Рэджи говорит это так искренне, с детской улыбкой на лице, что я невольно радуюсь за друга, ведь в этом доме он действительно не должен притворяться быть кем-то другим. Но что-то внутри меня подсказывает, что я должен пойти на улицу вместе с ним. Я знаю Рыжего не так хорошо, как хотелось бы, но здесь невооружённым глазом видно, что с ним что-то не так. Люди, которых что-то беспокоит внутри, снаружи улыбаются чаще других.

Кивнув Нату, я выхожу на улицу, предварительно надев пальто.

— Рэдж, в чём дело? — я осторожно подкатываю к нему с правой стороны.

— Через месяц мне исполняется двадцать один, Кью. В следующем году я заканчиваю своё обучение, но не знаю, что делать дальше. Мой отец постоянно поднимает руку на меня, на мою мать.

— На мать-то за что? — ужасаюсь я.

— За то, что та меня прикрывает. Мама меня очень любит. И хоть готовит она хреново, но она хороший человек. Вернее, единственный человек, кому не всё равно.

Моя рука накрывает плечо парня.

— Рэджи, нам не всё равно, — уверяю друга я.

— Правда?

— Хочешь уехать вместе с нами? — задаю встречный вопрос, так как не вижу смысла что-либо доказывать. Так сказать, иду на рожон. После моих слов Рэджи больше ни в жизнь не подумает, что нам на него плевать. И это правда. Было бы неплохо, на самом деле, если бы он уехал вместе с нами. Когда я переехал в этот город, Нат и Рэджи — единственные люди, которые не спрашивали, кто я, и почему я такой странный. Сейчас до меня начинает доходить тот факт, что эти двое, возможно, догадывались, чей я сын, и что я забыл в этом маленьком городке. Никто из них не настучал. Оба меня поддерживали. Нат, так вообще, стал моей семьей. Рэджи — хорошим другом.

— Знаешь, что? — я сбрасываю руку с плеча Рыжего и киваю ему на дорогу, — я хочу накостылять твоему отцу. Никогда не бил чужих родителей. Это, наверное, приятное ощущение, когда лепишь пощёчины одну за другой человеку, который это заслужил. Который и сам недавно тебя… о! Знаешь, что недавно Сэм учудила? — восхищённо говорю я, вспомнив, как Саманта врезала своей матери за все её грехи, а затем затыкаюсь. Рэджи удивлённо смотрит на меня, а я понимаю, что даже спустя сорок четыре дня после нашего с ней прощания до сих пор думаю о ней. Слова об этой девушке вырываются спонтанно, я даже не замечаю.

— И что же она учудила? — улыбается мой собеседник.

— Я часто думаю о ней. Рэдж, чёрт возьми. Мне кажется, я в неё…

— Я понял, — смеётся Рыжий, — но будет странно, если два парня начнут говорить о любви. Ну, в смысле, парни ведь обычно вообще такие вещи не обсуждают.

И то верно. Чего это я раскис? Вроде, хотел что-то предложить своему другу. Точно!

— Рэджи, суть не в этом. Я хочу врезать твоему отцу.

Рыжий вдруг резко обнимает меня и тихо говорит прямо на ухо:

— Спасибо, Кью. Но, поверь, мой отец не стоит ни капли твоего внимания.

Правая рука моего друга снова сжимает моё плечо.

— Это мы ещё посмотрим, — улыбаюсь я, отстраняя от себя Рэджи. Он прячет глаза, но, кажется, тоже улыбается.

Мы возвращаемся в дом, и я высказываю идею нашему народу, ну, вернее, только Нату, так как Ари занята своими делами — возится с собакой, напялив на себя игрушечный стетоскоп из детского набора врача, и слушает живот, пока Джуди покорно лежит на спине.

— Да, я не против, — говорит Натаниэль, выслушав мою идею преподать отцу Рэджи урок, — только, давай без насилия, хорошо? У меня есть идея получше. Но нам следует быть очень-очень осторожными, — внезапно тон Умника становится серьёзнее, на пару тонов ниже. Мы рассаживаемся за стол, складываем локти на поверхность, подвинув стаканы с апельсиновым соком, и внимаем. Нат придумывает план, который, в общем-то, никому не навредит. Ну, разве что, отцу Рэджи. Наш рыжий ловелас коварно улыбается, дослушав предложение Умника, и я потираю руки, убрав локти со стола.

— Все согласны? Так будет разумнее, — заканчивает свою речь наш маленький «только-давай-без-насилия», и мы с Рэджи обмениваемся взглядом аля-это-куда-лучше-чем-насилие.

— Все знают, что такое эффект Доплера? — спрашивает Натаниэль напоследок. Рэджи удивлённо смотрит, отрицательно мотая головой, а я закатываю глаза. Нам предстоит выполнить очень кропотливую и сложную операцию, предварительно всё продумав.

И при чём здесь эффект Доплера?

Если Нат промолчал, значит, он действительно задумал что-то зверски-умное. Слишком умное для нас с Рэджи, но, надеюсь, слишком зверское для мистера Санчеза.

Рэджи поправляет свои очки и добавляет:

— Мой отец — художник. Как думаете, мы можем придумать что-то зверски-смешное с этим?

Натаниэль как-то странно начинает смеяться. Никогда не слышал от него таких ужасающих звуков. После резкого «му-ха-ха» смеха нашего Умника, все трое закатываются звонким смехом. Ночь обещает быть весёлой (не для отца Рэджи).

========== Глава 20 ==========

С учётом всех ньюансов, мы продумали план по уничтожению отца Рэджи за каких-то два часа. Нат всё записывал в тетради (да, он завел специально отведённую ради такого случая тетрадь).

— Мама должна прийти с работы пораньше, — Рыжий многозначительно шевелит бровями, убрав телефон в задний карман. Видимо, мать написала ему буквально только что.

— И вместо привычного хропящего тела в свой кровати… — начинаю я.

— …она найдёт двух мужиков, спящих в обнимку, — заканчивает Натаниэль.

— Правильно! — хлопает в ладоши Рэджи.

Мы продумали абсолютно всё.

Абсолютно.

Даже то, что сегодня как раз кстати придёт дядя Рэджи — по совместительству родной брат его отца. Отмечают какое-то супер важное событие их жизни. На самом деле, это часть плана.

Даже то, что старший брат Рэджи уезжает вечером к своей девушке (почти жене) с ночёвкой по случаю помолвки. Тоже часть плана.

— Операция начинается в семь, — говорит Рыжий.

— Может, в восемь? В это время уже окончательно стемнеет, — предлагает Нат. По взгляду всем ясно, что он немного трусит. Боится попасться. Отец Рэджи очень влиятельный человек с большими связями. Понятия не имею, что он сделает, если узнает, что мы приложили руку, чтобы опозорить всю его семью. А ведь это рано или поздно всё равно всплывёт.

— Кое-кто подсыпал снотворное в любимое виски своего отца. Они с дядей часто выпивают, когда тот приходит погостить, — упоминает Рэдж, — так что, неважно, во сколько мы придём. Они, скорее всего, будут в отключке.

— Почему ты так уверен, что они выпьют именно вот этот твой виски? — спрашиваю я.

— Мой брат поставил его на самое видное место, — парень поправляет свою чёрную толстовку поверх белой майки, и демонстративно бьёт себя в кулак. — К тому же, как я сказал, это его любимое пойло.

Его брат в курсе? Отлично. Надеюсь, это не станет помехой.

— Ох, хоть бы получилось, — шепчет Нат. — Погоди-ка, а когда ты успел написать своему брату?

— Что получилось?

Мы все резко дёргаемся от голоса Ариэль где-то сзади. Малышка сонно потирает глаза кулачками. Джуди весело подметает пол своим хвостом, стоя рядом с Ари.

— Милая, скоро ты всё узнаешь, — Рэджи подходит к ребёнку и гладит его по голове. Нат улыбается, мило сложив пальцы к подбородку.

На часах полшестого вечера. У нас ещё уйма времени.

— Ёлка! Ёлка! — орёт Ари, вдруг резко приободрившись. — Пока вы здесь! Все трое!

Вот и занятие на полтора часа. Мы не украсили дом и это… дерево, а ведь скоро Рождество! К тому же День благодарения мы неблагодарным образом просрали, когда я спасал задницу Сэм в доме её матери. Или это было ещё до этого… не помню точно. Кажется, это было восьмого ноября. Где же я был двадцать второго? Хотя, сейчас уже неважно.

Моя семья никогда не праздновала День благодарения. Огромная индейка, стоящая прямо посреди стола, и люди, собирающиеся по кругу, словно сектанты, которые говорят: «прошу прощения за мои грехи». Ну или как-то так. Я не знаю, как это должно происходить, потому что отец терпеть не мог этот день. Слышал об этом празднике лишь от матери, и то, шёпотом. Ведь, как говорил отец: «мне не за что просить прощение». Ну, вы понимаете, да?