Локи не стонал, только бесшумно глотал воздух приоткрытым ртом, где-то у кромки сознания его беспокоило присутствие Тора, но смущать его стонами он не хотел. Если охотник отвернётся, то сможет притвориться, будто ничего не происходило.

Одинсон отвернулся, когда нашёл в себе силы не смотреть, он сжал себя через штаны, как в ту злополучную ночь, и замер на пару секунд, до боли сжимая веки. Колдун выдохнул с каким-то непередаваемым отчаяньем, и это стало, наверное, последней каплей. Тор не хотел всего этого видеть, он честно ринулся к колдуну, чтобы присмирить, пусть и грубой физической силой, заставить прекратить непотребство, но вот его взгляд снова наткнулся на бёдра, усеянные шрамами, и он уже не знал, как было честнее поступить: заставить Локи остановиться или дать закончить начатое. Одинсон не успел определиться: Лафейсон выгнулся на постели дугой, при этом зачем-то закрыл себе ладонью рот и застонал совсем тихо, когда кончил.

Тор на ватных ногах отошёл от постели, рассеянно бросил взгляд на Эроса. Тот делал вид, что спал, а у самого нервно подрагивал хвост. Одинсон подошёл к столу и налил себе прозрачную жидкость без запаха, выпил глоток за глотком и теперь понял, почему Локи так быстро развезло: горло жгло огнём, грудь налилась теплом, а сознание стало уплывать, едва пойло достигло желудка. Второй порции Тору было не нужно, его разум был отравлен. Охотник повернулся, посмотрел на колдуна. Тот лежал в постели, щёки тронул румянец, рот приоткрыт, бёдра, обнажённые и манящие, член вялый, но это было поправимо, хотя он и сейчас казался Тору красивым.

Одинсон нетрезвой походкой подошёл к постели. Локи перепачкал свою одежду семенем, и от неё надо было срочно избавиться. Он стащил с колдуна штаны, чем привлёк к себе внимание. Лафейсон открыл глаза, он не испытывал стыда, лишь неудобство.

— Прости меня, — так по-детски попросил хозяин избы. — Я не хотел, чтобы ты видел, но мне… понимаешь, было нужно.

Одинсон встретился с ним мутным взглядом и, ничего не говоря, продолжил высвобождать соседа из плена одежды.

— Я могу лечь на полу, — предложил маг, не понимая выражения глаз, в которые смотрел. Если притвориться, можно было даже выдумать, что Тор заботился о нём, хотя, скорее всего, лишь мечтал накрыть одеялом и задушить.

Одинсон ничего не ответил. Справившись с одеждой колдуна, он навис над ним грозной тучей, готовой обрушиться на дьявольское отродье. На какой-то миг колдун решил, что последует удар, но вместо этого охотник оседлал его бёдра и нагнулся к губам. Поцелуй был разнузданным, как на пьяный взгляд Локи, охотник целовался влажно и настойчиво. Тор шарил горячими ладонями по его телу, словно искал самый слабый участок. Как будто он был драконом в чешуйчатой броне и убить его было не так-то просто, собственно, это вообще было невозможно, но колдун поддался бы, он готов был испытать боль ради чего-то стоящего. Он был согласен на увечья ради какой-то серьёзной цели.

Лафейсон был так пьян и расслаблен, что ему едва хватало сил оставаться в сознании. Тор целовал его, собственнически ощупывал его тело. Было так хорошо, но жизнь, наверное, была несправедлива к нему с самого рождения, его морило, веки тяжелели, а разум отказывался от дальнейшего бодрствования.

Тор, в отличие от колдуна, в сознании удержался гораздо дольше. Но, когда сосед перестал отвечать на его поцелуи, охотник понял, что тот заснул, просто заснул и не интересовало его сейчас никакое чувственное наслаждение. В то время как Одинсон был возбуждён и готов ко всему…

Правда, задумавшись, он всё же понял, что был не вполне уверен, к чему именно был готов. Взять Локи, как делал это его отец, или отдаться ему, словно бульварная девка? Член у него стоял колом, а Локи и дела до этого не было, он тихо сопел под грузом чужого тела, голый, тёплый и открытый.

Тору ничего не оставалось, как скинуть одежду и самостоятельно удовлетвориться. Одинсон ласкал себя грубо и отрывисто, но кончая, он прижался лбом к белоснежному плечу и поцеловал Локи в уголок губ, обещая себе, что в следующий раз он возьмёт своё.

***

Проклятое пойло не вызвало даже похмелья. Проснувшись, Тор чувствовал себя абсолютно трезвым, память услужливо напомнила ему о событиях вчерашнего вечера. Локи спал спиной к нему, а Одинсон настойчиво прижимался к упругому заду, причём его член так удобно примостился в ложбинке меж ягодиц. Рукой охотник обнимал колдуна и грел ладонью поджарый живот.

Отсутствие похмелья откровенно раздражало, и можно было бы свалить свои действия на проклятое пойло, но отпираться, наверное, было просто глупо. А отодвигаться от колдуна вообще не хотелось, таким он был тёплым и родным. Правда колола Тору глаза. Он заскрипел зубами, когда Локи чуть двинулся в его руках, словно хотел отползти, а Одинсон сильнее прижался к нему сзади, нежно погладил живот, испещрённый шрамами, и коснулся губами плеча.

Только сейчас Одинсон всерьёз осознал: близость с Локи была неотвратима, они пришли бы к этому через неделю или месяц соседства. Зима долгая и холодная, а Локи такой тёплый и притягательный. Сейчас эта мысль не злила, скорее, вызывала трепет. Их встреча и последствия её были предрешены высшими силами, или это были промыслы зеленоглазого чёрта, которого он так собственнически обнимал и прижимал к себе? Одинсон тяжело сглотнул и прикрыл глаза, снова проваливаясь в сон, на губах его играла мечтательная улыбка.

Тор проснулся какое-то время спустя, почуяв неладное, он открыл глаза и быстро понял, Локи пытался выбраться из его объятий.

— Ты куда это? — хрипло со сна спросил Одинсон.

— Ты голый, — зашипел Лафейсон, словно находил в этом что-то удивительное. — Тор, убери руку, мне надо встать.

Одинсон напрягся, он крепко удерживал колдуна поперёк груди, а тот пытался как-то убрать стальную ручищу, но ему это никак не удавалось.

— Отпусти меня, — тоном, не терпящим возражений, приказал Лафейсон.

Сосед обеспокоенно ослабил хватку и в самом деле хотел отпустить, а уж потом узнать, в чём дело, но тут его рука скользнула совсем случайно по горячему напряжённому животу и проехалась по твёрдому достоинству зеленоглазого. Одинсона как молнией прошило от макушки до пят. С шипеньем Локи успел было приподняться, но охотник оказался быстрее. Схватил колдуна за волосы, ладонь припечатал к животу и резко потянул на себя, Локи так и брякнулся обратно, вскрикнув от неожиданности.

— Тихо-тихо, — Тор не выпускал чёрные пряди из стальной хватки, но уже не тянул. — Прости, сейчас.

Локи не понял, за что надо Тора простить и что должно случиться «сейчас», он открыл рот, гневно сверкая зелёными глазами, впрочем, это мог наблюдать только любопытный Эрос, тот внимательно следил за вознёй на постели. Колдун едва не задохнулся от возмущения, а уже через миг от реального удушья, когда почувствовал, как его истекающий смазкой член накрыла сильная ладонь.

— Проклятье! — сокрушённо выдохнул Локи. — Что ты делаешь?

— То, что хочу, — голос у Тора был рваным и возбуждённым, его губы коснулись уха, и Лафейсон не смог скрыть дрожь во всём теле.

— Не надо, — жалостливо простонал Локи, словно боялся насилия, но страх он испытывал вовсе не от этого. Одинсон не слушал, он сжимал горячее естество, двигал рукой, заставляя колдуна стонать, как в бреду, и запрокидывать голову назад от этой простой ласки. — Прекрати, я потом не смогу… себя контролировать.

Одинсон не слушал, он настойчиво ласкал колдуна, при этом тёрся твердеющим членом об его ягодицы, размазывая собственную влагу.

— Вот так, — шептал Тор на ухо соседу, не переставая ласкать его рукой, с упоением слушая тяжёлое дыхание и редкие тихие стоны. — Ты ведь хотел…

Маг больше не вырывался, но смолчать не смог:

— Ты не хотел, ох! — едва справляясь с голосом, прошелестел Лафейсон.

Одинсон не успел задуматься, а был ли у него на самом деле выбор? Наверное, он так до конца и не определился с вопросами, которые так мучали его мятежную душу.