…Огненные столбы, окутанные клубами дыма, поднялись к небу. Снаряды пушек легко прошивали броню танков, особенно лёгких и средних. Летели под откос куски металла, колёса, пылали охваченные огнём бензобаки. Некоторые танки, словно гигантские жуки, кружили на месте, другие отползали назад, пытаясь выбраться из пожарища, некоторые при развороте сталкивались и застывали на месте. Из люков выпрыгивали танкисты, бросались на землю и, катаясь по ней, пытались сбить пламя. Другие, спасаясь, повисали в люках, до пояса вывалившись наружу. Когда видимость ухудшилась, поскольку всё вокруг заволокло дымом, вдруг ударила вражеская артиллерия – это разведка противника обнаружила отступающий полк. Тут же, как по команде, в небе появились бомбардировщики. Нарастающий гул моторов заглушал пронизывающий вой бомб, потом последовали удары, комья земли летели далеко в небо. Последовал приказ: «Срочно сменить позицию, отойти на исходные рубежи».

«Мессеры», кружась, добивали отходящие части. Артиллерия продолжала обстрел. Неожиданно с правого фланга выдвинулись танки. Наши зенитки, воспользовавшись выгодным положением, прицельным огнём ударили по ним. Когда «тигры» и «пантеры» поравнялись, артиллеристы ещё раз ударили и выбили танки из строя. Пушечные и гаубичные снаряды легко пробивали броню, даже лобовую.

Капитан Яковлев не отрывал глаз от бинокля. Видел, как в центре рубежа появились танки, справа – бронеавтомобили. За перелеском укрывался артдивизион. Противник был буквально в ста метрах от нашего переднего края. В четыре утра раздался первый залп. За ним последовал второй, третий… Десятки огненных столбов взметнулись высоко в небо. Грузовые машины и цистерны бензозаправщиков, объятые пламенем, рвались, летели в стороны куски металла, кабины, колёса. А танки, шипя и лязгая, кренделя такие выделывали, что катились назад, таща за собой шлейфы дыма.

В воздухе закружили истребители – наши и вражеские. Грохот канонады, разрывы снарядов и бомб, беспорядочная стрельба с земли и воздуха – всё было направлено против людей. Пикируя, самолёты врезались друг в друга и, охваченные пламенем, с воем и свистом падали в гущу войск.

С наступлением темноты отряд Яковлева покинул лес. Длинным тёмным потоком потянулась людская масса. Во тьме мерцали огоньки цигарок. Двое разведчиков по говору и домашнему скарбу поняли, что впереди беженцы. Отряд присоединился к ним и двинулся дальше. Яковлев попытался заговорить со стариком, но усталый, выбившийся из сил белорус на вопросы отвечал неохотно и даже раздражённо, словно во всём винил армию, которая не смогла защитить его дом и отступала. Паренёк на велосипеде с пристёгнутыми к сиденью двумя малышами оказался более словоохотливым. Запинаясь, рассказал, как ему удалось вырваться из деревни, которую буквально растерзали танки.

– Ещё до подхода фрицев я ушёл из Калиновки. За деревней взобрался на дерево, стал считать фашистские танки с чёрными крестами, вышло полторы сотни. Размером вдвое больше наших. За ними двигались бронетранспортёры, крытые грузовики, на значительном расстоянии вслед им – колонна бензовозов.

– Возможно, это танковая часть, – предположил Яковлев. – Над ними кружили «мессеры»?

– Да, и над деревней тоже. Но самолёты улетели вперёд.

Усталый и голодный отряд, не останавливаясь, шёл весь день и ночь. Лишь на рассвете, когда в небе вновь появились фрицы, скрылся в лесу. Кто-то из беженцев не свернул с дороги, пошёл вперёд с безразличием обречённого. Яковлев поднялся на косогор, окинул взглядом поле, луг, перелесок, подёрнутые лёгкой дымкой предутреннего тумана, и на некотором расстоянии от себя вдруг приметил колонну крытых брезентом машин. Гул в небе усилился. Вскоре завязался бой, били по танкам, но движение не остановилось, люди упорно двигались вперёд.

Два «тигра», сделав разворот, ударили по нашей артиллерии. Потом вдруг открыли огонь в противоположную сторону. Отступающие облегчённо вздохнули: с правого фланга на помощь им спешила какая-то часть. Воспрянув духом, командир бригады решил контратаковать противника и двинул вперёд лёгкие танки. Немцы отступили на исходные позиции.

Яковлев побрёл к пригорку, там новобранцы возились со станковым пулемётом.

– А ну, давай, проделай всё сначала, – приказал сержант молодому бойцу.

Паренёк опустился на землю, отщёлкнул крышку коробки, вынул ленту и вставил конец в приёмник.

– А этими приспособлениями как будешь пользоваться? – наседал на него сержант.

Боец выполнил всё то, что ему приказали.

– Настраивай на горизонтальный обстрел! А теперь на вертикальный. Молодец!

Новичок, довольно улыбаясь, поднялся на ноги, одёрнул рубаху, поправил ремень.

– Ну-ка, давай теперь ты, – пулемётчик жестом приказал другому бойцу.

– Да знаю я, как стрелять по мишеням, был на стрельбах. – И, засучив рукава, ловким движением проделал то же, что сделал до него товарищ.

– Вот и хорошо, – подбодрил его сержант-пулемётчик. – Откатим в надёжное место.

После короткого привала объявили подъём. Подхватив с земли винтовки, построились в колонну. Сержант снял со станка ствол, щиток, бойцы подняли разрозненные части пулемёта на плечи и понесли. А на западе, у приграничной полосы, нарастал гул. Его доносил ветер, вселяя в души беспокойство и тревогу. Головной отряд, впереди которого разведчики вели пленников, шёл широким шагом.

Майор Орлов то и дело вскидывал голову в небо, боялся, как бы вражеский самолёт-разведчик не навёл на них бомбардировщиков. Солнце клонилось к закату, жара спала, идти стало легче. До Минска оставалось всего ничего, километров пятьдесят. Вдруг движение застопорилось. Орлову доложили: в сторону Минска движется колонна.

– Пеших нет, только танки и бронетранспортёры, замыкают колонну мотоциклисты.

– Это немцы.

В сотне шагов, на склоне холма, поросшего кустарником, за которым поднималась стена леса, Яковлев разглядел опрокинутую пушку.

– Взгляните, – обратился он к майору, – это же полевая пушка, от неё тянутся следы дивизиона или батареи, поддерживающие пехоту.

Орлов опустил бинокль. Вдруг небо дрогнуло.

– Бомбардировщики!

Орлов скомандовал: «Рассредоточиться!»

Бойцы рассыпались по оврагу и кустам. Чёрные точки, уже хорошо видимые, стремительно нарастали, из «брюха» вывалились огромные бомбы. Транспортная колонна – от хвоста до головы – вмиг превратилась в обломки, объятые пламенем. Обезумевшие от страха лошади рванули в разные стороны. Валясь на землю, судорожно били копытами, призывно ржали.

Сбросив смертоносный груз, «мессеры», набрав высоту, скрылись за горизонтом. А на смену им хищной стаей неслись новые и, зависнув над рожью, словно нащупывая оборонительные укрытия, методично обстреливали каждый куст, каждый бугор. Сделав чёрное дело, словно стервятники, насытившиеся человеческой кровью, исчезли. Оставшиеся в живых бойцы поднимались и спешили на помощь раненым. Делали всё молча, напряжённо. Раненых Орбит приказал увести с собой, а мёртвых похоронить прямо в поле. Поредевший батальон, собрав среди обломков всё, что могло пригодиться, двинулся к лесу. Пулемётчик, до бомбёжки спрятавший пулемёт, взвалив его на плечи, догнал колонну. Это было единственное на весь отряд оружие.

Когда лесная чаща надёжно укрыла отступающих, Орбит выставил караульных. На западе, словно пламя огромного пожарища, догорали последние лучи заходящего солнца. Танки гигантскими черепахами ползли по морю хлебов и создавали ощущение нереальности угрозы. Лишь осознание собственной беспомощности перед силой этих железных чудовищ до боли сжимало сердце, душу сковывала свинцовая тяжесть, неведомая раньше. Война перевернула жизнь и судьбу многих – то омрачая сознание, то обжигая вспышкой неутолимой жажды мести.

– Неужели не хватит у нас сил противостоять этой слепой стихии? – Яковлев ладонями стиснул виски. – Ах, если бы выжить, но не для мук, а для борьбы, чтобы мстить, мстить врагу до конца жизни… И если на небе боги в моей мести и мести народа увидят справедливость, пусть совершат кару над извергом.