлическая поверхность палубы искрилась под яркими солнечными лучами.

Члены команды Пианфар спрыгнули вниз, а сама она задержалась, чтобы поблагодарить команду Pay.

— Добро пожаловать на шанурскую землю! Если вы сможете чуть-чуть подождать, я наверняка найду вам новых пассажиров.

Нерафи охотно кивнула:

— Надеюсь, это не займёт много времени — ведь мы высадили вас практически рядом с домом.

— Вот и славно, — сказала Пианфар и поспешила вслед за своими товарищами.

Воздух пах горячим металлом. Корабль все ещё гудел и лязгал, а из окружавших его кустов валил дым.

Судя по длине теней, на Ануурне был полдень. Пианфар огляделась: невдалеке виднелись владения Шанур, чуть поодаль начинались земли Фаха, а справа — там, где вздымались голубой каемкой горы, — лежали владения семьи Ман. Слишком близко…

— Ну, в путь, — сказала она. Однако, сделав пару шагов, вдруг покачнулась: горизонт поехал куда-то вбок, а все цвета, запахи и ощущения живого мира нахлынули на неё приливной волной, призывая напиться допьяна долгожданным возвращением в родную реальность.

— До дома рукой подать, — выдохнула Хилфи. — Должно быть, отец уже знает о нашем прибытии.

— Пожалуй, — согласилась Хэрел.

«И все другие тоже», — со злостью подумала Пианфар. Она решила не спешить, чтобы не растерять силы ещё по дороге, поэтому Тулли приходилось постоянно останавливаться и ждать её, а Лун — чуть ли не бегом бежать.

Солнце пригревало мягким теплом. «Осень…» — улыбнулась Пианфар, глядя на тяжелую, налившуюся соком траву. Насекомые слетали с кустов перед её ногами, а потом стайками усаживались обратно.

— Как вы думаете, за нами пришлют машину? — спросила Шур. — Дома ведь могли вычислить точку нашей посадки.

— Ну-у. — В глубине души Пианфар и сама на это надеялась, но ничего похожего на транспортное средство или хотя бы признаки его приближения поблизости не наблюдалось. — Возможно, им просто не до церемоний, — предположила она. — В такой ситуации каждая пара рук на счету.

Никто ей не ответил.

Пианфар продолжала вести свою компанию по местности, знакомой с детства. Вскоре они достигли небольшой речки, перешли её вброд, а когда выбрались на другой берег, то Тулли захромал.

— Он сильно порезал ногу, — пожаловалась Шур, осматривая рану.

— Все равно пусть топает, — безжалостно отрезала Пианфар, и Тулли понимающе кивнул и двинулся дальше.

Теперь до дома было и вправду недалеко: они уже шагали по ровной асфальтированной дороге, упиравшейся в главные ворота, и Тулли стало гораздо легче (впрочем, как и всем остальным). Пианфар откинула со лба нависшую гриву: впереди сверкали золотые стены шанурского дома, отгороженные от внешнего мира лишь лёгким барьером из насаженных кустарников, а вокруг простирались бескрайние равнины. Далее виднелось несколько небольших зданий из такого же золотистого камня. Скоро здесь будет столпотворение… Так всегда бывало во время подобных событий: бесчисленное множество своих и чужих спешило спуститься к стенам осаждаемого дома с гор, приковылять из Уединенных Жилищ и пустынь, чтобы лично присутствовать при поединке. Совсем как в тот день, когда старый вожак не устоял перед Коханом…

Природа… Почему она сделала самцов такими ограниченными, не способными вырваться за пределы своего узкого мирка и бороться за что-нибудь, кроме клочка земли? Почему она обделила их разумом и любовью к стабильности?

Или она была тут ни при чем и всё это являлось результатом их длительного пребывания у власти?

Широкие решетчатые ворота оказались распахнутыми настежь, и Пианфар свободно вошла во двор, насквозь пропахший мускусом. Она уже собиралась завернуть за угол, к крыльцу, когда вдруг кто-то её окликнул:

— Пианфар!

Шанур сунула руку в карман, полагая, что это был один из её изгнанных в пустыню родственников, но тут же опешила, узнав как голос, так и склонившуюся над изгородью фигуру.

— Ким… — пробормотала она.

Её спутники остановились и тактично начали разглядывать что-то на земле. Вид Кима говорил сам за себя: его правое ухо было разорвано, часть бороды выдрана вместе с кожей, а все тело испещрено кровоточащими шрамами. Он опустился в пыль, и Пианфар заметила, что его бриджи походят на лохмотья, и через дырки в них торчат голые колени. Ким уныло склонил свою грязную голову, а потом снова поднял её, и на Пианфар уставился его опухший правый глаз (левый был закрыт совершенно).

— Тахи, — выдавил он наконец. — Она в доме. Они уже сожгли наружные двери. Я… я ждал тебя.

Пианфар ошарашенно молчала. Она находилась на грани шока — и оттого, что нашла своего мужа в столь плачевном состоянии, и оттого, что при этом присутствовали посторонние

— Они устроили пожар в холле,—проговорил Ким, не поднимая глаз. — Шанур заперлись внутри. Осаждавшие требовали, чтобы Кохан спустился к ним, но у него хватило ума этого не делать. Все Фаха сбежали — здесь осталась только Хуран. Да, и ещё Араун…

— А как ты сюда попал? Кохан в курсе, что ты околачиваешься в его владениях?

На глаза Кима навернулись слёзы.

— Я тут уже давно… На Кохан пожалел меня и не стал прогонять… Иди, Пианфар. Иди, пока не поздно.

Она тронулась дальше, и её товарищи последовали за ней — все, кроме Тулли: он замер как громом пораженный и таращился на Кима, а Ким таращился на него — он ведь всегда любил истории о дальних мирах и населявших их существах…