«Береги того, кто делает тебя человеком, Кью» — вспоминаю слова Ната. Он знает. Он всегда узнает всё раньше меня. И сейчас такая же ситуация. Он прав. Я должен найти её. Без Сэм я не смогу заснуть. Этой ночью мы с Натом напились, затем плед запылал ярким пламенем… я поспал часа два, если не меньше.

Рэджи напился раньше всех нас — врёт он искусно, но мы знаем правду.

— Что именно Сэм показывала тебе в том переулке, когда я вас застукал? — спрашиваю я.

— Сиськи.

И он пьёт.

— Почему ты ни разу не зашёл к Нату за всё это время? — задаю очередной вопрос я.

— Извините, парни, у меня были неотложные дела.

И он снова пьёт.

Через два часа он сдаётся — как раз вовремя, потому что на лестнице послышались шаги. Нат и Рэджи остаются на кухне, а я подлетаю к Ари и подхватываю её на руки.

— Выспалась?

— Угу, — бурчит она, сонно потирая глаза.

Мы уваливаемся на диван, и она включает телевизор. Джуди просыпается после того, как две туши плюхаются рядом с ней, и недовольно смотрит на нас.

— Извините, сударыня, что побеспокоили, — сарказмом говорю я. Ари едва заметно смеётся. По телеку новости. Звука нет, не знаю, кто его выключил. Вообще не помню, что случилось до того, как плед загорелся, ибо засыпали мы под включённый телевизор. Странно, этот фрагмент выпал из памяти.

По новостям красивая грациозная женщина в костюме и с очень высокой шеей что-то рассказывала со странным выражением лица, но Ари переключила, едва я успел заметить фамилию Прайс.

— Верни! — ору я, напугав до смерти всех присутствующих. Нат с Рэджи переглядываются, но уже через секунду отворачиваются и продолжают беседу. Я их не слышу. Я вникаю в сюжет новостей. Пока я успел прибавить звук, на экране появилась пожилая женщина. Её до боли родные глаза помогают мне вспомнить. Это моя бабушка. Я считал её мёртвой до сегодняшнего дня — так сказал мне отец. По его словам, Сильвия Прайс умерла от сердечного приступа. Когда я последний раз видел бабушку, мне было… чёрт. Пять лет. В этом возрасте мне стёрли память, но когда я начал вспоминать (увидел фото в альбоме), отец сказал, что у неё был сердечный приступ очень давно.

Я жадно вслушиваюсь в каждое слово, стараясь ничего не упустить.

«После случившегося в том особняке мне потребовался целый год, чтобы решиться на подобное заявление. Твой отец запугал меня, пригрозил уничтожить мой дом, сад, и саму старушку стереть в порошок. Теперь он мёртв, я понятия не имею, кто в этом замешан, но, Квентин, родной, я знаю, что ты не виноват в смерти отца. Я не боюсь СМИ и репортёров. Я знаю, ты помнишь меня, Норман не мог окончательно задурить тебе голову. Помнишь то самое место, куда ты однажды привёл меня? Приезжай, я буду ждать. Я люблю тебя, Квентин, помни об этом. Я — твоя семья».

По моим щекам текут слёзы, но не от милых слов бабушки, и даже не от осознания того, что я до последнего думал, что остался один, без семьи. Она упомянула место, о котором я не помню. И, думаю, уже никогда не вспомню. Я даже не могу вспомнить, где и когда видел бабушку в последний раз. Я не знаю, где она живёт. Я в розыске. Надеюсь, со старушкой всё будет в порядке и репортёры не доведут её до реального сердечного приступа.

— Кью, почему ты плачешь? — Ари берёт меня за руку и со страхом смотрит в глаза. Очередной шок для ребёнка, видеть, как возле тебя сидит и пускает сопли совершенно взрослый человек. Дети ведь уверены, что взрослые не плачут, ведь они же взрослые. Я сам в детстве думал так же, пока не вкусил взрослой жизни в пятилетнем возрасте со всеми вытекающими проблемами и нарушениями в психике.

После слов Ари, её брат ошарашенно смотрит на меня, я понимаю — он в ужасе. Большой мальчик по имени Кью сидит и ноет, как пятилетний ребёнок. В последний момент я беру себя в руки, вытирая нос рукавом. Отвратительно, кстати.

— Чего уставились?! — гавкаю я на них. Оба смиренно смотрят вниз, как щенки. Я поворачиваюсь к Ари и решаю, что она должна знать. Мой секрет отвлечёт её от собственных кошмаров — вдруг они мучают малышку по ночам, как меня или Сэм.

Сэм. Я понимаю, что в последнее время позволяю думать о ней слишком часто.

— Сейчас по телевизору показывали мою бабушку, а я думал, она мертва.

— Это же хорошо, Кью! — Ариэль улыбается и целует меня в руку. Её мягкие кудрявые волосы гладят мою кожу на тыльной стороне ладони. Какая она всё-таки потрясающая.

— Где твои родители? Извини, если не хочешь об этом говорить, — поспешно тараторит она, но я прикладываю указательный палец к её губам, во-первых, она неправа, и я очень даже не прочь высказаться хоть кому-то, во-вторых, этим «кто-то» пусть лучше окажется девочка, умеющая хранить секреты, нежели Нат, у которого своих проблем хватает. Ребёнка я хотя бы смогу отвлечь этими разговорами, а вот Натаниэля лишь загрузить по-полной. У него итак скоро черепушка треснет. Я знаю, что рано или поздно расскажу Нату о своих родителях, об умершей девушке и своих кошмарах. Я знаю — ему можно доверять. Но, не сегодня, это уж точно.

Ариэль мыслит, как взрослая. Ей и по виду не скажешь, что она родилась всего десять лет назад. Я глажу её по голове и говорю:

— Мои родители погибли.

Она охает и с ужасом закрывает рот рукой. Затем понимающе кивает, и между нами возникает некая связь, как у старшего брата с сестрой. На самом деле, мы все здесь в одной лодке под названием «пиздец подкрался незаметно, заставив повзрослеть лет на пять с лишним». Рэджи (не знаю наверняка), можно ли приписать к нам, но то, что он не звонил мне и Нату — своим друзьям — всё это время, может означать лишь одно — у него на самом деле появились свои проблемы. И что-то мне подсказывает, это нечто похуже, чем «у меня чихает хомяк, кто знает, может он умрёт?».

— Как они погибли? — спрашивает Ариэль. Джуди кладёт голову ей на колени и поднимает на меня глаза. Она едва слышно скулит и её каре-зелёные глазки наполняются слезами. Я не верю в реинкарнацию, но это дерьмо начинает меня пугать. Сначала эта собака выла на месте сгоревшего особняка, затем начинает скулить во время моего с Ари разговора о родителях. С ней явно творится что-то неладное.

— Мама умерла, когда мне было пять лет, а отец скончался в прошлом году. Именно поэтому я переехал в ваш город. Если бы не происзошедшее той осенью, мы бы с тобой, сестрёнка, не знали друг друга.

Она улыбается. Но наш зрительный немаловажный контакт прерывает звонок в дверь. Нат кивает мне, мол, откроет.

Нет. Зачем?

Сэм влетает в дом и трясущимися руками обнимает Натаниэля. На её лице читается полный кошмар.

— Они нашли меня, нашли!

И я понимаю — пора бежать.

========== Глава 9 ==========

Рэджи сматывается, поспешно прощаясь с каждым по очереди. Не могу назвать его трусом, ведь сам такой же. Но я хотя бы не ушёл. Я стою здесь в этом доме, сейчас, в то время, пока Сэм поспешно что-то тараторит Нату прямо в ухо. Я ее не слушаю. Я смотрю лишь на Рэджи, который надевает куртку и уходит. Сейчас наш друг (можно сказать, бывший) делает ноги, вместо того, чтобы предложить свою помощь. Может, он прав. Чем меньше людей знает о нас, тем лучше. Рыжий не знает о моих секретах. Он в курсе лишь последних событий - смерти матери Ната и Ари.

Наша жизнь сейчас далеко не сахар. Из сладкого у нас лишь чай, а у Ари — леденец. Но я верю в жизненный перевес — если сейчас всё хреново, значит, есть вероятность, что завтра будет немного лучше. Но так же, завтра может стать ещё хуже — я не могу этого отрицать. Я знаю только одно — если Сэм останется, возможно, они узнают и обо мне тоже. Когда-нибудь убийство отца всплывет наружу, и все узнают, что это сделал я. Им плевать, кого я там защищал, собственную шкуру или жизнь моей девушки. Либо же я сделал это из собственных побуждений, мести, или в отместку за то, что мой отец был подонком. Им плевать. Они готовы засадить меня на пожизненное при первой же возможности.

Затем меня ошарашивает мысль о деньгах, которые отец явно кому-то завещал в случае смерти. У него было целое состояние. Он ведь имеет какие-то заначки, плюс бизнес. В каких лапах теперь все эти сбережения? Эти деньги не могли попросту испариться. Отец был крупным землевладельцем, конченым уродом, и бизнесменом. И уродом, пожалуй, да. Я, кажется, упоминал уже.