Чтобы поддержать тепло во времянке, вставали ночью и подкладывали в печь дрова. Однако холод все равно пробирался в избу – набирая утром воду из ведра, приходилось разбивать кружкой тонкий слой льда.

В одну из таких морозных ночей Аня, бывшая на сносях, разбудила Алексея и, плача, сказала, что наверно пришло время рожать. Она попросила растерянного мужа сбегать за матерью. Алексей, надев полушубок, шапку и обув валенки, помчался в дом Михаила. Вскоре возле Ани были и мать, и отец, и муж. Мария, поговорив с дочерью и успокоив ее, велела Михаилу идти за Ильиничной, зятю – топить баню.

– Да жарко не топи. Нагрей в баке воду и все, – сказала она вслед уходящему Алексею. Затем одела Аню и повела к себе домой.

Через полчаса Михаил привел Ильиничну – ее все в поселке так звали. Эта пожилая седая женщина иногда принимала роды. Говорили, что она сидела в женской колонии, недалеко отсюда. До колонии она работала врачом в военном передвижном госпитале. Больше об Ильиничне ничего не знали, потому что она почти ни с кем не общалась.

Пришел Алексей сказать, что баня готова. Женщины повели Аню по тропке в баню, а Алексею дали нести стопку простыней. Алексей недоумевал:

– Зачем столько простыней? Ильинична грубо ответила ему:

– А ты что хочешь, чтобы твоя жена на голом полке рожала? Пока Аня медленно и осторожно шла по узенькой тропинке, Мария быстро дошла до бани и помыла полки. Когда пришла Аня, Ильинична осталась с ней. Она застелила полок простынями и, раздев Аню, помогла лечь. В предбаннике Алексей и Мария слышали плач и стоны Ани и подбадривающий голос Ильиничны. И вдруг все смолкло. Все ждали детского плача, но его не было. Родившийся ребенок не дышал.

– Ну уж нет! – возмущенно воскликнула Ильинична. Она взяла ребенка одной рукой за ножки и подняла его вниз головой, а другой рукой стала шлепать его по попке. Наверное от обиды мальчик (а это был мальчик) заплакал. Через некоторое время Ильинична открыла дверь предбанника и сказала:

– Идите, принимайте пополнение.

Родители подошли к Ане. Она лежала бледная, но улыбающаяся, прижимая к себе младенца. А Ильинична села в предбаннике на лавку, закурила папиросу и пробормотала:

– Подумаешь, нахлебался, – немного помолчав, снова: – выскочат замуж, а рожать не умеют. – Затем еще покурив, улыбнулась каким-то своим далеким воспоминаниям.

Весной в поселок притянули две машины. У каждой за кабиной стоял высокий бак. Как объяснили механики любопытным жителям, эти баки назывались газогенераторами. Их наполняли мелко нарубленными и хорошо просушенными чурочками. Чурочки при нагреве выделяли газ. На этом газе и работали двигатели автомобилей. Машины были маломощны, но ездили быстро. На них возили продукты, инструменты, иногда перевозили людей. Для обеспечения машин «горючим» была построена сушилка, где заготавливались и сушились чурочки. Помещение горело несколько раз, его тушили, восстанавливали и продолжали сушить чурочки.

Поселок рос. Был построен штаб, перестроена почта. Заключенные ежедневно выходили на стройки и, охраняемые солдатами, строили, строили. Возвели новый магазин, который разделили на продуктовый и промтоварный.

Год от года лагпункт выполнял и перевыполнял план по заготовке леса. В кабинете начальника штаба стояло несколько знамен за первые места. Появилось в поселке и малое электричество. На берегу залива рядом с поселком была построена электростанция. Ее сердцем стала небольшая паросиловая установка. Когда в топке горели дрова и вода превращалась в пар, установка медленно крутила большой маховик, соединенный ремнями с генератором, который и вырабатывал электричество. По столбам были натянуты электрические провода, тянувшиеся по всему поселку. В каждом доме появились лампочки. Люди с нетерпением ждали включения электричества. Не верилось, что тусклый свет керосиновой лампы может уйти в прошлое. Наконец лампочки засветились. Их свет, красноватый и мерцающий, казался всем очень ярким, очень ласковым. Жаль, что светил он не всегда. Его включали вечером часа на три, а затем выключали, чтобы зажечь прожектора на вышках. Генератор был малой мощности, поэтому электричества одновременно на лагерь и на поселок не хватало. Но уже начали прорубать просеку до города, чтобы протянуть по ней высоковольтную линию. Тогда поселок будет обеспечен электричеством в достаточном количестве.

Домой возвратился Петр. Он закончил учебу и отслужил в армии. Его брат Владимир, призванный на год позже, продолжал службу.

Петр сообщил родителям, что будет работать трактористом в соседнем лесхозе. В поселке подходящей работы для него не нашлось. Ему предлагали работу механика на катере, но посмотрев, как долго катер буксирует лес, Петр отказался от этой монотонной работы.

Подрастал Олег – сын Алексея и Ани. Он был здоровым ребенком. Зимой целыми днями мог, как крот, рыть ходы в глубоком снегу, а летом отец часто брал его с собой на рыбалку.

Почти все жители сделали себе деревянные, сбитые из досок лодки – плоскодонки. Некоторые приобрели подвесные моторы. Теперь не только зимой по льду на санях, но и летом на моторке стало возможным съездить к родственникам, в соседний поселок, стоявший выше по течению реки, а теперь стоящий на берегу водохранилища.

Однажды весной, когда освободилась ото льда водная ширь, Алексей с сыном пошел на берег залива. Был погожий выходной день. На берегу лежала перевернутая вверх дном лодка, вытащенная сюда осенью. Алексей развел небольшой костер и подвесил над ним ведро со смолой. Пока смола плавилась, Алексей законопатил лодку и убрал отставшие от бортов куски смолы. Затем, набирая из ведра ковшом растопленную смолу, начал поливать ей потрескавшиеся борта и дно лодки, разглаживая небольшим разогретым ломиком. Запах костра и расплавленной смолы разносился ветерком по всему берегу. Олег с нетерпением ждал того момента, когда проконопаченная и просмоленная лодка, сверкая своими черными бортами, будет спущена на воду.

И вот Алексей столкнул лодку на воду, посадил в нее Олега и оттолкнул от берега. Олег был рад первый раз после долгой зимы вновь покачаться на волнах. Казалось, что и лодке надоело лежать под толстым слоем снега, и она легко скользила по воде, и волны ласково шлепали ее, сверкая в лучах весеннего солнца. Алексей подтянул за веревку лодку и высадил Олега. Видя его недовольство, сказал:

– Завтра поедем на рыбалку.

На следующее утро, когда солнце только показалось над горизонтом, Алексей и Олег отплыли на лодке от берега и, опустив груз, принялись ловить рыбу. Утренний клев был неплохим, даже Олег смог поймать несколько крупных окуней. Затем клев пошел на убыль, но плыть домой не хотелось. Приятно было сидеть в лодке, покачиваясь на волнах, чувствуя, как пригревает солнце, смотреть на освобождающийся от снега берег.

Куда бежит этот дядя? – спросил Олег отца, показывая на человека в черной робе, бегущего вдоль берега.

– Наверное, за свободой, – подумав, ответил отец. Прошло с полчаса.

– А куда бегут эти дяди? – спросил Олег, показывая на бегущих по берегу солдат с овчарками.

– Наверное, за отпуском, – ответил Алексей, сматывая удочки.

Затем они поплыли проверить поставленные утром жерлицы. Попались две килограммовые щуки. Улов для начала сезона хороший. Солнце уже опускалось к горизонту, и Алексей сказал, что пора возвращаться домой. Причалив к берегу и выгрузив снасти, Алексей привязал лодку к забитому в берег железному лому.

Домой шли мимо больницы. Возле нее стояла телега, на которой лежал мертвый человек в черной окровавленной робе.

– Ну вот, солдаты и заработали себе отпуск, – сказал Алексей и, нахмурившись, пошел дальше.

Олег впервые увидел, и так близко, ЗАСТРЕЛЯНОГО человека. Ему стало страшно, и он поспешил за отцом.

Михаил выполнил свое обещание и после той холодной зимы, когда родился Олег, поставил молодым большой теплый дом. Петр и Алексей помогали ему. Свалили в лесу достаточное количество деревьев, распилили по размеру, обрубили сучья, ошкурили и привезли все бревна на большую поляну. Затем протесывали вдоль канавки, выбирали углы, стараясь работать топором так же умело и ловко, как это делал Михаил. Так бревнышко за бревнышком сложили большой сруб. Когда он был готов, написали на каждом бревне краской букву стены и цифру ряда. Затем сруб разобрали и привезли в поселок и поставили его на деревянные колоды. Эти колоды стояли наполовину врытые в землю. Затем обшили их с обеих сторон досками и засыпали туда землю. Внутри дома получилось просторное подполье для хранения продуктов, а снаружи – завалинка, на которой можно было сидеть как на лавочке. «Летом на завалинках сидят бабки в валенках», – так припевали о себе бабушки, греясь на солнце. Крышу покрыли досками. Это было лучше, чем крыть, как раньше – дранкой. Да и доски стали доступны после того, как недалеко от электростанции сделали лесопильню. Она работала круглые сутки, обеспечивая лагпункт досками, брусом, штакетником.