— Могу выдрать тебя вне очереди, — отозвался Танос, отсмеявшись, хотя на угрозу его предложение не походило.
— О, не беспокойся! — Локи тонко улыбнулся, продолжая беседу. — Меня есть кому отодрать.
— Даже не сомневаюсь в этом, — покивал демон и резко отошёл в сторону, пропуская сына Лафея и своего названного брата.
«И это всё?!», — удивлению зеленоглазого не было предела. Обычно они могли пререкаться часами, поскольку никуда не спешили, смакуя перепалку как единственно возможный вариант беседы, а тут разошлись после короткого обмена любезностями.
Локи, не выдавая поспешности, продвигался по уступам всё выше, вскоре он потонул в зеленоватом мареве, Танос проводил его внимательным взглядом. Демон-каратель снова ощутил знакомый ещё с той недели запах чужака, сейчас он, казалось, усилился, и от Локи просто несло озоном. Этот запах не был демону противен, наоборот, отдавал свежестью и энергией, вот только пахнуть так демон не мог. Даже если учитывать любвеобильную натуру названного брата и его предрасположенность развлекаться со всяким, кого он пожелает, последний любовник братца точно не мог быть демоном. Возможно, каким-то образом это связано с приказом Генуана позаботится о крыльях Локи в момент показательной порки. Танос выполнил поручение, где-то в глубине души он испытал облегчение, он ведь отлично понимал, что Лафей в случае гибели Локи был бы безутешен, и, как бы Танос ни хотел причинить брату боль, сделав это в полной мере, он заставит мучиться и отца, которого очень любит.
Куда более любопытным Таносу казалось другое, — зачем Генуан попросил его об этом акте братской любви втайне от всех? Каратель дернулся, словно его плеча коснулись осторожные пальцы, он обернулся, устремив взгляд вниз к подножию каменных уступов. Генуан призывал его без слов, маня в свои чертоги. Танос ещё раз глянул в сторону туманной зеленоватой дымки, где скрылся Локи, и уверенно пошагал в противоположную сторону, спускаясь вниз.
Демон коснулся широкой ладонью, будто высеченной из камня, тёмных врат. Стражи немедленно пропустили его к повелителю. Танос ступал тяжело, каждый раз, оказываясь в такой непосредственной близости к Генуану, он ощущал себя потерянной песчинкой в пустыне. Повелитель представал перед ним всегда в качестве властного рыцаря, облачённого в тяжёлые доспехи, невозможно было рассмотреть и кусочка живой плоти, только блестящую сталь его брони.
— Танос, — голос повелителя твёрдый и уверенный, как у всякого короля. Каратель преклонил одно колено и тут же услышал. — Поднимись.
Верный подданный поступил как велено.
— Локи, — многозначительно начал Генуан, он постукивал пальцами в металлической перчатке по камню своего трона. — Когда возникнет необходимость ему помочь, ты это сделаешь.
— Я сделаю все, что от меня потребуется, — подобострастно выпалил каратель.
Танос знал, что он один из многих, и, скорее всего, Генуан испытывает к нему такие же чувства, как и к любому другому демону, но ему хотелось думать, что он тоже в некотором роде избранный и привилегированный. Он мог позволить себе столь высокомерное допущение, поскольку сам Генуан назначил его карателем — яростным кнутом своей воли.
— Ты тоже почувствовал этот шлейф? — как бы между делом продолжал повелитель. — Он появился совсем недавно, но уже сейчас усилился.
— Это точно не демон, — покачал головой визитёр. — Похоже на…
Танос нахмурился.
— Полукровка, — неспешно закончил за него тёмный отец, казалось, он смаковал это слово на самом кончике языка. Танос представил, как Генуан проводит кончиком языка по губам и довольно ухмыляется.
— Нефилим? — неуверенно интересуется верноподданный. Если бы речь шла о полукровном демоне, его давно бы уже пригласили в Ётунхейм.
— Возможно… А теперь иди и помни, что я тебе сказал.
***
У Фригг был большой дом, давно она уже не вспоминала о той небольшой комнатушке, в которой жила до встречи с Малекитом, о нужде и безденежье. Сейчас у неё было всё, о чём она могла мечтать, как человек, которому нужны условия для развития, и как ведьма, для которой превыше всего возможности, уже не говоря о силе, какой наделил её демон.
Фригг занималась собой и своими нуждами, но сейчас, когда Тор снова вернулся в Асгард, играя единственную подготовленную для него роль ангела, ее одолевало беспокойство. Малекит не уставал твердить, что с Тором всё будет в порядке, если соблюдать несложные правила, хотя и его беспокоили выкрутасы Одинсона, главным образом то, что он исчез из поля зрения, являлся только к матери, избегал встречаться с ним лично. Так или иначе демона беспокоила судьба нефилима, на нём строилась вся продуманная месть Малекита, в случае, если ложь раскроется, весь план рухнет, и Тора, скорее всего, снова возьмут под стражу, а ангел окажется на свободе. Фригг снедали нехорошие думы, и он как мог успокаивал материнское сердце, даже пошёл на крайние меры — попытался связаться с Тором через Локи.
Фригг рассказала Малекиту о том, что сын вскользь упоминал имя Лафейсона, за что демон и зацепился. Но получил категорично-отрицательную реакцию от самого Локи, от чего шансы на встречу с Одинсоном таяли на глазах. Тор вёл себя вызывающе, демонстративно, он совершенно не понимал, что это опасно.
О последнем визите сына ведьма демону ничего не сказала. Одинсон потребовал, чтобы она сделала для пострадавшего Локи восстанавливающие зелья, и она беспрекословно выполнила его недружелюбную просьбу. Так или иначе она отлично понимала, что сын в обиде на неё, и это, разумеется, была оправданная обида, ведь она вложила в его ещё совсем юный и несформированный разум, как было уговорено с Малекитом, безусловную необходимость выполнить свой долг. Тор должен был привести в исполнение свою миссию, ради этого он был произведён на свет с расчётом и точностью. Фригга честно пыталась не привязываться к ребёнку, но проиграла эту битву с самой собой. Тор был удивительным ребёнком, таким красивым и энергичным, белокурым ангелом, иначе его было не назвать, только глаза кололи и прожигали — внимательные и упрямые. С самого раннего возраста, начиная с двух лет, его поили демонической кровью, вырабатывая силу и сверхъестественный иммунитет. Фригг обучала сына магии с особым прилежанием, в свои двадцать лет он знал и умел больше, чем она сотню лет назад. Нефилим рос и становился мужчиной, жил вполне обычной жизнью, он любил развлекаться, прекрасно совмещал подготовку к переходу в Асгард с весёлыми вечеринками, однажды ему предложили поучаствовать в съёмках рекламы, а затем понеслось. Тор стал актёром и довольно востребованным, оставить привычную жизнь ему пришлось на рубеже сорока. Когда подготовка к самому важному спектаклю в его жизни стала занимать всё его время.
Фригга до сих пор не знает, как он смог выдержать пытки в Асгарде, они продолжались довольно долго, даже Малекит перестал верить, что Тор справится. Сможет ли он воплотить столь безупречный план, ведь в Асгарде нефилим мог рассчитывать только на себя? Когда сын едва живой вернулся домой, его губы кривились в победной улыбке. Малекит явился по первому зову ведьмы, он помог вправить нефилиму крылья, демон был расчётлив и несуетлив, в отличие от Фригги, которую едва ли не трясло от ужаса. Малекит притащил в дом ведьмы демона, кровь которого Тор пил с самого детства. Общими усилиями демон и ведьма подняли Тора на ноги, и это была последняя встреча Тора и Малекита, когда нефилим заменил ангела в Асгарде, закрыв его в своей камере под надзором тюремщиков. Одинсон больше не хотел видеть демона, обрёкшего его на муки.
Часто вспоминая изувеченного Тора после освобождения от гнёта ангелов, Фригга возвращалась и в то время, когда нянчила новорождённого сына. Сейчас он стал мужчиной, сильным нефилимом, и всё ещё был ключевой фигурой мести Малекита. Ведьме было не по себе от мысли, что однажды обман раскроется. И что тогда?
Ведьму одолело нехорошее предчувствие. Она как раз занималась своими делами и всё поглядывала на зеркало в гостиной над камином. Зеркало в золочёной оправе, которое она использовала для общения с сыном, но лишь когда он сам её вызывает, отследить сигнал, исходящий от нефилима, Фригга никак не могла.
