Велев челяди вынести горшки и колыбель со спящим Святославом, Ольга распахнула набухшее от дождей окно. С улицы дохнуло сыростью и холодом. Поежившись, Ольга набросила безрукавку из рысьего меха и опять кликнула челядь.

– Эй, кто тут есть? Печь растопите, да пожарче. И воды в лохань наносите, мыться буду.

Вскоре огонь заполыхал с новой силой, наполняя теплом комнату, в которую то и дело вбегали девки с ведрами и ковшами.

Одна зацепилась подолом за лавку, споткнулась, растянулась на полу, кипяток расплескав. Ольга прогнала ее, швырнула горячий ковш вслед, поводила рукой по воде, разделась и села в лохань.

– Гапка? Утирки оставь, а сама ступай вон. И чтобы никто ко мне ни ногой.

– Слушаюсь, княгиня.

– Пошла, пошла…

Ольга стала лить воду на голову, готовясь мыть волосы. Огонь сверкал и гудел совсем рядом, не давая зябнуть мокрому телу. Рядом с лоханью была разложена волчья шкура, чтобы, вытираясь, стоять босиком. Обычно, сидя в теплой воде, Ольга расслаблялась и даже напевала что-нибудь. Но не этим утром. Тревога не только не отпускала, но становилась все сильнее.

Нетрудно было понять, чем она вызвана. Мысли Ольги беспрестанно крутились вокруг образа мужа. По осени он всегда отправлялся за данью и, случалось, пропадал на чужбине, пока Днепр не затягивало льдом. Однако нынешний поход был не таким, как предыдущие. Игорь непонятно почему отослал в Киев своего воеводу Свенхильда, который прибыл с дружиной день назад и на расспросы отвечал односложно и неохотно. Мол, отослал его князь, сказав, что сам управится, потому что древляне укрощены и покорны.

«Вот оно! – внезапно догадалась Ольга. – Что-то недоговаривает Свенхильд. Что-то скрывает. И сразу хворым сказался. Не потому ли, что допроса боится?»

Хоть сидела она по грудь в горячей воде, но сердце все равно похолодело. Прошлой осенью Свенхильд один за данью ходил и привез из похода так мало, что у Игоря с ним ссора вышла. После того случая прежнего согласия между ними не было. Чтобы такого больше не повторилось, в этом году Игорь отправился на сборы сам.

Ольга, дура, обрадовалась. Предвкушала, как будет новые перстни и серьги примерять, горницу шелками украшать, под ноги соболей стелить. Теперь же она с радостью отдала бы содержимое своих ларцов и сундуков за возможность поскорее обнять мужа и убедиться, что он цел и невредим.

До сих пор боги его берегли, как и славного дядьку Олега, пришедшего из Новгорода, чтобы править Русью тридцать лет и еще три года. После его погибели Игорю удалось не только сохранить за собой престол киевский, но и владения расширить, действуя где силой, а где и хитростью. Когда древляне, возрадовавшись смерти Вещего Олега, хотели от княжества отойти, Игорь быстро их на место поставил, пройдясь с ратью до Коростеня. С тех пор они вели себя смирно, дань платили исправно, суд и законы княжеские признавали, новых союзов не заключали. Выходит, не о чем беспокоиться?

«Конечно, – сказала себе Ольга. – Зачем тревожишь себя понапрасну, глупая баба? Иных забот у тебя нет, иных страхов? Сколько раз Игорь в поход ходил на все стороны света и всякий раз обратно возвращался? Даже в самых кровавых битвах царапинами отделывался. Чего же ему древлян бояться? Они нынче сами как дерева, среди которых живут».

«Дерев и бойся», – прозвучало в голове.

Голос был мужской: ровный, бесстрастный. Ольга уже не раз слышала его в своей голове и гадала потом: почудилось ей или впрямь кто-то с ней разговаривает? Неужто бог? Или то душа какого-нибудь родича так забавляется? Не понять. Тем более что сказанное голосом потом забывалось, как будто ничего не звучало.

Закончив мыться, Ольга встала, позволив воде сбегать по телу в лохань. Она вытирала волосы полотном, когда за дверью раздались голоса: увещевающий женский и плаксивый детский. «Святослав проснулся», – сказала себе Ольга и тотчас забыла упреждение о деревах.

– Сейчас! – крикнула она, становясь мокрыми ногами на волчью шкуру.

Но дверь уже приоткрылась, и Святослав попытался протиснуться в щель, отчаянно вырываясь из рук, удерживающих его за рубашонку.

Лицом мальчонка удался в отца, только волосы белые, будто сметана, – как у самой Ольги в детстве. И глазищи Святику достались материнские – яркие, серые, каплевидные.

– Мамка! – завопил малец. – Скажи ей, пусть отпустит!

Слова он выговаривал еще совсем по-детски, а знал их не меньше любого взрослого. Умный был не по годам. И строптивый.

Рубашка на плече треснула, Святослав упал на пол, в дверном проеме появилось раскрасневшееся, растерянное, виноватое лицо няньки Василисы.

– Прости, княжна, не справилась, – запричитала она. – Такой неслух, такой неслух…

Святослав тем временем вскочил и подбежал к Ольге, обхватив ее ноги, прикрытые полотнищем. Кроме рубашки и валенок, на нем ничего не было.

Ольга велела няньке подать большой пуховый платок и выпроводила ее из опочивальни.

– Вот опять захвораешь, – сказала она, набрасывая платок на плечи сына.

– Не захвораю, мамочка, – пообещал он, послушно дожидаясь, пока она завяжет концы на груди. – Я не кашлянул даже ни разу. И соплей нет. – В подтверждение своих слов он несколько раз втянул носом воздух. – А что это у тебя? – Он показал.

Смутившись, Ольга развернула его к себе спиной и строго велела:

– Не оборачивайся, пока не скажу.

Закончив вытираться, она принялась натягивать рубаху, которая никак не хотела лезть на влажное тело.

– Уже можно? – попискивал Святослав, переминаясь с ноги на ногу. – Можно уже?

– Погоди, – прикрикнула Ольга. – Ишь не терпится ему. Наглядишься еще.

– Когда вырасту?

– А то. Все, можешь повернуться.

– А мне тятька снился, – сообщил сын, разочарованно скользнув взглядом по материной рубахе. – Можно я в воде ладейки попускаю?

– Даже не думай. Рукава намочишь, опять сляжешь.

– Я осторожно, мамочка.

– В другой раз. Эй!.. – Ольга повысила голос. – Кто там есть? Лохань унесите.

Пока две девки, пыхтя и шаркая, справлялись с заданием, Ольга распорядилась накрывать на стол и стала расчесывать гребнем волосы перед печью.

Святослав перепоясался ее ремешком, прихватил кочергу и стал важно прохаживаться по комнате.

– Мама, – позвал он. – Мама? Похож я на батю? Гляди, это у меня не платок теперь, а плащ.

– Вылитый отец, – подтвердила Ольга, скосив глаза в сторону зеркала. – Что тебе снилось? Ты не рассказал.

– Будто бы он по деревьям лазил, – стал припоминать Святослав, хмуря белесые бровки. – Я его снизу зову-зову, а он не слышит.

– По деревьям? – неприятно поразилась Ольга.

Ей снова припомнился голос, прозвучавший в голове и велевший бояться деревьев.

– Ага, – подтвердил Святослав. – Высоко-о-о! Как грохнулся оттуда. Кровищи было!

– Это к родне, – быстро сказала Ольга. – Значит, сегодня вести про тятьку будут.

– Хорошо бы. Он гостинцев привезет.

– Обязательно.

– Я тоже буду гостинцы возить, – пообещал Святослав, разглядывая волчью шкуру на полу. – Отдай мне ее, мамочка.

– Кого?

– Шкуру.

Ольга оглянулась, заплетая косу алой лентой.

– Зачем тебе?

– Натяну на себя, стану всех пугать. – Мальчуган оскалил зубы и зарычал: – Р-р-р-ры!

Ольга невольно улыбнулась: буква «р» давалась ему пока с трудом.

– Нельзя волчью шкуру надевать, – наставительно заговорила она. – Оборотнем станешь.

– Как? – изумился Святослав.

– Как другие стали, – сказала Ольга. – Днем человек, ночью зверь.

– Ух ты! Это мне по нраву.

– Не выдумывай! Лицо шерстью зарастет, станешь на карачках бегать, телят и детей малых грызть.

– Зато все бояться будут, – возразил Святослав.

– Ну так один останешься. Гнать тебя будут отовсюду, собак науськивать. Люди отвернутся, и боги тоже. Останешься с бесами и прочей нечистью.

Мальчик с опаской посмотрел на шкуру и сделал шажок в сторону, как бы нечаянно.

– В том лесу кто-то страшный прятался, – сказал он.