— Долгие зимние ночи, — жарко шептал Одинсон, он был уже на пределе, ещё немного. — Нам же как-то надо скоротать это время.
Локи не ответил, Одинсон сжал его плоть с такой силой, словно хотел изуродовать, последний раз скользнул по всей длине, и колдун с рычанием негодования кончил, чувствуя, как охотник догнал его, окропил семенем спину. Они перепачкали постельное бельё и одеяло, правда до всего этого соседям дела не было.
«Безумие, — заключил Тор, пытаясь отдышаться, и сделал для себя уточнение: — Сладкое безумие».
Колдун тоже, казалось, приходил в себя, он молчал, но из настойчивых объятий не рвался. Тор дышал ему в затылок и думал, что ни одна женщина ещё не залезала ему в душу, как этот молодой колдун. И хотя назвать их утреннюю возню соитием было нельзя, всё же удовольствие они получили. Тору хотелось верить, что Локи хоть на миг забыл обо всём плохом, что происходило в его жизни в прошлом, но его молчание отчего-то беспокоило.
— Эй? — шепнул Одинсон. — Ты в порядке?
— Не знаю, — был честный ответ и тихий смешок. — Я давно не был с кем-то настоящим, только с твоим двойником.
— Я же лучше? — нагло поинтересовался Тор, чувствуя шрамы под пальцами. И странным образом его это воодушевляло. Словно шрамы являлись печатями принадлежности.
— Ты горячий, но не надо было. Могут быть последствия, Тор, у всего, — вдруг серьёзно ответил Локи и чуть повернулся, чтобы увидеть глаза охотника.
Одинсон уставился на ореол шрамов вокруг рта и, не задумываясь слишком долго, поцеловал Локи в губы. Тот ответил, смакуя поцелуй, завозился, поворачиваясь, и уже через пару мгновений они оказались лицом к лицу.
— И какие же последствия могут быть у всего этого? — лениво спросил Тор, прерывая сладкий поцелуй, заглядывая в зелёные глаза и удивляясь, какой глубины были эти невероятные омуты, что и его манили стать утопленником.
Лафейсон лежал на боку рядом с ним, и казалось, что так они проводили каждое утро уже долгие годы, а вся его прошлая жизнь — просто дурной сон.
— Что, если я не отпущу тебя никогда? — Локи помрачнел.
Тор криво ухмыльнулся.
— Что, если я не захочу уйти? Этого ты не ожидал, правда?
Локи осторожно улыбнулся и накрыл ладонью щёку, поросшую щетиной. Ему с трудом верилось в слова охотника, но он согласен был проверить, насколько хватит терпения у соседа.
— Я захочу большего, — честно признался колдун.
— Я тоже, — Одинсон тяжело сглотнул. — Ты пролез мне в голову, Локи, отравил и подчинил, я тоже хочу влезть в тебя, очень глубоко.
Локи улыбался, жмурился, словно наевшийся сметаны кот. Он понимал эти слова буквально и был совсем не против предоставить охотнику возможность исполнить свою угрозу. Хотя от остроты не смог удержаться:
— Я думал, ты женщин предпочитаешь? — криво усмехнулся Локи.
— Ты меня испортил.
— О, ты заставишь меня ответить за это, — игриво подмигнул Лафейсон, пытаясь скрыть смущение, зачем-то заправил чёрную прядь за ухо и отвёл взгляд.
— Я говорю серьёзно, — Одинсон сглотнул. — Слышишь меня? Это не шутка. Вчера…
— Вчера, — Локи резко посмотрел на охотника, — мы были пьяны.
— Я смотрел, как ты ласкал себя, — признался сосед. — Ты делал это очень чувственно.
— Чувственно? — Локи криво усмехнулся, прищурился. — Я не женщина, со мной будет не так.
Локи хотел было отстраниться, но Тор схватил и удержал его за руку.
— Может, ты меня и этому научишь?
Под взглядом охотника у Локи отчего-то дрогнули руки.
— Это плохая идея, — покачал головой Лафейсон, не к месту вспомнив уроки отца, все его советы и замечания.
— Почему это? — Одинсон нахмурился, быстро облизнул губы и настойчиво продолжил: — Ты был не прочь поиметь мой рот.
— Это другое.
Одинсон хмыкнул.
— Я не хочу портить тебе жизнь, вот и всё, — честно ответил Лафейсон. — У тебя есть шанс завести семью, детей, забыть об этих кошмарах. И, в лучшем случае, забыть обо мне.
— Ну, конечно, — вызывающе бросил Одинсон, он одним точным рывком потянул Локи к себе, и, когда тот от неожиданности брякнулся на спину, охотник уселся на него сверху, нагнулся к губам и медленно провёл языком, колдун вздрогнул и замер. — И поэтому ты хочешь, чтобы я провёл в твоём доме год, так? Потому что хочешь, чтобы я забыл о тебе? Я ничего не упустил? Ты хочешь меня, Локи, глупо это отрицать.
— Я не отрицаю, — грустно ответил колдун. — Я просто не хочу ломать тебе жизнь, у тебя есть шанс на счастливое будущее, а у меня его нет.
— И у тебя есть шанс, — упрямо ответил Одинсон. — Может, у нас одно будущее на двоих?
Локи давно перестал верить в сказки, их не было в его жизни. Всё, что с ним происходило, — жестокая реальность, ненавистное существование, с которым он, вроде как, уже примирился. Все возможные методы уничтожить себя он испробовал, но в последние годы он не жил по-настоящему, лишь существовал изо дня в день.
— Не слишком ли быстро ты примирился с моими желаниями и взглядами? — настороженно полюбопытствовал Лафейсон.
— Я не могу ответить на этот вопрос, — Тор тепло улыбнулся, скользя ласковым взглядом по шрамам вокруг рта Локи. — Мне так сердце подсказывает.
Локи тяжко вздохнул и посмотрел нетерпеливо, словно ожидал каких-то решительных действий. Охотник, в свою очередь, не знал, что ему следовало предпринять, чтобы убедить соседа в серьёзности своих слов.
— Я сделаю то, чего ты хочешь, — Одинсон интимно понизил голос, взгляд его просто кричал, что он был готов на многое.
— Знаешь, чего я хочу? — Лафейсон облизнул губы. — Чтобы ты пошёл и сделал кое-что.
— Что? — возбуждённо покивал Одинсон. — Говори, что именно?
— Приведи себя в порядок, — начал Локи мягко. — Оденься и живо чистить дорожку до бани.
Одинсон даже дёрнулся от удивления.
— Ты… Я что-то не понял?
— А я буду готовить завтрак, — добавил Локи. — Или давай наоборот: я пойду дорожку расчищать, а ты готовь завтрак.
С табурета у подтопка послышался разочарованный тяжёлый вздох Эроса. Тор, хмурый, как грозовая туча, слез с постели, потупился. Он открыл было рот, только что сказать — не знал, слова всё никак не находились. Проклятый чёрт издевался над ним, это точно. Но в своём упрямстве Одинсон был так предсказуем, он не стал требовать объяснений, хотя очень этого хотел, ведь видел же, как Лафейсон реагировал на его близость, чувствовал и ощущал ответную тягу. Тор даже не стал бросаться обвинениями и припоминать, что совсем недавно Локи сам был не прочь с ним поразвлечься.
Тор собрался быстро, перед тем, как выскочить на улицу, он с остервенением схватил метлу и глянул на Локи уничтожающим взглядом. Маг вдохнул полной грудью ворвавшийся в избу холодный воздух.
Эрос спрыгнул с табурета и, усевшись на полу, уставился на компаньона.
— Не начинай, ладно, — попросил Лафейсон, обращаясь к коту. — Ты же видишь: он сам не знает, чего хочет. Бросается от крайности к другой крайности. Лучше молчи, Эрос. Просто молчи.
Колдун решительно поднялся с постели. Надо было привести себя в порядок и заняться приготовлением завтрака. Вчера они оба изрядно перебрали, Одинсон всё же выпытал правду, не мытьём, так катаньем. Теперь он знал о том, как обряд на него подействовал, и с этим как-то следовало примириться. Не похоже было, что охотник проклинал его за содеянное, но его резкая перемена в отношении лично Локи беспокоила чернокнижника. Совсем недавно он считал содомию унизительной, а сейчас недвусмысленно показывал, что готов совершить грехопадение с колдуном. Было во всём этом нечто странное. Словно после возрождения он перестал быть собой. Разумеется, он изменился, но уж больно быстрыми были перемены. Тор варварски ломал свою сущность, даже со своими козлами он был слишком груб, не пытался найти к ним подход.
Локи занимался приготовлением завтрака как-то слишком отвлечённо, он был рассеян и занят своими мыслями. Эрос под ногами не крутился, он прыгнул на подоконник и поглядывал в окно. Из задумчивости Локи вывел шёпот ветра. Он слишком углубился в свои мысли, а когда вынырнул из нелёгких дум, то услышал уже нарастающий предупреждающий вой. Лафейсон бросил на стол нож и край хлеба и рванул на улицу. Ледяной ветер заставил его вздрогнуть, облачённый в простую рубаху и штаны, да плетеные тапки колдун выскочил на улицу. Тор с остервенением разметал дорожку к бане, он не чувствовал и не умел слушать ветер. Он даже его, Локи, не заметил, когда Лафейсон подбежал к нему и схватил за плечо. Охотник развернулся, вид у него был грозный и недовольный, что его от дела отвлекли. Кроме Локи сделать это никто не мог, а разговаривать с чернокнижником после его выходки вообще не хотелось. Одинсон предпочитал не раздувать скандал, хотел сам справиться со злостью.