Литмир - Электронная Библиотека

– А это я сама решу, – заявила неожиданно успокоившаяся Ольга и, переведя взгляд на Ясмуда, призывно махнула рукавом. – Поди сюда. Я вижу, били тебя? За что?

– За измену, – вставил свое слово Свенхильд, презрительно выставив вперед рыжую бороду. – Как думаешь, княгиня, почему древляне с остальными его не порешили?

Она предостерегающе подняла руку:

– Уймись, воевода. Не тебя спросила. Пусть сам за себя ответит. Подойди ближе, воин. Говори.

Поклонившись в пояс, Ясмуд выпрямился и сказал:

– Твоя правда, воевода. За измену меня били. Предателем считают мужики. – Его разбитая нижняя губа выглядела так, словно он ел спелые вишни и теперь вынужден беспрестанно облизываться. Под глазом багровело набрякшее пятно, обещающее превратиться в сливовый синяк. Несмотря на это, лицо его оставалось приятным для взгляда Ольги – вероятно, потому, что Ясмуд сохранял спокойствие. Он не выглядел как человек, которого только что поколотили, и держался тоже иначе.

– Вот!

Свенхильд указал на него пальцем и торжествующе взглянул на Ольгу. Она заметила поворот его головы, но продолжала глядеть на Ясмуда, стоящего напротив.

– А разве ты не предал князя? – спросила она.

Ответ нетрудно было предугадать. Кому охота, чтобы его казнили? Ольга почти не сомневалась, что вступление понадобилось Ясмуду только для того, чтобы заявить о своей невиновности.

Его ответ потряс Ольгу.

– Предал, – коротко подтвердил он, поклонившись в полроста.

– Вот, – повторил Свенхильд значительно и опять попытался перехватить Ольгин взгляд.

Она по-прежнему смотрела на Ясмуда. Пристально, испытующе, недоверчиво.

– Так ты предатель?

– Да, – кивнул он.

И ответил Ольге прямым взглядом.

Глава IV

Суд и приговор

Не раз и не два пожалел Ясмуд о том, что не остался на проклятом холме вместе с товарищами. С тех пор как вскочил он на подведенного к нему коня и поскакал в Киев, совесть его была неспокойна. Она терзала его пуще холода и голода. Причиняли боль воспоминания о казни князя Игоря и том, что случилось после.

С холма, на котором сидели пленники, все было видно. Настолько хорошо, что и сейчас та картина живо стояла перед глазами.

Ух-х-х! Распрямились березы на соседнем пригорке, и повисли на каждой, качаясь, куски разорванного тела в липнущих кровавых лохмотьях. Древляне встретили это радостным смехом, тогда как русы подавленно молчали, примеряя судьбу князя на себя.

Ясмуд заставил себя отвернуться, чтобы не смотреть на березы с жуткими подвесками, но не выдержал и снова взглянул на страшную картину. Упившиеся с утра воины продолжали гоготать, швыряя в останки Игоря сучьями и камнями. Один заложил стрелу в тетиву и пустил ее в ту половину, на которой осталась голова. Это послужило сигналом к новой забаве. Вскоре не менее десятка лучников соревновались в меткости, превращая несчастного князя в отвратительную мишень, которая постепенно ощетинилась множеством стрел.

– Повеселятся и за нас возьмутся, – сказал Тихомир, ни к кому конкретно не обращаясь.

Поскуливая, Богдан принялся срывать перевязки с отрубленной руки.

– Зачем? – спросили его.

– Лучше кровью изойду, – ответил он, стуча зубами. – Успеть бы.

– Это вряд ли, – буркнул Михайло-Кривонос. – Вона, к нам собираются.

И действительно, древляне на противоположном холме начали запрыгивать в седла, готовясь сопровождать Мала, который уже сидел верхом, глядя через лощину на пленников.

Неожиданно для всех Тихомир вскочил и, широко размахивая руками, запрыгал по склону в сторону реки. То ли уплыть надеялся, то ли в камышах отсидеться – одному ему ведомо. Да только далеко не убежал Тихомир. Стражник на лошади тотчас припустил за ним, догнал и полоснул по затылку мечом.

– Вот она, смертушка, – заблажил кто-то. – Не обмануть, не обминуть.

Три десятка всадников следом за Малом уже поднимались из низины на пригорок. Кони бодро пускали ноздрями пар и колотили копытами в землю. Сначала Ясмуд видел только головы – конские и человечьи. Потом скачущие показались по грудь, потом – во весь рост. Все, кроме Богдана, следили за их приближением. Богдан лежал на спине, закрыв глаза и отставив культю так, чтобы кровь беспрепятственно вытекала из раны.

Подъезжая, Мал скользнул по нему взглядом, затем посмотрел сразу на всех.

– Ну? – спросил он, поигрывая коротким греческим мечом. – Кто тут из вас похрабрее будет?

Не успев даже поразмыслить, правильно ли он поступает, Ясмуд поднялся и встал перед древлянским князем. Тот с интересом взглянул на него и обратился к остальным:

– Еще смельчаки есть?

Встал дружинник, имени которого Ясмуд не помнил. Мал тронул коня коленями, приблизился и ткнул мечом. Из затылка дружинника выдвинулось красное острие и задвинулось обратно. Он мягко осел на землю, бессмысленно дергая ногами.

– Еще, – сказал Мал.

Больше никто не рискнул испытать судьбу. Стоял только Ясмуд. Он не понимал, почему до сих пор жив. Догадка о том, что его тоже привяжут между березами, ужом скользнула вдоль позвоночника. Холодный пот стекал по спине так обильно, словно на Ясмуда лохань воды вылили.

– Заберите его. – Мал указал на Ясмуда мечом. – Остальных рубите. Всех.

Двое воинов подхватили Ясмуда и оттащили от бойни. Сойдясь в круг, древляне поднимали и опускали мечи и топоры, действуя умело и слаженно, будто выполняли привычную работу.

Ведь так оно и было.

Ясмуд зажмурился, но продолжал слышать кряхтение, вопли, стоны и хлесткие, сочные звуки кромсаемой плоти. Когда он открыл глаза, побоище закончилось. Весело переговариваясь, древляне утирали забрызганные лица и втыкали клинки в землю, чтобы очистить их от крови. Нагромождение тел за их спинами было немо и неподвижно.

«Я даже не попрощался ни с кем, – подумал Ясмуд. – Простите, братцы».

Ему заломили руки, поставили на колени.

– Теперь страшно? – раздалось сверху.

Ясмуд видел перед собой только переступающие конские ноги и живо вообразил, что с ним разговаривает конь, а не всадник. Глупая и смешная мысль. Ясмуд поднял голову, посмотрел на Мала снизу вверх и сказал:

– Не очень.

– Чему смеешься?

– Я?

Чтобы прогнать с лица неуместную улыбку, пришлось зажать губы пальцами. Они у Ясмуда дрожали. И губы, и пальцы.

– Ты, – подтвердил Мал.

Он не спешил прятать меч в ножны. Конь под его седлом, возбужденный запахом смерти, никак не желал стоять на месте.

– Я не смеюсь, – сказал Ясмуд. – Смерть – не шутка.

– Не стану убивать тебя, – пообещал Мал. – Дам коня и отпущу. Поскачешь в Киев, расскажешь, что здесь видел.

– Почему меня выбрал?

– Так. – Древлянский князь дернул плечами. – Решил сохранить жизнь самому смелому русу.

– Не я один встал, – напомнил Ясмуд.

– Э-э, – пренебрежительно усмехнулся Мал. – Первый смелый, второй хитрый. Увидел, что я ничего с тобой не сделал, вот и поднялся. Ну что? Благодарить будешь?

Молча глядя на меч с красным желобом, Ясмуд медленно покачал головой из стороны в сторону.

– Я так и думал, – сказал Мал. – Смелый – всегда гордый. И наоборот. Но если скакать откажешься, все равно казню.

– Не откажусь.

– Вот и сговорились. Расскажешь княгине, как и за что погиб ее муж. Останки прикажу закопать здесь, другим в назидание. А княгиня пусть сватов ждет. Женюсь на ней вскоре.

С этими словами Мал круто поворотил коня, отдал распоряжение своим людям и поскакал обратно к шатру, пряча на ходу меч. Ясмуд провожал его взглядом, а в голове стучала одна и та же мысль:

«Живой! Живой! Живой!»

И тогда, и после ему было стыдно за ту подлую радость, оказавшуюся сильнее скорби по погибшим товарищам. Пробираясь из земли древлянской в киевскую, Ясмуд старался убедить себя, что выполняет свой долг, но в глубине души знал, что согласился стать гонцом прежде всего для того, чтобы не быть убитым. Понимание этого порождало чувство вины, унять которое не удавалось никакими ухищрениями. Вот почему, стоя перед княгиней, Ясмуд назвался предателем. И только неприкрытое ликование Свенхильда заставило его объясниться:

6
{"b":"614562","o":1}