Молодой князь, петербургский балагур и повеса в чине поручика, будучи в приятельских отношениях с великим князем Александром, стал ухаживать за его младшей сестрой. Отношения Барятинского с великой княгиней зашли далеко. Узнав об этом, отец, император Николай I, возмутился и велел сослать молодого офицера на Кавказ. А он оказался отчаянным храбрецом и рубакой, не раз отличался в схватках с мюридами Шамиля. Барятинского награждали крестами и медалями, повышали в чинах, и, тяжело раненный в ногу, в звании генерала он вернулся в Петербург.

В те времена царские офицеры делились на несколько категорий. Одни – истинные кавказцы, любившие эту страну гор и с уважением относившиеся к её воинственным племенам как к достойным противникам. Другая часть офицеров, исполняя свой воинский долг, отличалась пренебрежительным отношением к горцам, называя их «туземцами». Так вот, Барятинский относил себя к истинным кавказцам.

У великого князя Александра Николаевича и князя Барятинского был друг отрочества и юности, друг редкий по тем временам – сын имама Шамиля, в семь лет отданный царскому правительству в аманаты (заложники) в знак покорности вождя горцев, когда последний потерпел поражение при Ахульго (укреплённом ауле в Дагестане). Блестящий царский офицер Джамалуддин Шамиль через двадцать лет был возвращён имаму в обмен на пленённых им грузинских княгинь. Убеждённый русоман, проведший почти четверть века сознательной жизни в высших дворцовых кругах, интеллигент, светский человек, Джамалуддин не нашёл общего языка с родным отцом. На предложение имама возглавить одно из наибств и выступить с войском против царских войск Джамалуддин резко ответил: «Никогда! Я присягнул в верности русскому царю и поднять оружие на русских не смогу, это было бы равносильно братоубийству».

Александр II, занявший престол после смерти Николая I, назначил князя Барятинского наместником Кавказа и главнокомандующим войсками, действовавшими в Дагестане. Боевые успехи нового главнокомандующего в борьбе с силами мятежного имама были блестящими. Большая часть Дагестана и Чечни за короткое время оказалась в руках русских, ибо Барятинский, прекрасно знавший специфику страны, законы и права обитателей гор, действовал по собственному усмотрению, договорившись с императором о невмешательстве в его действия петербургского Главного командования.

Теснимые со всех сторон, отряды Шамиля углубились в горы. Всё больше и больше сжималось полукольцо царских войск вокруг пошатнувшегося имамата. В победе русского оружия сомнений быть не могло. И вдруг до командующего царскими войсками дошло известие о том, что умер сын Шамиля Джамалуддин. «Скончался наш русский офицер, друг императора и мой. Прекратить военные действия по всему фронту! Объявляется траур на сорок дней», – отдал приказ генерал Барятинский.

Вскоре после этого Дагестан и Чечня были покорены, Шамиль пленён. Фельдмаршал Барятинский не вернулся в своё имение под Курском. Он остался в своей резиденции в Тбилиси. Удерживало его в этом ласковом, весёлом, солнечном краю не почётное положение наместника, окружённого раболепием местного офицерства, не праздная жизнь героя, овеянного славой, не балы и увеселения под хмелем тонких грузинских вин, приятно сочетающихся с ароматом острого шашлыка, а любовь к княгине. То ли он увлёк, то ли его увлекла грузинская красавица-княгиня, внучка царя Ираклия, жена генерала Орбелиани. Как говорится, седина в бороду, а бес в ребро, и потерял фельдмаршал голову. Превратился в раба своих чувств, бежал с возлюбленной в Париж, оставив семью, имение, чины и славу. Трудно сказать, был ли он счастлив до конца своих дней, а вот в том, что до самой смерти он остался в душе мужественным солдатом, сомнений нет.

Уже на смертном одре этот необыкновенный человек, почувствовав приближение «её величества» смерти, вскочил с постели, встал на ноги и сказал спокойно: «Я всю жизнь был солдатом и, как солдат, хочу умереть стоя».

А моему приятелю полковнику Яковлеву сама судьба, наверное, предопределила такую смерть.

В день похорон во дворе и в доме было многолюдно. Находясь в толпе, я смотрела на четырёх сыновей Яковлева, которые стояли у гроба в офицерской форме, обняв мать. Их фотографировали. И вдруг, глянув на покойного, я увидела у его ног тарелку, на которой лежала десятирублёвая купюра. Кто-то из стоящих рядом шелестел пятёрками в ожидании, пока фотограф закончит свою работу. Люди бросали деньги в тарелку. Откровенно говоря, мне стало не по себе. Не знаю, кому взбрело в голову устроить этот отвратительный сбор милостыни отставному полковнику, позорящий, как мне думается, его сыновей-офицеров.

У некоторых народностей Кавказа сбор подачек на похоронах и свадьбах стал, особенно в последние годы, традицией, которой заразились и русские, живущие на Кавказе. На мой взгляд, каждый уважающий себя смертный должен отложить что-то себе на похороны. Устраивающие свадьбу тоже должны рассчитывать на свои возможности, не надеясь на подношения со стороны, ибо этот процесс сбора денег на похороны и свадьбы с составлением списков подносящих (с указанием суммы!) начинает носить характер лихорадочного азарта, кощунствующего над горем утрат и радостью достигших вершины любви.

Недавно побывав в Дагестане, я услышала нечто схожее с анекдотом. Горский еврей, житель Дербента, уверовав в своё истинное происхождение от сынов Израиля, решил переселиться на Землю обетованную. В то время, когда он собирал вещи, ему попался список лиц единоверцев, которым он во время тризн и свадебных пиршеств дарил деньги. Он немедленно отправился по адресам, требуя возврата «дарованных» денег, заявляя при этом: «Я уезжаю в Тель-Авив, так что вы теперь не сможете прийти на свадьбу моих детей и похороны моей жены, а потому верните, пожалуйста, деньги, которые я вам давал».

Я написала: «…уверовав в своё истинное происхождение от сынов Израиля», потому что наши горские евреи (таты) никакого отношения к истинным иудеям не имеют. Скорее их можно отнести к арийским племенам Древней Персии. При царе Хосрове в IV–V веках их далёкие предки были переселены из Ирана в Дербент. В верованиях татов до наших дней сохранились помимо иудейства элементы зороастризма. А что касается древнееврейского монотеизма, то надо сказать, что в те далёкие доисторические времена иудаизм, вытесняя политеизм идолопоклонников, получил широкое распространение среди населения больших стран и среди кавказских племён, благодаря миссионерству евреев, изгнанных с Земли обетованной.

Так вот, среди дагестанских татов и народностей, живущих рядом с ними, в особенности были распространены списочные сборы подаяний на похороны и на свадьбы. Это явление, ущемляющее достоинство честных, порядочных людей и приводящее к бахвальству кичливых жуликов, почему-то стало традиционным среди грузин, армян, осетин.

Избрав в жизни нелёгкую стезю кадрового офицера, Николай Яковлев немногие свободные от основных занятий часы проводил в библиотеке, изучал историю войн, особенно Первой мировой. Ещё курсантом Академии связи с большим интересом читал фундаментальные издания и периодику военных времён. Однажды ему попалась подшивка журнала «Заря». Из неё и узнал, что бывший ефрейтор Адольф Гитлер стал рейхсканцлером Германии, объединив этот пост с постом президента. Ярый националист, как, впрочем, и многие немецкие офицеры, стал вынашивать планы создания Великой Германии, с включением территорий других государств в свою.

Фон Макензен и фон Сект – генеральные стратеги кайзеровской Германии, сторонники теории молниеносных войн с включением чужих земель. Представители немецкого дворянства и кайзеровского командования не испытывали к Гитлеру особых симпатий из-за его низкого социального происхождения. Он знал это и потому не пренебрегал никакими средствами, расчищая путь к своему господству. А успехи ему сопутствовали.

Утвердившись окончательно во власти, летом 1938 года гитлеровцы подчинили своей власти Австрию. В начале октября того же года германские войска заняли экономически важные пограничные области Богемии – Чехию, Моравию – с населением, говорящим на немецком языке, жизни которого якобы угрожали чехи. Затем последовала оккупация Судетской области. В марте 1939 года немцы оккупировали Чехословакию, а в сентябре того же года молниеносным ударом за три недели захватили Польшу. В том же злополучном тридцать девятом гитлеровское правительство заключило пакт с Советским Союзом о ненападении. К нам прибыл министр иностранных дел Германии Риббентроп. На страницах газет публиковались условия договора, портреты Молотова и Риббентропа. Гитлер представлялся как национал-социалист, уже вышла его книга «Майн Кампф», которую рекомендовали для чтения всем истинным арийцам. Мало кто знает, что свою книгу Адольф Гитлер писал в двадцатые годы в Ландбергской тюрьме, где отбывал наказание за попытку захвата власти в Баварии. И уже тогда нацеливал остриё немецкого оружия через Европу на Восток – на Россию…