Недалёкие звуки охотничьего рога, заливистый собачий лай, стук копыт по мёрзлой земле и конское ржание заставили великого князя придержать скакуна, повернуть голову в направлении, откуда доносился потревоживший лесную тишину шум. Через поляну, расположенную сбоку от дороги, вихрем промчалась свора собак, и прекрасные лошади пронесли мимо группу наездников, богато одетых, разгорячённых, судя по смеху и весёлым выкрикам, не только погоней за вспугнутым зверьем, но и хмельным питием. Впереди были двое: красивая юная дева с длинной косой, в меховой шапочке, наброшенной на плечи долгополой медвежьей шубе и мужчина в высокой волчьей шапке и развевающемся синем корзне[124]. В наезднике Игорь сразу принял воеводу Свенельда. Не заметив или не обратив внимания на двигавшийся по дороге обоз, охотники с громкими возгласами исчезли среди деревьев, а великий князь не торопился вытянуть скакуна плетью, чтобы догнать ускакавших впереди Микулу и Рогдая.

Не отводя взгляда от поляны, Игорь внимательно прислушивался к разговору своих дружинников, проезжавших мимо него и, по-видимому, в сгущавшихся сумерках принявших великого князя за одного из дружинников.

   — Гуляет, воевода, крепко гуляет.

   — А чего не гулять, коли и так добра было вдоволь, а из Аррана прибыл богаче великого князя?

   — Какую деву отхватил, лучшую во всём Киеве.

   — Не пожалел золота — и отхватил.

   — А гридни с ним — ничем не хуже великокняжеских.

   — Почему им быть хуже, коли воевода частью своей добычи поделился со всей дружиной, не позабыв пригреть вдов и сирот погибших в походе воинов. Молодец воевода.

   — А как изоделись его дружинники! У них — и лучшие кони, и лучшее оружие, и лучшие доспехи.

   — А какие наряды на свенельдовских отроках[125] — не хуже, чем на знатном боярине.

   — Пошто завидуете им, други? Свенельдовы воины головы под персидские да сарацинские сабли подставляли, а мы в это время в Киеве бражничали. По делам и честь.

   — Думаешь, я не отправился бы в Арран за такой добычей? Так нет, пришлось сидеть дома с великим князем.

   — И ещё посидишь: великого князя отныне не в походы тянет, а к жене под бок да к тёплой лежанке.

К лицу Игоря прихлынула кровь, широко открытому рту не стало хватать воздуха. Вот они, разговоры, что идут в великокняжеской дружине после возвращения с Кавказа Свенельда! Его дружинники завидуют ходившим в поход воинам, мечтают о богатой добыче, не верят, что ему, великому князю, под силу возглавить и совершить победоносный поход. Но они ошибаются! И не только они, а все, кто полагает, что он намерен сиднем сидеть на Руси и доживать оставшиеся годы в своём тереме. Он докажет им, что по-прежнему грозный, опытный князь-воитель и способен одерживать блестящие победы и захватывать богатую добычу! И он не станет медлить с доказательством этого!

Когда он собирался совершить новый поход на Кавказ? Следующей весной? Нет, он не станет ждать и совершит его этим летом. Не успеет собрать и подготовить к походу воинов из дальних к Киеву княжеств? Ничего, обойдёт великокняжеской дружиной, воинами ближайших к стольному граду князей земель, дружинами воевод и бояр. Да и стоит ему бросить клич о наборе охочих людей в предстоящий поход, к нему мигом соберутся тысячи вольных людей, не связанных с трудом земледельца-смерда, — охотников, бортников, рыбаков. А будет их мало, он найдёт союзников среди кавказских племён, предпочитающих не наживать добро собственным трудом, а отнимать его у соседей. Воеводы Микула и Рогдай не раз говорили, что многие касожские пши[126] и уздени[127] завидуют захваченной аланами и лазгами в Арране добыче и не прочь участвовать с русичами в подобном походе. Почему Игорю не привлечь их в союзники, не позабыв и их соседей — ясов? А там, гляди, к объединённому войску примкнут прежние союзники — аланы и лазги.

Не медлить с походом на Кавказ заставляют и немаловажные события в Византии. Мирный договор с Русью был подписан тремя императорами — Романом, Константином, Львом, среди которых верховодил Роман, но недавно[128] его сверг и стал править империей Константин[129], сразу начавший пересматривать порядки своего предшественника и многое в них исправлять, в том числе отказываться от некоторых заключённых прежде соглашений с другими странами. Если дойдёт черёд до пересмотра и договора с Русью, Игорю придётся двинуться в новый поход на Царьград, значит, к этому времени его войско должно возвратиться с Кавказа.

Но для похода необходимы не только его желание и дружина, но серебро и золото, чтобы привлечь союзников и приобрести недостающие оружие и доспехи для воинов-добровольцев. Где их взять? Собираясь отправиться в поход на следующий год, он рассчитывал на полученную на полюдьях дань, теперь же придётся довольствоваться вдвое меньшей суммой. Хотя... Разве не принято в некоторых странах, в той же Византии, в случае крайней нужды собирать подати вперёд? Почему и ему не поступить точно так? Правда, грозящая вот-вот наступить весенняя распутица не позволит ему пойти в дальние княжества, но Древлянская земля рядом, и он вполне успеет собрать в ней новую дань. Заманчивая мысль, стоит обдумать её ночью...

К утру решение было принято. Великий князь пропустил мимо себя продолжившие движение к Киеву обозы, посмотрел на своих неразлучных спутников Микулу и Рогдая.

   — Две сотни воинов, которых я перед завтраком велел отобрать, готовы в путь?

   — Да, великий князь.

— Возвращаемся с вами к древлянам и возьмём с них дань за год вперёд. Воинам надлежит нас сопровождать и быть стражей будущему обозу.

Ничего больше не объясняя — впереди ещё будет много времени для разговоров, — Игорь повернул коня в сторону, откуда прибыл вчера. За ним по знакомой дороге последовали Микула с Рогдаем и небольшой строй дружинников.

С ближайшей лесной поляны сорвалась стая воронья и с криком понеслась за отрядом великого князя.

Беседуя до поздней ночи с Григорием, Ольга долго не могла уснуть, а под утро увидела сон.

Искрился под солнцем снег, низко нависли над лесной дорогой густые еловые лапы, легко бежала по ней четвёрка рослых коней. В устланных пушистыми персидскими коврами и огромными медвежьими шкурами санях сидела она, ещё не великая киевская княгиня, а простая боярышня из далёкой северной земли. Из затерянных в лесах и топях плесковских краёв[130] красавцы кони мчали её в неведомый ей и оттого манящий, словно сказка, град Киев, столицу огромной Русской земли. Скакавший рядом с санями Игорь наклонился с седла, протянул к ней руки. Но что это? Лицо князя расплылось, потускнело, отдалилось от Ольги. Его фигура, словно пребывая в зыбком мареве, задрожала, заколебалась. На крупе статного, белоснежного Игорева жеребца-балана появилось ярко-красное пятно. Оно росло, расплывалось, капли крови покатились из-под седла на снег, и Игорь, выпустив из рук поводья, стал медленно заваливаться назад. Объятая страхом Ольга замерла в санях, крик ужаса застрял в горле...

С тревожно бьющимся сердцем она проснулась, открыла глаза, вытерла мокрый от холодного пота лоб. Вещий сон. А может, просто ночью увидела то, о чём часто думала с тех пор, как Игорь осенью отправился в полюдье, и особенно в последние дни, когда в Киев прибыли обозы с собранной мужем данью, а сам он с воеводами Микулой и Рогдаем в сопровождении небольшой дружины возвратился в древлянские земли. Неожиданно шум, раздавшийся на лестнице, ведущей в её покои, заставил Ольгу насторожиться, напрячь слух. Она не ошиблась — на лестнице гремели тяжёлые шаги, раздавался звон оружия, звучали мужские голоса.