Когда Ягода с большим трудом преодолела живую решетку растений, перед ней простерлась широкая могильная топь. Приблизившись вплотную к темному зеркалу болота, она наконец решилась продолжить свой путь в один конец.

Она пришла.

Неспешными осторожными шагами юная самоубийца двинулась навстречу мучительной смерти. Ее ноги все глубже проваливались в чавкающую грязь, а платок упал на поверхность воды, сдутый легким ветерком. Девушка услышала какие-то шорохи за спиной, но ни смелости, ни желания оглянуться у нее уже не осталось. Она неуклюже продолжила свой путь и провалилась по пояс в гнилую жижу. Девушка взмахнула руками, пытаясь не упасть – ей почему-то казалось, что умирать надобно там, дальше, где вода чище и прозрачнее.

Шепот. Не один – тысячи мелких шепотков. Детский плач, неявные женские выкрики, торжествующий нечеловеческий хохот нарастали и смешивались в голове Ягодки. Гул призрачных голосов заглушал все настоящие звуки. Внезапно она услышала слово, взорвавшее ее напряженный слух.

– Постой! – прохрипел кто-то в ее голове.

Ягодка не смогла противиться чужеродному гласу: он сковал ее волю и тело.

«Шепот прекратился, но что же здесь творится? Отпустите меня, дайте умереть спокойно».

Грешница испуганно обернулась. И не увидела ничего. Только жертвенник и трон с идолом вдали.

Новый возглас пронзил ее слух:

– А теперь посмотри, что тебя ждет!

С трепетом Ягодка обернулась обратно и вскрикнула от ужаса. В трех метрах от нее из глубины топи поднимались покойники. Замшелый бородач с порванной одеждой и откушенной щекой, два лысых старика, одноглазый парнишка, четыре некрасивых девицы с синими губами, бабка с разодранным лицом и совсем еще маленький мальчик! Серые, разложившиеся, разбухшие от воды мертвецы, улыбались ей кривыми искаженными улыбками. Своими мутными взорами белесых глаз утопленники всматривались в живого человека. Все они принадлежали этой топи и приглашали к себе. Их плотный строй расступился, и сквозь грязные воды болота к девушке вышла она сама – мертвая Ягодка. В серо-синем опухшем лице с пустыми глазницами было очень сложно узнать чернявую красавицу, ослеплявшую своим страстным взором всех деревенских парней. Девушка с ужасом вглядывалась в жуткую утопленницу – те же черты лица, та же одежда, а на руках младенец! Мертвый, как и мать. Нерожденное дите! Ее дитятко!

– Пойдем со мной, – прохрипела покойница. – Наше место здесь…

– Нет! – Отшатнулась Ягодка.

– Ягода! Ягода! Ягода! – враз завопили усопшие. – Иди! Иди к нам!

Девушка в смятении закрыла лицо руками и в нерешительности замерла, не смея сделать даже шажок или пошевелить головой. Ноги постепенно проваливались – илистое дно болота с усердием ухватило новую жертву и отпускать слабую женщину уже не собиралось.

– Возвращайся! – возвестил прежний повелительный голос. – Иди к престолу!

Ягодка не шелохнулась, продолжая проваливаться в топь. Ей казалось, что если она будет стоять безмолвно и, замерев всем телом и душой, то наваждение и страхи минуют сами собой.

Но голос никуда не исчез:

– Дурочка, утопнешь! Выходи на берег и подойди ко мне. Я хочу поговорить с тобой.

Ягодка вздрогнула – она узнала голос родимого батюшки.

– Вернись, дочка! – голос был таким знакомым и родным, она узнала бы его из тысячи.

Но отец умер! Девушка пыталась прислушаться к доводам разума и воспоминаниям. Она растерялась.

– Быстрее, доченька! – Голос отца стал еще ласковее, нежнее и в то же время требовательнее.

– Тятька? – Девица повернулась на зов и попыталась разглядеть одинокий и размытый силуэт человека. Кто-то стоял подле заклан-камня и манил ее рукой.

– Отец? – нерешительно отозвалась Ягодка. – Это ты?

– Иди же!

Неизвестно откуда взявшаяся туманная дымка накрыла плотным одеялом уродливый дуб и отшлифованный временем священный жертвенник.

Размытые очертания отца теперь только угадывались. Клочья клубящегося тумана обтекали серую неровную тень, подобно потокам полноводной реки, огибающим древний утес на опасной стремнине.

Ягодка решилась. Ей было страшно, но в то же время нестерпимо хотелось посмотреть на отца или поговорить с его духом.

Знахарке и травнице-ведунье Ягодке казалось, что бояться не надобно, а те частые приступы ужаса, которые накатывали и накатывали, и от которых леденела ее душа, возникали на самом животном уровне.

Она попробовала выдернуть увязшую в иле правую ногу, затем левую – не получилось! Несчастная сирота горько заплакала, но продолжила бороться с трясиной. Утопленники все так же шептались и тянули к ней разложившиеся корявые руки.

– Оставьте ее! – прохрипел чей-то голос. Покойники вздрогнули и заколыхались, стеная и выкрикивая непонятные мольбы.

Ягодка почувствовала, что под ступнями ног забурлил болотный газ – он с бульканьем вырывался на поверхность – вонючий и дурманящий. Теперь топь не удерживала ноги девушки. Ей удалось быстро высвободить сначала одну ступню, а затем и вторую. Переступая мелкими шажками на более твердую поверхность дна, Ягодка постепенно смещалась к заросшему осокой пологому бережку. Настал миг, когда она полностью вырвалась на свободу и в изнеможении упала в прибрежную черную грязь. Туман по-прежнему клубился и даже усилился.

Ягодка лежала на спине и плакала. Она сплевывала попавшую в рот тину и никак не могла успокоиться. В сумбурном вихре мыслей, замешанных на образах мертвецов и неутихующем страхе, девушка оказалась на кошмарной дрожащей кромке, разделяющей Явь и пучину безумия. Подняв голову, она в оцепенении смотрела, как несчастные утопленники уходили обратно в глубину, беззвучно рыдая и отчаянно заламывая страшные руки.

Еще мгновение, и болото вновь поглотило своих вечных постояльцев. Последней исчезла голова ее страшного двойника. В разинутый в немом крике рот хлынула осенняя водица, и призрак Ягодки исчез в безобразном омуте.

– Иди к престолу! – скомандовал хриплый голос.

Измученная девушка с натугой встала и, повинуясь приказу, поковыляла к уродливому трону, на каждом шагу спотыкаясь и запинаясь.

Взгляд искал фигуру отца. Или не отца?

– Кто ты? – прошептала несчастная. – Ты не отец. Мой отец сгорел страшной смертью!

– Ха-ха-ха! – заставил ее зажмуриться презрительный хохот. – Твой отец теперь мой слуга! Он в моей власти!

– Чернобог! – с ужасом прошептала девушка. Она приблизилась к изувеченному дереву и непроизвольно упала на колени, узрев того, кого трепещущая паства называла этим жутким древним именем.

– Да. – Вальяжно развалившееся на троне существо имело людские очертания, но это был не человек. Ранее это божество могло принимать любой облик – то прикинется гигантом-великаном или крупным лесным хищником, а то и обернется всесильным княжичем. Теперь же противные людишки отвергли старых богов – отбросили, предали, забыли.

С каждым отвернувшимся от него отщепенцем Чернобог все явственнее и отчетливее ощущал слабость и приближающееся бессилие.

Мудрый Чернобог понимал, что совсем скоро его божественные и такие ненавистные братья и сестры и, конечно же, он сам – бесследно канут в людском беспамятстве. Уже сейчас он пребывал в своем древнем, первоначальном облике. Плотная сухая кожа туго обтягивала крепкие мускулистые руки и ноги, матово-черный цвет тела создавал отталкивающее впечатление, что это не совсем божественное существо, а сгоревший несчастный, почему-то не умерший от ожогов человек. Темные провалы глазниц и раскрытый беззубый рот отталкивали любой посторонний взгляд.

Еще совсем недавно Чернобог приобрел бы вид умудренного столетиями седовласого старца в красной тунике или облик молодого кучерявого мужчины с золотыми наручами и поясом. Несколько десятилетий тому назад он любил представать перед дрожащим собеседником в виде свирепого дракона или неведомого существа из демонического нижнего мира. Теперь же Чернобог устало восседал на своем жутком троне и не мог без усилий поднять даже руки. Он еще мог нагнать туману или вызвать духов из загробного мира, устроить устрашающее действо с утопленниками, но могущество постепенно иссякало – это удручало, но выход был. Чернобог понял, что может спастись, а для этого необходимо заставить простого смертного человека совершить немыслимое.