========== Глава 10 ==========

Какое-то время Тор сидел за столом и просто смотрел на спящего Локи, точнее, на его спину и чёрные, словно дёготь, волосы. Спешка и упорство, с какими Одинсон всегда шёл к своей цели, показала, насколько он в действительности был глуп, груб и жесток. Брат лишь подчинился его воле, как делал это прежде с отцом, он покорно отдался, стремясь удовлетворить чужую похоть, а ведь Тор хотел иначе. Он хотел быть Локи отрадой, его наградой за долгие годы одиночества и пустоты, только всё пошло не так, и теперь он был больше похож на призрак Лафея — жадный и неумолимый.

Одинсон тяжело вздохнул, потёр лицо руками. Помыть волосы он так и не успел, идти в баню не хотелось, а избавиться от налипшей крови следовало сегодня, чтобы завтра эта деталь не напоминала Локи о случившемся. Тор решил, что не много потеряет, если срежет немного длину волос. Прядь за прядью удаляя ножом следы своего недавнего поступка, Одинсон размышлял о том, что упустил самое главное, желая как можно быстрее подобраться к Локи и внушить ему доверие. Тор действовал как всегда: как одиночка, добиваясь того, чего сам хотел, и совсем забыл, что Лафейсон тоже был живым человеком со своими сомнениями и страхами, быстрые темпы в столь щекотливом вопросе просто выбили его из колеи.

Одинсон лишь надеялся, что не испортил всё окончательно. Его вдруг одолела душевная усталость, какой он раньше за собой не замечал. Локи — вот он, рядом, нуждался в заботе и семье, но даже лечь с ним в одну постель было большой проблемой, любое движение в его сторону отодвинет Тора только дальше. Да, они были родными людьми, но только-только друг друга обрели, Тор даже не знал, как должен был вести себя старший брат, и уж тем более когда он посягнул ещё и на роль возлюбленного.

С тяжёлым сердцем Тору только и оставалось, что ждать милости ангела смерти, а тот спал и не знал о терзаниях охотника.

Локи провалился в сон, как в тёплую воду жарким летним днём, он не видел сновидений, жутких или прекрасных, не слышал звуков и ничего не чувствовал, кроме странного и незнакомого ему умиротворения. Поэтому, проснувшись посреди ночи, не сразу понял, где находился: то ли в родовом поместье отца, то ли в своих мечтах, где по неизведанным мирам путешествовал дух матери, дух женщины, которая всю себя отдала ради спасения любимых детей. Но, кроме уюта, тепла и приятного ночного полумрака, Локи чувствовал, как не хватало ему ставшего родным и необходимым охотника, с которым он в последнее время делил постель.

Лафейсон завозился, на движение тело отозвалось лёгким покалыванием. Одинсона рядом не оказалось. В избе застыли умиротворение и покой, вот только отсутствие охотника тут же выбило из колеи. Не похоже, что их невысказанные разногласия смогли прогнать упрямого и сильного брата.

«Если он не ушёл сразу, как узнал о вашем родстве, он уже не уйдёт, что бы ты ни делал», — так сказал ему отец.

А если всё же так случилось?

— Тор? — в панике позвал Локи, отпихивая одеяло.

— Я здесь.

Голос охотника послышался из тёмного угла у стола, он показался чуть хриплым и немного сонным. Лафейсон вздрогнул и нахмурился, пытаясь рассмотреть брата. Глаза, привыкшие к слабому освещению, исходящему только от подтопка, уловили движение крупной тени.

— Ты что там делаешь? — удивлённо поинтересовался Локи. Всё ещё не понимая, в чём было дело, колдун уселся на постели, свесив ноги на пол.

— Сплю.

Локи шумно вздохнул, воскрешая в памяти события последних дней, и понурился. Пожалуй, они оба наворотили дел, но это вовсе не значило, что Одинсон должен был спать на скамейке. Тем более, что это выглядело как откровенное наказание — единственное, какое охотник мог применить к самому себе.

— Иди сюда, — позвал Локи через какие-то пару минут.

— Я лучше здесь останусь, — упрямствовал Тор. — Тебе так спокойней будет.

— Мне будет спокойнее, — стараясь не выдавать своего раздражения, настаивал колдун, — если ты ляжешь в постель.

Лафейсон ждал недолго. Заслышав копошение, он наблюдал, как Одинсон тяжело поднялся с лавки, на которой ему, судя по всему, сложно было устроиться. Они оба вели себя как малые дети, но сегодня это было простительно им обоим. Локи не сдержал улыбки, когда Тор, переодевшись в темноте, понуро прошлёпал к постели. Лафейсон отодвинулся к стене, впуская охотника в тепло их общего ложа. С опозданием Локи понял, что улёгся на одеяло Тора, а укрылся своим, и кажется, это вызывало беспокойство у старшего брата.

— Иди сюда, — снова настойчиво повторил сын Лафея, и любовник послушно придвинулся к нему под одеяло, а через какие-то мгновения он просто обескуражено замер. Локи оказался совсем близко и уложил на его плечо свою голову, при этом обнимая поперёк груди. Возобладав над собой, Тор пошёл навстречу неловкому воссоединению: обнял Локи, прижал к себе и, чувствуя на шее чужое дыхание, закрыл глаза.

Оба едва слышно облегчённо выдохнули, уютно устроившись в объятиях друг друга, оба слышали, как Эрос спрыгнул со своего табурета и бесшумно прошёлся по избе, чтобы запрыгнуть на постель и улечься у братьев в ногах. И, наверное, в одно время они отпустили всё, что было в их жизни до этого момента. Завтра будет новый день, завтра всё станет иначе.

***

По-хозяйски прогуливаясь в черте своих владений, Фенрир вдохнул морозный воздух мощной грудью. Слабое дуновение ветра едва задело голые ветви над его головой — лес мирно спал. Зверь любил принимать разные формы: он мог выглядеть как обычный волк — ни один охотник не найдёт различий; днём он становился невидимым, но от этого не был менее кровожаден и силён; правда, чаще его громадный рост внушал трепет и ужас нежданным гостям. Он предпочитал свою самую сильную ипостась.

Сын Лафея с затаённым упоением восхищался его истинной сущностью — силой, неотвратимостью, яростью. Преданный Фенрир дарил своему компаньону уверенность и власть, ему это очень нравилось. Когда же в жизни Локи появился Тор, ещё в ту самую ночь, когда Локи не отдал приказ растерзать возмутителя спокойствия, волк понял: охотник по некой непонятной причине приглянулся компаньону. Прошло немного времени, и Фенрир тоже стал испытывать к Тору нечто похожее на симпатию, какую чувствовало всякое живое существо. Хотя куда раньше охотнику доверился именно Эрос — маленький своенравный плут.

Фенрир дёрнулся и обернулся, вглядываясь в тени у дома. От двери отделился мелкий силуэт и юрко подскочил к нему, подныривая под мощные волчьи лапы. Зверь недовольно рыкнул, а Эрос, словно и не заметив, стал ласкаться о жёсткую щетинистую шерсть волка. Грозный зверь для приличия нагнулся и уткнулся носом в чёрную шерсть, вдыхая родной запах, кот довольно замурчал.

До утра ещё было время, и Эросу просто хотелось побыть с Фенриром, он частенько забавлял его тёмными ночами, составляя компанию, лишь в последнее время давно не появлялся из-за Локи. И вот сегодня лёд наконец тронулся. Лафейсон принял негласное решение сдаться на милость Тору, а это значило, что скоро всё наладится. Эрос чувствовал: Локи устал терпеть своё вынужденное одиночество, а воспоминания об отце, хоть и доставляли ему изощрённое удовольствие, граничащее то с болью, то с наслаждением, потеряли свою живость и остроту. Теперь в его жизни появился другой человек, судя по всему, он всерьёз собирался захватить сердце колдуна, не напором, так лаской. Ему это удастся. Скорее бы.

***

Локи проснулся, побеспокоенный лёгким дуновением, словно холодная рука отца без его ведома коснулась лица. Только Лафей мог явиться, лишь когда его призовут, не раньше. Маг резко открыл глаза, пошарил рукой в постели и дёрнулся, словно его кто-то схватил за руку, вот только схватить его было некому. Тора в постели не оказалось.

«Это дурной сон, просто сон», — сам себя уговаривал Локи, потирая глаза.

Локи вскочил с постели, в один миг все свечи в доме вспыхнули, ярче летних молний освещая пустую избу. Тор исчез, и это абсолютно точно.