Голос Эрика был грубым, когда он сказал:

— Я с самого начала знал, что ты принадлежишь церкви. И если я забыл об этом, то это только моя вина.

— Нет. Я тоже забыл.

Наконец Эрик снова повернулся лицом к Чарльзу. Его улыбка была такой печальной, такой покорной, что безумная радость в сердце Чарльза разбилась о ее мелководье.

— Я буду скучать.

— Я тоже.

Они подошли друг к другу. Объятие было неуклюжим поначалу, но затем Чарльз подумал, что это, возможно, их единственный раз, и сильнее обхватил руками плечи Эрика. Эрик прижал его ближе к себе, и так они неподвижно стояли в тишине долгое время.

Чарльз никогда раньше не испытывал простого уюта объятий любимого человека, ни разу за всю свою жизнь. Вместо вины или стыда, которые он должен был ощутить, или развратной похоти, которую некоторые священники ассоциируют с гомосексуальным желанием, он почувствовал только любовь.

— Почему? — взмолился Чарльз. — Господь, почему я ощущаю благодать в объятиях мужчины, с которым не могу быть вместе? Как эта любовь может быть грехом в твоих глазах? Почему следовать за тобой значит пожертвовать той близостью с другим человеком, которую я мог бы иметь с Эриком?

Ответа не было, и слезы наполнили его глаза. Он попытался сморгнуть их назад, но одна капля собралась на его скуле, прочертила дорожку вдоль лица и упала на футболку Эрика. Они стояли в такой тишине, что он четко услышал звук падения капли.

Эрик тоже его услышал. А может просто почувствовал влагу на своем воротнике.

— Чарльз. Не надо, — он отстранился достаточно, чтобы заглянуть Чарльзу в лицо. Чарльз покраснел, чувствуя, что не может справиться с дрожью. И все же ему не было стыдно, что Эрик видит его таким.

Мягко и осторожно Эрик поцеловал влажную дорожку на его щеке.

Чарльз знал, что не должен, что это будет нечестно по отношению к ним обоим, но потянулся к его губам, поймав себя только тогда, когда Эрик тоже потянулся к нему. На какой-то момент они замерли в ужасной нерешительности, близко, но все еще недостаточно, каждый боялся, каждый ждал, что сделает другой.

Но это именно Чарльз соединил их губы в поцелуе.

Один быстрый нежный поцелуй. Еще один. И еще. Губы Эрика поймали и захватили его собственные, переплавляя всю внутреннюю печаль в бездумное блаженство. Чарльз осознал лишь момент, когда губы Эрика разомкнулись, а затем поддался поцелую, который всецело его поглотил.

— Ох, — прошептал он, когда они отстранились, переводя дыхание. — Это проще, чем кажется.

— Что?

— Поцелуи.

Несмотря на эмоциональность момента, ужас на лице Эрика практически заставил Чарльза рассмеяться.

— Я и не подозревал, что ты был таким прилежным священником. Неужели, никогда? Ни разу?

— Была пара девушек в старшей школе, но только легкие поцелуи, правда, — Чарльз провел пальцами по волосам на затылке Эрика. — Это был первый поцелуй, которого я по-настоящему хотел.

— Тогда ты должен получить еще один.

— Эрик. Нет.

Они не размыкали объятий, но все же были слишком далеко друг от друга.

— Когда ты уезжаешь в Рим? — наконец спросил Эрик.

— Еще окончательно неизвестно, поеду ли я. Но, если все получится — возможно, через шесть недель.

— Мы увидимся до этого? Помимо работы. Ты же не перестанешь приходить в офис, правда?

— Конечно, нет, — их работа была слишком важна, чтобы отказаться от нее из-за личных переживаний. — И мы сыграем еще одну партию в шахматы. Я обещаю тебе это.

— Чарльз.

— Прости меня. Я не хотел быть таким косноязычным, — он вздохнул. — Да. Мы увидимся. Я знаю, что нам нужно поговорить. Но сейчас я должен идти.

— Должен? — от низких ноток в голосе Эрика спина Чарльза покрылась мурашками.

— Да, думаю, я должен.

Объятия распались, каждый из них отстранился одновременно. Эрик убедился, что Чарльз не забыл роман, который хотел одолжить. И спустя пять минут Чарльз уже был на улицах Нью Йорка. Горячий воздух покрыл кожу капельками пота под грубой тканью его дешевой одежды. По всем правилам он должен был чувствовать вину. Но несмотря на то, насколько ошеломленным и огорченным Чарльз был, он не мог избавиться от стойкого ощущения радости.

Было не похоже, что это отдалило его от Бога. Скорее, сделало его ближе.

Иллюзия. Прошептал он себе. Подтверждение. Рационализация.

Чарльз не надеялся понять, что же он на самом деле чувствует этим вечером. В данный момент он мог только идти домой, все еще ощущая тепло объятий Эрика.

========== Глава 2 ==========

— Ты даже не подумаешь об этом? — морщинистое лицо отца Джерома выражало неодобрение.

— Я очень много думал об этом. Но я не должен ехать в Рим. Участвовать во Втором Ватиканском соборе — это священная миссия. Она не должна быть чем-то, что я сделаю, только чтобы сбежать от своих собственных сомнений.

— Мы в любом случае должны послать тебя туда.

Чарльз покачал головой.

— Это только отложит неизбежный конфликт. Побег от принятия решения бесполезен в конечном счете.

Возможно, он откажет Эрику, но если он сделает это, то только ради своего призвания, а не из-за неуверенности в себе.

Отец Джером вздохнул, насыпая хлопья в их треснутые миски, пожертвованные на благотворительность, а затем признанные слишком изношенными даже для бедняков.

— Ты еще не решил? Или пытаешься смягчить удар?

— Нет. Еще не решил, — было очень сложно встречаться взглядом с отцом Джеромом. Вместо этого Чарльз рассматривал коробку с хлопьями, на которой Вуди Вудпекер утверждал, что «Сладкие хлопья — это круто». — Я верю в то, что я делаю. Я верю в свое призвание. Незаменимых людей не бывает, но тут есть работа для меня, и я это знаю. Но с некоторых пор есть… так много всего, в чем я больше не уверен.

Отец Джером мудро решил не любопытствовать дальше. Он просто добавил молоко в миски и несколько минут они ели в тишине, нарушаемой только хрустом хлопьев.

Наконец Чарльз сказал:

— Я останусь здесь до осени. К этому времени я сделаю свой выбор. Или я буду просить об отстранении…

Слово тяжело повисло между ними. Чарльз никогда не думал о том, чтобы перестать быть священником. И всего лишь произнесенная вслух эта фраза омрачила маленькую кухню.

— … или о переводе. Возможно, за границу, — его талант преподавания английского не должен быть потрачен впустую. — Как бы я не любил этот приход, я знаю, что так больше продолжаться не может. Что-то должно измениться.

— Ты знаешь — я всегда готов выслушать, — сказал отец Джером. — В исповедальне или более неформально — за картами во время ужина. В любое время. Кроме того, когда Микки Мэнтл на поле.

Так приятно было рассмеяться в ответ. Чарльз пожал руку отца Джерома и почувствовал волну благодарности.

— Вы настоящий друг. И настоящий фанат «Янкиз». Разве может быть комбинация лучше?

— Избавь меня от этого, — отец Джером вернулся к своим хлопьям. — Я же знаю, за кого ты на самом деле болеешь. Видел шляпу “Метс” в твоем чемодане.

***

Следующий день, согласно расписанию, он должен был провести в офисе социальной помощи иммигрантам. Постыдное предвкушение наполняло его до того момента, как он вошел в офис. Внутри было около полудюжины волонтеров — каждый занят своим делом — и Эрик, едва взглянувший в его сторону.

— Доброе утро, отец Чарльз, — холодно бросил он.

Это было больно, но Чарльз понял, как понимал всегда: Эрику еще больнее. Признавшись в своих чувствах, когда он все еще был так запутан, поощряя их, пусть даже парой голодных поцелуев, он переложил на плечи Эрика ту ношу, которую должен был нести в одиночестве. Не удивительно, что Эрику было больно, и он не знал, как себя вести.

Но если любовь сбила его с пути, то она же может и направить его.

— Доброе утро, — Чарльз улыбнулся в ответ настолько тепло, насколько мог. — Я вижу, кухня нуждается в еще одной тщательной уборке.

В этот раз он орудовал металлической мочалкой в одиночестве. На кухне было жарко, как в печи, и работать было очень утомительно. Но Чарльз продолжал убирать, не давая себе передышки, пока не услышал в дверях голос Эрика.