— Чего ты, мать твою, так боишься? — выдавливаю я в пылу драки.

Теперь мы — сплошное месиво рук и ног, пропущенных ударов и слепых пинков. У меня так крепко стиснуты челюсти, что зубы вот-вот раскрошатся. Я слабо бью Джейка в живот, а он мощно пинает меня коленом в паре сантиметров от яиц.

— Ты, сука, охренел?! — цедит Джейк, пытаясь вырваться.

Губа у него треснула не сильно, но уже распухла и, зараза, кровоточит так, что заливает кровью и футболку Джейка, и пол, и меня. Плюс каждое свое слово он буквально выплевывает мне кровью в лицо.

— Что с тобой, на хрен, не так?! — рычу я.

Деремся мы всего пару минут, но оба уже тяжело дышим, и от пота ко мне липнет одежда. Все совсем не так, как в фильмах. Мы уже вымотались.

Дыхание у нас обоих вырывается горячими рывками. Мы смотрим друг на друга. Моя ярость выгорает, и я постепенно остываю. Как только Джейк отойдет от шока, мне несдобровать. А раз уж я нарушил правила, сдерживаться он не станет. Но я устал и драться больше не хочу. Поэтому медленно встаю на ноги. Джейк тоже.

— Прости за Клару и Джорджи, — говорю я. — Мне жаль, что ты думаешь, будто мы выставили тебя идиотом. Ничего такого мы не хотели.

— Ты понятия не имеешь, что у меня на уме, — едко заявляет Джейк.

Я пожимаю плечами:

— Тебе виднее. Но не стоило вымещать свою злость на Уилле и Луисе. Ты поступил, как конченая сволочь. По-моему, мы вам вполне справедливо отомстили. Ваши постели высохнут, а барахло Уилла и Луиса уже не вернуть. — Я замолкаю, чтобы перевести дух, и прислоняюсь к столу. — Так, может быть, объявим перемирие? Пока все совсем не вылезло за рамки.

Каждое слово отдается болью в груди. Мышцы во всем теле горят. Драться, черт возьми, не пуп ковырять грязным пальцем.

Джейк молча сверлит меня взглядом. Том и Элби переводят взгляды с него на меня и обратно. Снова и снова.

— Может, он дело говорит, чувак, — тихо выдает Элби. — Если так продолжать, фиг знает, чем все закончится.

В уточнениях никто не нуждается. В комнате и так маячит невидимая угроза в лице Хозяйки.

— Ладно, — наконец говорит Джейк. — Только под ноги не лезь.

В ответ я киваю. Напряжение спадает, и мои плечи опускаются. Я отворачиваюсь и иду к двери.

— И еще кое-что, Тоби…

Я оглядываюсь, и из ниоткуда мне прямо в челюсть летит кулак. Пару секунд я даже ничего не чувствую, только мощную встряску в позвоночнике от шеи до ног. В глазах темнеет. Ночное небо озаряется разноцветьем звезд. Голова откидывается назад. Я отшатываюсь и врезаюсь бедром в стол, на котором стоит проигрыватель. Едва дыша, замираю и жду, когда мир вернется в привычное русло.

— Твою мать! — Лицо немеет, и слова на языке кажутся густыми и вязкими.

— Вот теперь у нас перемирие, — говорит Джейк, кивает Элби, и они оба выходят из комнаты.

У меня перед глазами все еще круговерть, но я велю ногам двигаться. Если мы с Томом задержимся, все подумают, что я проиграл. Поэтому беру себя в руки и выхожу в коридор сразу за Джейком.

Ночью ясно и так холодно, что даже в теплых свитерах мы берем за стену одеяла. На мне две пары носков, а Клара под джинсы надела легинсы, и все равно, вдыхая морозный воздух, мы то и дело кашляем. Если нам и светит пообжиматься сегодня, то не раньше, чем когда вернемся в дом. Думаю я об этом много, но подождать не против. После анализа крови больше всего хочется забыть о доме и почувствовать вкус свободы. Почему-то меня даже не волнует пульсация в лице и тот факт, что глаз едва открывается. Болит зверски, зато я знаю, что жив. Не позволю постоянному страху опять затащить меня в свою пучину. Может быть, анализ крови действительно ничего не значил. Медсестра же сказала, что не нужно волноваться. Даже если соврала, все равно буду изо всех сил цепляться за ее слова. Сейчас я чувствую себя хорошо. Мне всегда хорошо рядом с Кларой. Она словно в каком-то пузыре, которым делится со мной, и в который не просочатся никакие ужасы.

Из-за одеял мы идем медленнее, но, оказавшись на пляже, со всех ног мчимся в пещеру и радостно смеемся, что вот-вот укроемся от резкого морского ветра, в котором звенит лед.

— Твою налево! Понятия не имела, что бывает так холодно, — выдыхает Клара, когда мы усаживаемся на камне, ставшим нашей ночной скамейкой. — Погодка просто дичь.

Она права. В дожде нет ничего необычного, но такого холода я не припоминаю. Для Англии погода очень странная. По крайней мере в наши дни.

Достав из карманов еду, мы закутываемся в одеяла. Честно говоря, теплее от них почти не становится, зато в одеяле мне уютнее, хотя уши буквально горят от мороза. Клара болтает о драке, говорит, что все теперь считают меня крутым, но я слушаю вполуха. Мне просто-напросто нравится вот так сидеть, прислушиваться к монотонному рокоту моря, в котором музыкой звучит голос Клары.

— Поверить не могу, что ты ударил его по лицу, — говорит она и ставит зажженную свечу у наших ног, где ее не задует за потрепанным водой камнем. — Жаль, что я не видела.

— Я решил, что другого шанса не будет.

Клара впечатлена, и меня это радует. Вообще-то, после драки все обитатели дома смотрели на меня как-то иначе. Я постоял за себя. Джейк по-прежнему вожак, но все изменилось. К счастью, наши синяки, похоже, нисколько не волновали медсестер. Думаю, им просто наплевать. Рано или поздно нас ждет смерть. Мы подрались и сами разобрались со своим дерьмом. Какой смысл устраивать нам еще больше неприятностей? Надеюсь, так оно и есть. Может быть, они знают, что с моей кровью что-то не то, и уже без толку меня наказывать. Может быть. Может быть. Может быть…

— Я знала, что он тебя не побьет. Знала, что ты дашь сдачи.

— Надеюсь, все закончилось. Последние дни были ужасными.

— Как твой глаз?

Я пожимаю плечами:

— Болит. Еле-еле открывается. Выгляжу, наверное, хуже некуда.

Клара притягивает меня к себе и целует в побитое лицо. Губы у нее мягкие, но кожа на моей физиономии натянулась и опухла, поэтому я слегка вздрагиваю.

— А по-моему, очень сексуально, — смеется Клара и, дрожа от холода, придвигается поближе.

Мне нравится, когда она говорит такие вещи. Я просовываю руку под одеяло Клары и обнимаю ее за талию. Жутко холодно, но от одного прикосновения к ней у меня встает. Ничего не могу с этим поделать. Поразительно, как девушкам удается включать и выключать сексуальность. Как они это контролируют?

— Как думаешь, сколько еще ночей до лодки? — спрашивает Клара. — Дождаться не могу, когда окажусь там, где тепло. Хочу быть русалкой из теплого океана, а не из ледяного моря.

— Вряд ли ждать придется долго. Нужно будет потренироваться с маленькой лодкой, когда не будет так холодно. Надо убедиться, что она нас выдержит.

Очень хочется рассказать Кларе о кабинете Хозяйки и о том, что скоро мы, возможно, узнаем, когда появится лодка, но нельзя. Придется рассказать об анализе крови или солгать о том, что я делал в кабинете. Ни рассказывать, ни врать я не хочу. Если расскажу, Клара будет переживать. Тогда буду переживать и я. Хочется, чтобы все оставалось как есть. Чтобы Клара не высматривала во мне симптомы. Чтобы видела во мне классного горячего парня. От этих мыслей я едва не смеюсь вслух. Наверное, сейчас я идеальная смесь того и другого — точнее где-то посередине. С классным фингалом и еще не совсем замерзший.

Как только мы съедаем бутерброды, Клара внезапно замирает.

— В чем дело? — нервно спрашиваю я.

Вдруг она что-то услышала? Вдруг кто-то пришел на пляж?

Не говоря ни слова, она роняет фольгу от бутерброда, вскакивает на ноги и подходит ко входу в пещеру.

— Что это?

Понятия не имею, о чем она говорит. Встаю и на негнущихся замерзших ногах подхожу ближе.

— Посмотри на небо! — еле слышно шепчет Клара.

И я смотрю. Прямо над горизонтом, чуть выше моря, в ночном небе танцуют зеленые сполохи. То ярче, то тусклее, огоньки вспыхивают во тьме вдоль всего края Земли, и из этих огоньков вверх тянутся тоненькие сияющие ленточки.