— Так, стоп, — он тяжело вздыхает, и я понимаю, что даже для Умника это — слишком. — Физика по сравнению с твоими проблемами — дерьмо собачье.

Я впервые слышу, чтобы он ругался таким образом. Натаниэль всегда был в нашей компании самым милым парнем, который никогда в жизни бы не сказал дурного слова. И сейчас мы сидим друг напротив друга, и я улыбаюсь так искренне, как уже давно не улыбался. Я понимаю, что мой друг взрослеет. И это, на самом деле, хорошо. Я вспоминаю, что его День рождения уже послезавтра. Я понятия не имею, что ему подарить, и решаюсь подарить день тишины. Вряд ли праздник сейчас уместен, если учесть недавнюю смерть его матери.

Боже. Кругом сплошная смерть. Даже подумать об этом страшно.

— Я всё понимаю. Ну, то, что ты по уши в какашках, — Нат говорит привычное мне детское ругательство, от чего я издаю смешок. — Я всё усёк — твою мёртвая бабушка, которая явилась тебе в голову после репортажа, подстроенного копами с целью отыскать тебя. Я понял, что тебе предстоит найти мать Сэм, вместе с самой Сэм. Это понятно. Но кое-что ускользнуло от моего понимания. Что. За дерьмо. Происходит. У вас. С Сэм? — он отчеканивает каждое слово с секундной паузой между ними. Я испуганно таращусь на друга, понимая, что оставлю его вопрос без ответа. Я опять пожимаю плечами и слышу, как Нат начинает рычать. Но через пару минут тишины, и его слишком шумного скрежета в голове (шестерёнки крутятся, наверное — Нат громко думает), мой приятель округляет глаза.

— Боже. Вот это да!

Он выглядит так, словно выявил какую-то очевидную формулу по физике, и поражается, почему величайшие умы общества не додумались до этого раньше.

— Это же так просто. На поверхности лежит, — продолжает он, коварно ухмыляясь в мою сторону.

— О чём ты?

— Кью, — Нат смеётся. — Ты ведь влюбляешься в её. На самом деле.

— Да иди ты к чёрту.

На самом деле, любовь — слишком громкое слово. Слишком неправильное. Слишком непозволенное. Но, кажется, это на самом деле случается.

Боже.

Нет.

Неужели, снова?

========== Глава 13 ==========

Меня разыскивает полиция, которая — явно не ошибочно — думает, что я причастен к смерти своего отца. Не ошибочно. Это кристально чистая правда. Именно поэтому мне так нужна помощь Сэм, вернее, деньги, которые отец завещал её матери. Я нуждаюсь в них. На самом деле, мы все в них нуждаемся. А семье Ната — вернее, тому, что от неё осталось — я нужен. С этой суммой мы проживем пару лет, не меньше. За это время я встану на ноги, устроюсь на работу, надеясь откупиться от полиции. Это даст мне возможность жить нормально, найти работу, содержать семью.

Семью.

В голове грохает мысль: «Нат и Ари — моя семья». И я понимаю, что это правда.

С каких пор я начал думать о семье во множественном числе?

С каких, блять, пор, в состав семьи вхожу не только я один?

Ариэль спасла меня от одиночества. Не Нат. Не — упаси Господь — Рэджи. Это сделала Ари. Своими словами, жестами, объятиями. Своим тёплым взглядом. Своей улыбкой, такой понимающей — невозможно понимающей — для десятилетнего ребёнка. Я верну ей маленький должок. Она спасла меня — я спасу её. У ребёнка должно быть светлое будущее, хорошее образование, и как можно меньше грустных мыслей. Ариэль многое пережила за последний месяц. А я виню себя за то, что меня не было на похоронах Мисс Хэррингтон.

Сегодня Нату исполняется восемнадцать. С этого дня он официально может сидеть в нашем пабе и пить пиво. Раньше он делал это по знакомству. Теперь всё будет законно.

Не думайте, что совершеннолетие — хорошо. Наоборот. Многие из нас, достигнув этого возраста, мечтают вернуться обратно в детство и увалиться в песочницу своей голой попкой, не думая о том, что происходит вокруг. Я рад за Ната, и одновременно сочувствую ему. На его плечи за последний месяц свалилось слишком много тяжелого груза. Я, конечно, помогаю ему разгрузить всё это, но, изредка приправляя голову друга своими собственными проблемами и загадками.

Мы с Сэм не разговариваем вот уже два дня. Хотя, мы с ней даже не видимся. Она живёт в своём доме, даже в гости не заходит. Да и зачем? А я стою с Натом в университетском буфете и решаю, какую булочку следует купить, и стоит ли вообще брать стандартный обед или нет. Я думаю об этой девушке слишком часто. Я пытаюсь отвлечься, но понимаю, что каждый раз, если закрыть глаза больше, чем на секунду — её образ начинает резать меня изнутри.

Натаниэль знает, что вся надежда на его день рождения — придёт она или нет.

Сэм должна прийти. Она не бросит ребёнка. Они с Ариэль слишком сдружились за этот маленький промежуток времени. Ари надеется, что Сэм придёт. Нат надеется, что Сэм придёт. Все надеятся на Сэм. А я даже думать боюсь о её приходе, потому что, на хрен, не знаю, что говорить при встрече.

Или промолчать?

Мы, что, будем молчать с ней до конца своих дней? И сама мысль об этом настолько смешна!

— Чего улыбаешься? — недоумевающий взгляд моего друга сверлит мой лоб. — Ты постарел, Кью. У тебя морщины. Или я давненько не видел твоей улыбки. Думаешь о Сэм?

— Благодаря тебе я не удивлюсь, если даже поседел.

Друг сверкает зубами, а я радуюсь возможности улизнуть от его вопроса, ведь если придётся отвечать честно, то мне следует рассказать о том, что я думаю о Саманте даже в эту самую секунду. И, да, кошмары снова мучают. Неважно, кто спит рядом, Ари, моя/её собака, или… боже, Нат? Нет, мы не спим вместе. Только однажды, когда его мать была в больнице. Да. Всего один раз.

Почему, чёрт возьми, в ту ночь, когда Сэм была в моём доме, кошмары меня не мучили?

И почему они вернулись снова? Я ведь нашёл собаку. Рассказал матери Джуд о смерти дочери. Так зачем же доставать меня по ночам? Снова.

Джуд, зачем ты это делаешь? Объясни, пожалуйста.

Ах, да. Ты ведь не можешь. Ты мертва.

По моей вине.

Может, именно поэтому кошмары до сих пор не отпустили.

Я стараюсь отвлечься от этого. Хожу в университет. Надеюсь всё-таки закончить. Глупо, я знаю. Сегодня мой первый день спустя двух недель пропуска. Понятия не имею, как буду объяснять своё отсутствие. Я еще не придумал отмазку.

«Я грохнул своего папаню, и теперь я нищий подросток, который не может устроиться на работу, потому что я в розыске, как первый подозреваемый».

Вам смешно? Мне тоже.

«Я отсутствовал по семейным обстоятельствам».

Да уж, семейнее некуда.

«Искал собаку в другом городе в двух тысячах километров отсюда, потому что я же её там и бросил».

Зачем ты искал собаку, Кью?

«Об этом попросила моя мёртвая девушка в очередном кошмаре».

Что, простите?

Да уж, лучше промолчать.

К моему удивлению, на первых двух лекциях (как я позже узнал от Ната) его не доставали. Никто из учителей не посмел сказать этому парню ни слова о его отсутствии. Ему сочувствовали. Меня же прожигали взглядом на каждой паре, словно я в чём-то виноват. Да, я пропустил почти месяц, но с кем не бывает? Да, мне влепили… вернее, вручили, какую-то бумажку с предупреждением. Академическим, вроде. Срал я на учёбу. Нет, закончить бы ее не мешало. Но все мы хотим, чтобы дипломы сыпались на нас с неба, в тот момент, когда мы сами ничего ради этого не делаем. Это, кажется, мечта подростка номер один — быть успешным. Если меня выгонят, будет обидно, конечно, но плакать по этим ублюдкам я не стану.

Зря только платил за учёбу. Это было глупой затеей. Я ведь в розыске. Какой шанс того, что меня узнают? Стопроцентный. Ведь моя фамилия звучала в новостях. Да, там не указано имя. Но люди ведь начнут подозревать.

Я бы, на их месте, начал.

Через десять минут мы с Натом расходимся в разные стороны — он на первом курсе, я на третьем, если вы вдруг забыли. Я лениво вползаю в аудиторию и встречаюсь с, как минимум, двадцатью взглядами недоумевающих учеников.

— Знаешь, Квентин, ты не боишься, что тебя выгонят за такое?

— Да, лично я бы тебя уже давно выгнала.