Вообще, меня удивляло то, как уверенно люди Высокого Утеса чувствовали себя здесь - в местах, которые им, в общем-то, не принадлежали. Исконными землями кайовов считались нынешние штаты Канзас, Колорадо и Оклахома, в пределах, которых правительство, собственно, со временем и создало для них резервации. Мне стало интересно, почему вождь все никак не покидает территорию Техаса. Но спрашивать об этом своего бывшего хозяина я, разумеется, не стал, дабы не сделать его хозяином нынешним. Лишь спустя много лет, от одного старого полуслепого индейца, в форте Силл, я узнал, что этому предшествовал ряд событий, о которых никто распространяться не желал. Задолго до Высокого Утеса вождем кайова был некий Твердый Камень. Таким же сдержанным нравом, как отец Маленького Жеребенка, он не отличался, часто ссорился с верховными вождями племенного союза. В конце концов, лидерам это поднадоело, и они велели ему со своими людьми катиться на все четыре стороны. Твердый Камень, недолго думая, решил направиться в Техас, где команчи, руководимые его друзьями Бизоньим Горбом и Танцующим Оленем, приняли буяна с распростертыми объятиями. Шло время, вожди крепко сдружились, как, впрочем, и их подопечные. В результате, люди Твердого Камня уже скорее чувствовали себя стопроцентными команчами, чем кайовами. Но, как ни парадоксально, корней своих не забывали. Они ведь Ка-иг-ву - Главные Люди! С тех пор техасские долины, леса и реки стали домом для кочевой группы, некогда отделившейся от родного племени по причине буйного нрава своего предводителя. В теории, вспыльчивый человек не может быть вождем, но на практике порой встречались представители рода индейского, готовые идти за смутьянами, не сильно чтущими заветы родного народа. К тому же, Твердый Камень был очень щедрым, а удача всюду следовала за ним, как послушная собачонка. Так что ничего удивительного нет в том, что многие согласились следовать за таким бунтарем. Как уже отмечалось, этой группой впоследствии руководили куда более мудрые люди, (тот же Высокий Утес), но искать мира с давно забытыми соплеменниками и возвращаться в Оклахому никому уже не хотелось. И вождю, впрочем, тоже.
Резко изменившееся ко мне отношение со стороны дикарей, Дика и Саймона, к сожалению, не впечатлили. На одном из привалов они сделали то, за что поплатились бы головами, будь я одним из краснокожих. В племени меня теперь недолюбливали, но однозначно утвержденного разрешения колотить меня не было. И, однако же, парни об этом ни на секунду не задумались. Однажды утром они дождались, пока я пойду к воде умыться, предварительно подстроив засаду на берегу, и неожиданно на меня набросились. Один из них, кажется, дубасил меня булыжником по горбу. Я изворачивался, как мог, пробовал отбиваться, но это было совершенно невозможно в сложившихся обстоятельствах. Саймон скрутил мне руки сзади. С довольной миной, Дик лупил меня ногами в живот и в причинное место. Вдоволь наиздевавшись, они пару раз на меня плюнули и убрались. Слезы невольно выступили из глаз, потекли по щекам. Отвечать пленникам за нанесенное оскорбление я не собирался, потому, что сам заслужил такого к себе отношения. Меньше следовало заботиться о собственной репутации, которая, как видно, все равно очень скоро пошатнулась, и больше проявлять видимого сочувствия. Хотя, было уже поздно. Я понимал, что надо мной нависли тучи, и что скоро должно произойти нечто недоброе.
Я и словом о произошедшем ни с кем не обмолвился. Ссадин на лице было немного, да и те, что были, я хорошо прятал. Это, конечно, очень глупо, учитывая тот факт, что индейцы - существа глазастые. От них почти ничего невозможно скрыть. Но в тот момент я об этом совершенно не задумывался. В сторону пленников порой кидал гневные взгляды. По их поведению было заметно, что они боятся. Я ведь в любой момент мог пожаловаться Маленькому Жеребенку, или его отцу, и тогда ребятам было бы худо. Не взирая на перемены в отношении дикарей ко мне, которые с каждым днем становились все более видимыми, я все еще имел право отстоять свою гордость и сделать так, чтобы рабы поплатились за содеянное. Однако делать этого я не стал. Не потому, что мной двигали благородные мотивы, нет. Просто, как я уже сказал, поступок разозленных юношей был полностью оправдан моим скверным поведением и скрытым стремлением угодить краснокожим.
В состоянии затаенного страха перед неизвестностью для меня прошел весь путь к месту сборища индейцев. Танец Солнца является одним из важнейших ритуалов для Кайовов, Шайенов, Лакота и Арапахо. Команчи этой чепухой особо никогда не страдали, что меня удивило. Ведь их собратья и, по совместительству, главные союзники обычай этот очень уважали. Но, что верно было подмечено в одной из недавних газет каким-то заумным писакой, "у каждого народа свои традиции и особенности, и никто не вправе вмешиваться в жизнь чужой нации". Мы в жизнь американских аборигенов нисколько не вмешивались, конечно. Хотя, признаюсь, я рад, что эти варвары загнаны в одно место и опасности больше не представляют. Впрочем, об этом позже.
На ежегодную церемонию этой дикой пляски племена обычно собирались отдельно. Но в тот год, почему-то, решили потанцевать вместе.
Церемония проходит так: воину, отважившемуся первым воззвать к Солнцу и вступить в общение с Всеотцом, пронзают соски. Затем, в образовавшиеся отверстия продевают заостренные с обеих сторон палочки, которые предварительно привязывают длинными веревками из бизоньих сухожилий и вражеских скальпов к высокому столбу. Танцор должен отойти на некоторое расстояние от столба, чтобы веревка, как следует, натянулась. В таком положении человек должен двигаться под звуки трещотки или барабана и пение шамана. Все этой противное действо сопровождается обильным кровоизлиянием.
Мужчины и юноши, решающие поучаствовать в этом ритуале, порожденном извращенным диким разумом, считаются самыми храбрыми. Ими племя может гордиться.
Танцоров было много. Они сменяли друг друга примерно через каждые три часа, в зависимости от того, насколько вынослив был тот или иной дикарь и сколько крови вмещало его тело. Думаю, говорить о том, что в число самых рьяных почитателей Танца Солнца входил и Маленький Жеребенок. Он танцевал довольно долго, чем впоследствии несказанно гордился. Надо было видеть его глаза, во время пляски с детской наивностью и доверием взиравшие в небесную синеву. Вождь был доволен своим сыном и, должно быть, вспоминал тот день, когда сам впервые принял участие в этом сатанинском мероприятии. Люди Высокого Утеса с неописуемой гордостью заявляли всем, что этот юноша - выходец из их племени. Оно и понятно: Жеребенок был самым юным участником церемониала. Я примостился у зарослей шалфея и шпорника, и с отягченным видом следил за творившимся там безумием.
Маленький Жеребенок, безусловно, отличился беспримерной отвагой. В его-то годы мало кто решался на этот безумный шаг. Но даже ему было далеко до той самоотдачи, что проявляли индейцы из племени Лакота, для которых Танец Солнца был самым важным ритуалом из всех возможных. Шайены-то больше уважали Обновление Священных Стрел, (они на стрелах вообще помешанные). Арапахи тоже фанатизмом по отношению к солнечному беснованию не отличались. Кайова были людьми религиозными, но по сравнению с другими индейцами Равнин - самыми материалистичными, если можно так выразиться. Они всей душой любили войну, и отдавались ей всецело, а религиозные обряды у них стояли на втором месте. Лакота были другими. Они, конечно, тоже вояки первосортные, но свою Вакан Танку (Великую Тайну) почитают пуще всех остальных дикарей. Не мудрено, что именно они были самыми самозабвенными плясунами.
Высокий Утес не проявлял ни малейшего интереса к кайовам, пришедшим из Канзаса и Колорадо. Не с одним из них он не заговорил, даже с вождями, и ни к кому из них не приблизился. Кайова тем и отличаются от всех других дикарей, что своим решениям следуют неукоснительно. Изменение решения они считают слабостью. Довольно странная особенность, не спорю. В каком-то смысле это, возможно, даже признак некой узколобости и ограниченности мышления. Но, с другой стороны, только так и воспитывается настоящий характер. Кайова каждое решение принимали так, будто оно - последнее. Однако, с Маленькой Горой, великим вождем и своим другом, руководившим кайовами, приехавшими на церемонию из Оклахомы, он общался часами.
