— Кью, садись с нами, — Ари заманивает меня рукой.
Но, вдруг…
Пора отпустить её, Кью, и ты это знаешь. Она не приедет.
Она, чёрт возьми, не приедет. Забудь об этом.
Ноги устало несут меня к столу. Я бросаю взгляд на ёлку, чтобы понять, насколько праздничное у меня настроение. Так вот, моё настроение близко к нулю, хотя ещё недавно мне было так весело. Я содержу семью Ната, забочусь о ребёнке, помогаю Рэджи с отцом. Моё чувство вины за смерть Джуди от с восьмёрки упало до шестёрки, а может, пятёрки. Я помогаю людям, и этим я делаю свою жизнь лучше. По крайней мере, мне так отчаянно хочется в это верить.
Моя задница падает на стул, и я погружаюсь в дружескую тёплую атмосферу шуток и смешных историй. Этот вечер замечательный. И всё здесь такое красочное, яркое, новогоднее. Здесь приятно пахнет. Меня окружают хорошие люди.
Но мне грустно. И эта тоска по девушке сжирает меня изнутри.
Сэм вытеснила из моей головы Джуди. Я мечтал о том, чтобы мне перестали сниться кошмары. Чтобы Джуд покинула мои мысли. Получил что хотел? Жри, наслаждайся.
Это новый круг ада. И кругу не свойственно заканчиваться.
========== Эпилог ==========
У каждого из нас своя история. Свои фобии. Свой бесконечный поток мыслей, приправленных чувством вины. Но к концу истории я понял, что это далеко не так. Спустя каких-то два месяца мои проблемы стали общими. Мы помогли отцу Рэджи понять, что насилие — не выход. Мы доказали Нату, что он не один в этом мире, и что у него есть семья, не смотря на смерть его матери. У него всё ещё есть мы. И мы рядом, что бы не случилось.
К концу истории у всех слетели маски. Мы знаем секреты каждого из нас. Рэджи больше не коллекционер женских трусиков. Ему больше не нужно притворяться. Не в доме Ната уж точно. Рэдж близок к тому, чтобы рассказать о своих чувствах какому-то парню из колледжа. Я знаю, что рано или поздно общество узнает про него. Мы будем гордиться этим парнем, который не струсит перед публикой. А отец Рэджи в начале истории был художником. Но после того, как мы увидели его тату в области паха, поняли, что он не простой художник, а чёртов извращенец, трахающий татуировщика. Но теперь у Рэджи всё в порядке. Он поселился с матерью на нашей с Натом улице, и теперь мы видимся гораздо чаще. Я рад, что эти двое дали отпор ненавистному тирану в их жизни.
Нат по-прежнему остался зубрилкой, только теперь он начал курить. Я пытался перерубить корень этой пагубной привычки ещё в самом начале, но затем Умник сказал следующее: «лучше — курево, чем что-то другое». Он до сих пор не оправился от смерти матери, до сих пор не привык к тому, что теперь он — ответственный за свою младшую сестру, за дом, за оплату колледжа, и за всю свою жизнь. Деньги, которые Саманта скинула мне на карту, очень помогают мне и Нату. Они буквально вытаскивают Умника из пропасти отчаяния и грусти. К слову о деньгах, я устроился барменом в том самом баре, где мне однажды привиделся призрак (или что это вообще было) моей бабули. Хотя я до последнего верю, что седовласая девушка действительно существовала, и это не игра моего воображения. Теперь у меня нет проблем с полицией (благодаря Баду — дяде Сэм), и я могу спокойно разгуливать по улицам, как и делал это раньше, но теперь — законно.
Джуди родила трёх прекрасных щенят, которые по сей день веселят нашу маленькую Ариэль. Хотя она каждый раз утверждает, что больше не ребёнок, мы все знаем, что это далеко не так. Не надо ей взрослеть. Не сейчас. Пусть побудет в своём мире грёз, и даже когда смерть матери пошатнула детскую психику, я верю, что Ари будет в порядке. Она вырастет замечательным человеком, я точно знаю. И, надеюсь, она поймёт, когда мы раздадим щенков в хорошие руки. Потому что, злая Ари подобна урагану, которая сметёт всё на своём пути.
Мои ноги свисают с края крыши, а тёплый весенний ветер обдувает голую шею. Недавно я был у миссис Холмс, мы пили чай и вспоминали, какой хорошей была девушка по имени Джуди. Я забрал из её комнаты пару рисунков, чтобы сделать кое-что чуть позже. И вот он я — сижу на крыше с этими бумажками в руках. Не знаю, что делать. Не понимаю, зачем вообще взял их. Наверное, стоит отпустить это. Проститься с Джуди.
— Если слышишь меня, пожалуйста, — я зарываюсь лицом в эти рисунки, — прости меня. За всё.
Тёплый ветер ласково гладит мой лоб, напоминая этим прикосновение матери. Мне так этого не хватает. Я знаю, что Нат и Ари — моя семья. Но мне так не хватает мамы. Я делаю из рисунков Джуд бумажные самолётики и пускаю их по воздуху. Теперь она меня отпустит. Я простился с ней. Попросил прощение. Теперь я свободен. Чувство вины никогда не исчезнет окончательно, что бы я не делал, сколько бы девушек не вызволял из беды, и как бы сильно не заботился о близких.
— Здесь не занято? — я слышу знакомый голос где-то сзади. Мурашки бегут по моей спине, и я понимаю, что не хочу поворачиваться. Лучше пусть мне послышалось. Нет. Только не снова. Я ведь едва забыл тебя.
Саманта садится рядом со мной и грустно улыбается. Но я больше не вижу этих красных глаз и розовых щёчек. Она больше не плачет. Девочка выросла. Боже, я так давно её не видел. Кажется, почти полгода прошло с тех пор, как мы с этой девушкой «разминулись» по жизни, и она перестала быть моим спутником, моим пассажиром, моим спасением. И вот она снова здесь, сидит рядом и протягивает мне… шкатулку.
— Откуда…
— Я была у Ната, спрашивала о тебе. Он сказал, что ты уехал решать свои проблемы, поэтому я сразу направилась сюда. Он дал мне шкатулку, когда я спросила, открывал ли ты её.
— Не открывал, — говорю я очевидный ответ. Сэм по-прежнему улыбается.
— Скучал по мне?
Такой наглый вопрос. В ответ лишь молчание. Хотя, хочется закричать: «Да, чёрт возьми, я очень скучал!»
— Молчишь. А я вот скучала.
И когда эти слова настигают моих ушей, а следом — сознания, я накрываю её руку своей.
— Ты ведь даже не пытался открыть эту шкатулку, — говорит Сэм утвердительно, но я всё равно киваю. — Кью! Но ведь я дала тебе подсказку. Ту фотографию, где есть дата. Давай попробуем!
Когда эти самые губы произнесли моё имя спустя долгое время, я перестал думать. Мне вдруг резко стало наплевать на всё происходящее. На шкатулку, на фотографию. Остался только я, наедине со своими мыслями об этой девушке.
— Я тоже скучал по тебе, — тихо говорю я, мысленно ругая себя за сентиментальность.
— Ты не хочешь открывать её?
— Мне плевать. Все ответы я давно получил.
— Не все, — говорит Сэм, глядя на меня своими карими глазами. Кажется, её волосы стали немного короче. Она по-прежнему не красится. Но, как я говорил недавно — все мы изменились. Я перестал бояться нелепой привязанности, ведь лучше любить кого-то, и, может, потерять в будущем, чем жалеть, что никогда и не был влюблён.
— Это шкатулка моего отца. Я понятия не имею, что в ней. И, честно, даже знать не хочу.
Красивая залакированная шкатулка цвета вишнёвого дерева летит с девятого этажа. Я вижу округлённые глаза Саманты и улыбаюсь. Я долго искал ответы, но они были прямо у меня под носом.
— Я отпустил всё это, — говорю я. — Извинился перед Джуд за то, что не спас её тогда. Сэм, это такое облегчение. Я часто просил прощение, но не вот так. Сейчас что-то изменилось. И это «что-то» помогло мне получить прощение. Надеюсь, теперь кошмары не будут терзать меня ночами.
— С тех пор, как я врезала своей матери, кошмары отступили. Мне следовало простить саму себя за смерть брата. Кью, ведь главное — не прощение других, а то, что ты чувствуешь у себя внутри. Время лечит, а так же время даёт возможность подумать. Главное, чтобы мы сами себя простили.
Рука девушки выскальзывает из моей.
— Я рада, что у тебя всё хорошо.
— Уходишь? — внутри меня начинают закипать нервы. Она ведь только пришла. Зачем вообще приходила? Разодрать старые раны?
— Пора. Я уезжаю на лето в другую страну вместе со своим дядей.
Мой уставший взгляд провожает девушку, которая медленно плывёт к выходу. Что бы я ни сказал, она не останется рядом. Но я буду винить себя за то, что даже не попытался. Мои ноги сами несут меня к ней и настигают девушку, когда та была уже на втором этаже. Долго же я мешкался.
