— Мы тут корячимся, ходим каждый день, а ты — нет.

— Ага-ага, и все мы в любом случае получим один диплом.

— Слушайте, может нам тоже следует начать прогуливать, как он? Какая разница?

— Да, всё равно нам ничего не будет.

— Я знаю, почему этот парень отсутствовал. Его фамилия — Прайс. О нём говорили в новостях. Его папаша сдох в том сраном доме. А может, это ты его поджёг, а, Квентин?

Вот оно.

Да-а-а.

Догадались.

Они знают. На меня настучат. Блять, какой же я…

Тупой. На что я надеялся? Что меня примут с распростёртыми объятиями? На дворе — конец октября. А я пропустил целых две недели учёбы, если не больше.

Понятия не имею, почему никто из учителей или самого директора не догадался, кто мой отец. Ведь на планете есть только один Квентин Прайс — убийца своего отца. Тот, кто бежит от своих собственных кошмаров.

Бесконечная гонка.

Боже, как иронично.

Я стою посреди аудитории. Моё тело покрывается холодным потом. Меня трясёт. Да. То, что происходит сейчас, должно было произойти раньше. Но только я хотел было огрызнуться на этих ублюдков, не успел. К сожалению. Я бы многое им сказал. Но меня прервали. В класс зашла… Сэм? А я и понятия не имел до этого момента, в каком университете она учится. Девушка, вроде, упоминала ранее, что перевелась в местный университет, но… нет. Кажется, это был колледж. Наверное, Сэм не учится здесь. Нужно будет спросить её об учёбе. Хотя, какая разница?

Спросить? Разве мы с ней разговариваем?

С момента того неловкого разговора на улице около дома Ната, мы с ней не обмолвились ни словечком. Ни разу за эти три дня. Выходные мы провели в тишине. И сейчас понедельник — самый продуктивный день недели.

Почему же ты молчишь, Сэм? Скажи что-нибудь.

Ну же.

Говори.

Гул моих придурочных одногруппников тут же стихает, как по щелчку пальцев. Сэм ничего не говорит. Лишь поворачивается ко мне и протягивает записку, аккуратно сложенную между её средним и указательным. По-прежнему не глядя мне в глаза, она разворачивается на невысоких каблуках и выходит.

Почему ты не смотришь в глаза?

Почему ты молчишь?

Я стою в полном недоумении. Растерянность заставляет мои пальцы дрожать. Едва не уронив записку, я торопливо засовываю её в карман и унимаю дрожь в пальцах. Какого чёрта это было? Разве Сэм не игнорирует меня? Как она вообще нашла меня? Выходит, она всё же искала.

Если всё-таки нашла.

И только сейчас я понимаю, что всё это время не сделал ни одного вдоха. От осознания внутри разливается какое-то непонятное тепло, которое течёт по венам. Эта девушка потрясающая.

Непробиваемая.

Прямо как я. И… она обижена. Тишина гудит в моих ушах. Минуту в аудитории было тихо. Я качаю головой и слышу, как жирный Нотт смеётся:

— Твоя подружка, да, Кью?

Видимо, они всё это время переваривали информацию о том, кто мой отец, и что я не просто однофамилец. Кто-то ведь сказал, что я — Прайс. Упомянули моего отца. Остальные начали догадываться, или, как минимум, задумываться об этом. Да, в новостях ни разу не сообщали моё имя. Только, разве что, в одном репортаже. Было это в прошлом году. Мало кто смотрел. Но некоторые знают об этом. Остальной десяток выпусков ведущие говорили лишь: «сын известного бизнесмена по-прежнему в розыске», даже не выставив моё фото на всеобщее обозрение.

Почему? Они дают мне шанс жить, не скрывая своего лица? Но, зачем? К чему такая роскошь?

И, да, меня раздражает, когда кто-то чужой называет меня Кью. И когда кто-то сует свой широкий и отвратительный нос не в свои дела.

— Ха! — Нотт плюёт в сторону под одобрительный гул своих одногруппников. — Трахаешь её?

— Что? Хочешь подержать свечку? Заходи сегодня в девять, мы будем ждать, — я приторно-сладко улыбаюсь, от чего все сидящие в аудитории неодобрительно хмыкают, но, всё же, закрывают свои рты.

— Какого хрена ты вообще лезешь не в своё дело? — продолжаю я. — И вы все. Вы понятия, блядь, не имеете, что происходило со мной все эти дни. — Ната я решил не упоминать. — Разве я лезу в ваши дела?

В этот момент в аудиторию заходит учитель и гавкает:

— Прайс! Ещё одно предупреждение за нецензурную лексику! — и она уже что-то пишет на бумажке, улыбаясь, словно радуется, что наконец-то вручит мне нечто подобное.

— А вы, Миссис Скотт? Стояли и слушали, пока эти говноеды оскорбляли меня и мою подругу? — я внимательно смотрю учителю прямо в глаза.

— Ещё одно предупреждение! — рявкает она, на что я начинаю очень громко смеяться.

— Думаете, ваши вонючие писульки — худшее, что со мной может произойти? Выгоняйте меня. Плевать! У меня хватает проблем и без ваших расчудейснейших нотаций и предупреждений. Желаю Вам удачи с этими щенками, — я бросаю колкий взгляд в сторону сидящих позади студентов, игнорирую протянутые учителем бумажки, и выхожу, захлопнув за собой дверь. К чёрту. Всех их к чёрту. Они ничего не понимают. Они не были в моей шкуре. Они не знают, и не могут знать. Но, разве они виноваты?

Да, виноваты. Никто не заставлял раскрывать в мой адрес свои вонючие рты.

…оскорбляли меня и мою подругу.

Подругу.

Я, что, действительно это сказал?

Кью, неужели ты и вправду считаешь Сэм своей подругой?

Вот умора.

Подруга. Такое неправильное слово. Такое наивное. Нет. Это определённо не то, что у нас происходит.

«Я же хочу тебе помочь, но и остаться рядом. До конца жизни. Быть твоей…»

Это и вправду было произнесено вслух? Её губами. Чёрт.

Пальцы нащупывают в кармане бумажку, и я торопливо достаю её, раскрыв за считанные секунды. Размашистый подчерк заставляет прищуриться, вглядываясь в слова, ведь иначе я ничего не пойму.

«Не вздумай своим грёбаным характером испортить сюрприз, который я подготовила для Натаниэля. Сегодня в местном пабе в шесть вечера. Приходи один».

Своим грёбаным характером? Да ты издеваешься?

Моё злобное рычание проносится в каждом закоулке этого длинного коридора. Надеюсь, никто не услышал.

Неважно.

Стоп, сюрприз? Сэм в курсе вообще, что Нат не любит сюрпризы?

Конечно же, она не в курсе. Если бы знала, разве устраивала бы нечто подобное?

И всё-таки, любопытство внутри меня взяло верх над другими мыслями, эмоциями и так далее. Оставшиеся лекции, я, конечно же, прогулял. А что мне остаётся? Прогуливаю — плохо. Прихожу на занятия — тоже плохо — в лицо сразу летит куча предупреждений, и если бы я задержался еще на пару минут — полетел бы и мой приказ об отчислении. Хотя, меня и так отчислят.

Кому ведь нужна уголовщина? Я — первый подозреваемый. Скоро и до учителей дойдут слухи. Удивлён, почему они до сих пор не знают об этом. Может, догадываются, но боятся сообщить директору. Хотя, с чего им бояться?

Я слышу громкие шаги, которые, на удивление быстро, врезаются в мои уши.

— Ты думаешь, что ты творишь, парень?! — меня кто-то впечатывает в стену, и я мельком замечаю серые глаза в обрамлении рыжих волос, падающих на лицо. Этого ещё не хватало.

— Отпусти, — тихо говорю я, стараясь не выходить из себя. Дыши, Кью. Это всего лишь твой бывший друг.

Рэджи отпускает хватку, но не отходит от меня ни на дюйм.

— Повторяю: ты думаешь, что ты творишь вообще? Хочешь, чтобы тебя отчислили?

— Ты-то откуда знаешь? — поражаюсь я. Нет, серьезно, мы поругались с учителем и всей аудиторией буквально пару минут назад, и вот он — Рэджи — тут как тут.

— Знаю, потому что в твоей группе учится одна девушка, которую я… ну, неважно. Она сразу написала мне, как только поняла, что начинается заварушка. Жаль, я не успел, потому что…

— Что? Что бы ты сделал, Рэджи? — усмехаюсь я. — Ты ничего мне не должен. Почему ты так печёшься обо мне? Почему помог надрать задницу тем мужикам в пабе, когда мы впервые встретили Сэм? Это для тебя так важно, да?

Он опускает глаза, и волосы падают ему на лицо, закрывая от меня все те эмоции, которые мелькают сейчас одна за другой.