— Джеймс, не будь ребёнком, — попросил Локи с надеждой, но Хант от этого завёлся ещё сильнее. Однако повёл себя иначе чем всегда, когда сталкивался с проблемами, он отступил и затаился, сбежал в ванную комнату и очень долго сидел там, включив воду для приличия.
«И почему все считают меня ребёнком?» — злился гонщик.
Он надеялся лишь на то, что Локи ляжет спать, и на сегодня тема Тора Одинсона исчерпает себя. Но ведь она возникнет и завтра, если не решить этот вопрос. А как его решить британец пока не знал.
Хант покинул ванную комнату, опасливо приоткрыв дверь. В спальне было тихо и темно. Джеймс выдохнул, отключил свет и прошёл к постели. Локи лежал на боку спиной к нему в пижаме. Вот это гонщику не понравилось больше всего. Он залез под одеяло, лёг на спину, покосился на Локи, тот не шевельнулся. Свет, что падал из окна, позволял разглядеть его очертания.
Спит или нет?
Хант повернулся на бок, тронул любовника за плечо, хотел было подвинуться поближе, но немец немедленно отреагировал. Дёрнулся в сторону, оказавшись на самом краю постели, Джеймс решительно подвинулся ещё ближе, но и эта попытка оказалась безуспешной.
— Я на диван, — буркнул Локи и, немедленно оттолкнув одеяло, поднялся с постели.
— Что? — опешил британец.
— Теперь обиделся я, — бросил Локи через плечо и вышел из комнаты.
— Чёрт! — зашипел Джеймс.
Сам виноват, не надо было доходить до абсурда в обсуждении Одинсона.
***
Утро не принесло облегчения, наоборот, стало ещё хуже. Когда Джеймс спустился в гостиную, любовник был полностью одет: чёрные брюки, серая рубашка, остроносые туфли, волосы приглажены. Локи сухо оповестил о том, что Хиддлстон уехал. Умолчав о том, что перед уходом актёр искренне пожелал гонщикам удачи и семейного счастья. Едва ли это было возможно. А затем маг заявил что уходит. И британец сразу понял, дело во вчерашней ссоре, и отпускать любимого ни в коем случае нельзя.
С самого утра Джеймс просто ещё плохо понимал что происходит, хотя дураком надо быть, чтобы не понять, Локи не в духе, с ним такое редко случалось, но сейчас он был сам не свой.
— Ты куда? — развёл руками Хант, он стоял посреди гостиной в одних трусах, взъерошенный после ночи, ему плохо спалось одному.
— Не знаю, — бросил маг. — Ещё не решил, может, к Тору заскочу, трахнемся и разойдёмся.
Хант обескураженно открыл рот. Злая ирония Лафейсона его даже не разозлила, а напугала.
— Локи, ну я перегнул, прости, — заканючил смертный, словно это его нытьё может что-то изменить.
— И ты прости, — Лафейсон упрямо покачал головой. — Зря всё это, я идиот и лжец к тому же.
— Я так не думаю, — всполошился гонщик, он знал, что всё можно исправить, только нужно поговорить. — Перестань, я просто был на взводе вчера, всё навалилось. Я просто дурак, ну прости.
— Ты не причём, всё дело во мне, я решил, что у нас всё может быть хорошо, это было глупо, — Локи сжал руки в кулаки, изумруды глаз потемнели, а Хант заметил, наконец, связку ключей в тонкой ладони, ключи от дома Локи, откуда они перевозили вещи любовника, с круглым металлическим брелком. — Прости.
Маг немедленно развернулся и рванул к выходу, не давая себе времени опомниться и остановиться даже на секунду, Хант сорвался следом за ним. Всё произошло так быстро, британец не успел толком понять, что у него из-под ног уходит земля, что всё рушится в мгновение ока. Он уже почти нагнал любовника в коридоре, полный решимости остановить, он потянулся, но так и не ухватил его. Входная дверь закрылась прямо перед его носом, Джеймс рванул ручку, толкая дверь, но та не поддавалась.
— Локи! — закричал британец, пытаясь выбить дверь, та словно заклинила с обратной стороны. — Локи!
Это был самый дикий кошмар в его жизни. Кошмар наяву, самый реалистичный и пугающий. Он не мог открыть дверь, колотился как дикий зверь, а когда всё же выбил, Локи на улице не оказалось. В порыве непередаваемого ужаса он как умалишённый пробежался по улице в одних трусах, прохожих с утра было мало, но и те изрядно удивились. Не мог же Лафейсон просто исчезнуть?! Хант немедленно вернулся домой, быстро натянул на себя джинсы, кроссовки, майку и пулей вылетел из дома.
«Это просто ссора, — повторял себе гонщик. — Он вернётся, остынет и вернётся».
Однако Хант гнал как бешеный к дому любовника в надежде перехватить его там. Но Локи как сквозь землю провалился. Джеймс долго стучал в дверь, умолял открыть. Но пустующий дом ответил безмолвием. Джеймс сел на ступенях у порога и уронил голову, закрыл лицо ладонями.
«Ну, Локи же не ребёнок! — злился Хант. — Он взрослый в отличие от меня, а взрослые так не ведут себя. Он должен вернуться! Он вернётся!»
Хант битый час просидел рядом на пороге, о многом успел подумать. Прокрутил раз сто в памяти вчерашний разговор, утренний, проклял себя и свой идиотский характер. Ревность — это неплохо, подстёгивает в малых дозах, но не так. Вчера у Ханта снесло крышу из-за того, что Локи и Тор были друзьями, ему так и мерещилось, что не просто друзьями, и вот снова этот Одинсон на горизонте. А может, он через Тома хотел подобраться к Локи? Как же глупо всё это было! А Локи задело до глубины души. Этот его отстранённый, потерянный взгляд, он так никогда на него не смотрел.
Джеймс понуро сел в машину, поехал домой в надежде, что Локи вернулся, и они смогут поговорить. По возвращении он узнал, что этого не произошло, более того, комплект ключей Лафейсона лежал в холле на полке. Джеймс несколько раз звонил Лофту домой, но длинные гудки так и не нарушил его голос. Зато позвонил Алистер, сообщил, что механики работают с его болидом, и к следующим гонкам он будет готов. Хант сделал вид что порадовался.
К вечеру его захлестнуло отчаянье, Локи так и не вернулся. Хант снова и снова названивал ему домой, всё безуспешно.
Прежде Хант точно отправился бы в бар, наплевав на всё, выпил бы как всегда, закадрил бы себе девицу и уже давно бы трахался вовсю с очередной красоткой. Но проблема была вовсе не в этом, ему не нужна девица, не нужен мужик, ему нужен Локи. Именно он и никто другой. Это его половина, если взять в расчёт сказки о любви и предназначении друг другу. Гонщик слонялся по дому из угла в угол, не мог заснуть и боялся даже подумать, что Локи не вернётся.
Единственное, что воодушевляло Ханта, это вещи Локи, которые были у него, Лафейсон всё равно решит прийти за ними, а значит, они смогут поговорить.
Джеймс пил очередную чашку кофе, время подходило к полуночи, он сидел за столом и смотрел на шкатулку, откуда Локи иногда доставал руны, так любовник назвал эти деревянные кругляшки со странными знаками. Лафейсон ясно дал понять, что это вещь личная, и прикасаться к ней может только он сам. Хант не возражал, он уважал личное пространство, не трогал чего не следует, но цветы и травы в горшках поливал.
А сейчас ему было так одиноко, а шкатулка, как ни странно, единственная вещь, хранящая тепло Локи, его бережные прикосновения. Гонщик осторожно коснулся резной шкатулки, с любовью провёл по чудным узорам, подвинул поближе и открыл. Он долго в нерешительности смотрел на руны, хотел коснуться и в то же время боялся перейти очередную грань. Но желание прикоснуться к Локи хотя бы через руны было сильнее него. Он сделал так же, как поступал любовник, когда открывал шкатулку, осторожно перемешал содержимое пальцами, при этом думая только о том, чтобы Локи вернулся, поддел пальцами горсть рун и вытащил из шкатулки. Четыре руны с непонятными знаками легли в пророческом письме, адресованном смертному, но он не мог прочитать эти знаки, только смотрел и смотрел. Затем вздохнул и убрал обратно.
Перевалило за полночь, Джеймс прикорнул на диване, ему снился нехороший сон, что-то тёмное утягивало его на дно собственных страхов. Словно рука смерти коснулась его плеча и потянула с такой силой, что невозможно было даже вздохнуть, Хант только и успел сдавленно закричать и ухватиться за сердце. Ему стоило огромных трудов вынырнуть из этого сна, гонщик резко открыл глаза, тяжело дыша, он прижимал ладонь к груди.