Челядник, встретивший Хозроя на берегу, отложил в сторону весло, отбросил с головы накидку.
— Хазарин, узнаешь ли меня? — прозвучал над водой его голос.
Хозрой, словно ужаленный, вздрогнул. Не веря своим ушам, во все глаза уставился на гребца. Что это — сон, навьи чары? Прямо перед ним на скамье сидел тот самый русский сотник, что был на постое у полоцкой девы Любавы и которого по его приказу рабы-германцы обманом захватили на лесной тропе после рыбалки. Но ведь он велел его убить, и кости этого руса сейчас должны гнить в земле. Так отчего он жив, почему сидит в одном челне с ним?
Воскресший из мёртвых сотник раздвинул губы в усмешке.
— Вижу, ты узнал меня, хазарин. А потому должен догадываться, что ждёт тебя.
Он кивнул второму гребцу, и тот, оставив вёсла, наклонился над днищем челна. С трудом вытащил из-под скамьи большой просмолённый рогожный куль, в котором углежоги доставляли из лесу к кузням древесный уголь. Раздвинул широкую горловину, и Хозрой с содроганием увидел внутри куля трупы обоих своих челядников. Выхватив из ножен кинжал, сотник приставил его к груди Хозроя.
— Там и твоё место! В куль!
Хозрой в ужасе соскользнул со скамьи на днище, встал на колени, с мольбой протянул к русу руки. Неужто сбывается зловещее предсказание вещуньи Рогнеды и его смерть уже рядом? В том чёрном клубящемся водовороте, что извивается и вихрится у самого борта, обволакивая сидевших в челне туманом из мелкой водяной пыли?
— Пощади! Говори, чего желаешь, я сделаю всё! Хочешь, дам тебе золота столько, сколько сможешь поднять? Только пощади!
В лице сотника ничего не изменилось.
— Молишь о пощаде, хазарин? Зря... Ты не только мой враг, а недруг всей Русской земли, и потому тебе не может быть прощения. Так получи, что заслужил!
По знаку Ярослава второй русич схватил Хозроя за ворот, с силой отодрал от днища челна, швырнул в распахнутую горловину куля к мёртвым рабам. Хозрой в последний раз увидел круглый диск луны, заливавшей неживым светом гладь реки, затем горловина запахнулась, и хазарин услышал скрип, с которым её затягивали кожаным шнуром. Мгновение — и куль с плеском исчез в омуте.
— Подождём, — сказал Ярослав, кладя на колени самострел. — Я не допущу ошибки, которую хазарин совершил со мной в овраге...
В появлении сотника не было ничего загадочного. Его хватились у Любавы сразу же, как только пришли с уловом два других дружинника, рыбачивших с ним. Решив, что Ярослав попросту где-то задержался и прибудет позже, все спокойно поужинали и легли спать, и лишь ночное нападение варягов заставило по-новому воспринять исчезновение сотника. Взяв пса убитого дротта, дружинники вернулись на берег руки, откуда Ярослав один ушёл к Любаве, дали понюхать собаке корзно сотника, оставленное им утром у девушки, и пустили по следу. Так был найден и спасён Ярослав.
Это после его рассказа воеводе Микуле о всём виденном и слышанном у костра был встречен и уничтожен на поляне у Чёрного болота отряд викингов, это он с помощью пса дротта выследил и обезвредил у Двины челядников Хозроя и встретил вместо них хазарина.
Поверхность реки оставалась неподвижной. Как и прежде, слабо шумел и клубился туманом бездонный омут, ничто не напоминало о принятом им даре. Сотник отложил самострел, взял в руки весло.
— В путь, друже. Мы должны быть в Киеве раньше варягов.
Хазарская конница шла на рысях. Старый хан Узбой, не первый раз совершавший набег на Русь, вёл её только по ночам, сверяя маршрут по звёздам и по ему одному известным степным приметам. Приказ, полученный им от кагана, был короток и ясен: внезапно напасть на Киев, уничтожить и сжечь его и так же внезапно уйти в степь.
Кагану на сей раз не нужны русское золото и драгоценные меха, не прельщали его даже светлотелые и голубоглазые красавицы славянки и толпы сильных и трудолюбивых полонёных смердов. Кагану требуется просто стереть с лица земли Киев, вызвав этим недовольство русов великой княгиней Ольгой, ушедшей против древлян и оставившей стольный град всей Руси на произвол судьбы. А всякие смуты на Русской земле на руку кагану, всегда мечтавшему о подчинении славян великой и могучей Хазарии.
На третий день пути хан велел позвать к себе юз-беки Савла.
— Ты знаешь степь не хуже меня, — сказал Узбой, — знаком ты и с русами. Не сегодня-завтра мы должны встретить их заставы и дозоры, стерегущие Русь от набегов. Скачи со своей сотней вперёд, и пусть ни одна русская застава не даст сигнала об опасности.
Юз-беки согнул спину в низком поклоне:
— Твоё решение мудро, славный хан. Я понял тебя, поэтому не тревожься: всё будет сделано, как ты сказал...
Первый русский сторожевой пост хазары обнаружили уже на следующий день. На вершине степного кургана стояла высокая дозорная вышка. На ней под навесом была сложена готовая каждую минуту вспыхнуть куча сухого валежника, рядом с которой виднелась большая охапка сырой травы. К коновязи сбоку от вышки были привязаны две осёдланные лошади. На смотровой площадке вышки маячила пара русских дозорных с копьями в руках.
Остальные русы должны быть группами рассыпаны по степи, именно они обязаны сообщить на вышку о замеченной опасности. Тогда на смотровой площадке вспыхнет огонь, на него сверху будет брошена влажная трава, и в безоблачное небо поползёт густой столб дыма, сообщая следующему посту о надвигавшейся на Русь угрозе. Так, от поста к посту, тревожная весть примчится в Киев. Но чтобы этого не случилось, и выбросил опытный хан впереди орды быстрые незаметные щупальца — поднаторевших в набегах конников своего лучшего юз-беки.
Спешившись, хазары осторожно подползли в высокой траве как можно ближе к вышке. Ещё немного, и тогда они окажутся у подножия кургана, там, где из предосторожности трава была выкошена. И тут тревожно заржали русские кони. Дозорные тотчас насторожились, один из них склонился над сложенным валежником. Хотя до русов оставалось ещё не меньше трёхсот шагов, хазары вскочили на ноги и выпустили по ним стаю стрел. После чего изо всех сил бросились к вышке, над которой уже тонкой, едва заметной струйкой вился дым. Дозорные, оставив копья, прямо со смотровой площадки прыгнули на лошадей, забросили за спину щиты, на скаку стали рвать из сагайдаков[171] луки.
Хазары не преследовали их. Зачем? Предполагаемые дороги к следующему посту были ими предусмотрительно перекрыты, так что русы, лишённые возможности предупредить товарищей, не представляли никакой опасности. Ну а что можно взять в качестве добычи с этих дозорных, хотя и смелых, но простых воинов? Изрубленную в бою кольчугу, залитую кровью рубаху, стоптанные и потёртые стременами сапоги? Зато можно было легко получить в горло метко пущенную стрелу, удар в грудь острым прямым мечом или дробящей кости тяжёлой палицей-булавой.
Нет уж, пусть русы скачут куда угодно, хазарам не до них. Главное сейчас — не позволить разгореться огню. Несколько степняков, взобравшись на сторожевую площадку вышки, руками и ногами разбросали костёр, тщательно затоптали тлевшие ветки.
Юз-беки Савл довольно прищурил узкие глаза, потёр руки. Первый сторожевой пост — самый опасный. Другие дозорные, надеясь на товарищей с расположенных впереди вышек, будут менее осторожны и бдительны. И взмахом короткой ремённой нагайки он послал конников вперёд, где, по его расчётам, должен находиться следующий русский дозор...
В одном переходе от Днепра хан велел остановиться. Юз-беки Савл сделал своё дело: ни один сигнальный русский костёр не загорелся. Русь не ведала о приближении к её границам степных воинов. Завтра утром, проведя ночь на берегу безвестной речушки, притоке Днепра, отдохнувшая хазарская конница полным намётом, уже нисколько не таясь, понесётся на Киев. И ничто не спасёт славянский град, не отведёт занесённой над ним кривой вражеской сабли.
В небольшом укромном заливчике Днепра расположились у берега несколько десятков варяжских драккаров. Их паруса бессильно обвисли, вёсла были вытащены из воды. Яркая луна заливала жёлтым светом речную гладь, подступавший к самой воде лес. Вокруг догоравших костров, на скамьях драккаров, прямо на брошенных на песок накидках спали викинги. За их спинами был долгий, утомительный путь из далёкого Полоцка почти до самого Киева. Ведь до стольного града всей Руси им оставалось всего полдня плавания.
