– Друг мой, что это?

Катя сама удивилась тому, насколько она спокойна. Как-то раньше ей даже не приходила мысль, что Пуся может ходить налево… Но сейчас, держа это в руках, она не чувствовала себя оскорбленной, слезы не застилали глаза, в душе не шевелилось вообще ничего… Она даже дурой мысленно себя не обзывала, в слепоте не укоряла… Пока, во всяком случае.

Гена был слишком увлечен теледетективом, чтобы обратить внимание на Катины слова. Он даже не посмотрел на нее.

– Я к тебе обращаюсь, Гена. Что это такое? – Катя потрясла бельем перед глазами Пуси.

– Не мешай, я щас… – пробормотал было тот, но ярко-малиновое белье теперь оказалось прямо у него перед носом. (Катя с удивлением поймала себя на том, что хочет самым пошлым образом отхлестать этой дрянью Пусю по физиономии, несмотря на всю свою сдержанность и спокойствие.)

– Что это, я спрашиваю?

– Ой, ты увидела… – пробормотал Пуся. – Это же… а, да, это же я тебе купил. Красиво, правда?

Он как-то странно, воровато отвел взгляд, а потом почти решительно поднял глаза на Катю. Она просто нависала над ним, а ярко-малиновое белье Лилечки касалось его носа и даже временами задевало по ушам. «Черт, как же это я… Вот Лилька дрянь – не проверила, чтобы все было в порядке!»

– Очень красиво, – ядовито ответила Катя. – Ты купил мне несвежее, ношеное белье. К тому же не моего размера. На распродаже нашел?

– Разве? – невпопад ответил Пуся.

Лежать и снизу смотреть на Катю было жутко неудобно. Да еще и взгляд отвести не получалось. «Какая распродажа? Она же знает, что я терпеть не могу магазины. Вот же влип, черт возьми…»

– Значит так, скотина, – Катя с удовольствием проговорила последнее слово. Она чувствовала, что внутри нее нарастает какая-то веселая ярость. «Ох, я б тебе устроила, спутничек жизни, прости господи… если б так противно не было. Эх, жалко, что этаж всего-то третий. Если в окно вылетит, может и не разбиться…» – У тебя десять минут, чтобы собраться и свалить. На одиннадцатой весь твой хлам вместе с тобой отправится в окно. Время пошло!

Катя изо всех сил швырнула лифчик в физиономию Пуси и пошла в кухню. Пицца в духовке уже исходила ароматами.

– О, это я вовремя. Сгорела бы – осталась бы одновременно и без еды, и без любовника. Как обидно!

И снова Катя поразилась тому, насколько она спокойна: ни гнева, ни слез. Даже руки не дрожат. А вот есть по-прежнему хочется.

На пороге появился Пуся:

– Ка-а-атечка, душенька… Ты что, сердишься? Я же хотел как лучше.

– Пошел вон. У тебя осталось шесть с половиной минут…

– Там же темноо-о-о.

И только теперь Катю накрыло. В лучших бабских традициях она уперла руки в бока и закричала:

– Пошел вон, мразь! Трус и лжец! Ты даже изменить толком не можешь, слизняк!.. Видеть тебя не могу!

Пуся опасливо попятился: такой свою «душеньку» он никогда не видел. И отчего-то кричащая Катя была удивительно привлекательна. Он вдруг заметил, какие яркие у нее глаза, какие изящные руки… даже голос…

– Ка-а-ть… – Гена сделал шаг вперед и попытался приобнять девушку.

И получил хлесткую пощечину.

– Вон!

Теперь выход был только один – сбежать, попытавшись сохранить остатки достоинства. Хотя сохранять, честно говоря, было уже нечего.

– Ну ничего, ты еще пожалеешь… – бормотал Гена, вытаскивая из гардеробной большущий чемодан на колесиках. Катин, кстати, чемодан, хотя сейчас это было уже не так важно, по крайней мере для него. – Кому ты такая нужна… Я-то себе вмиг найду, вон хоть та же Лилька, на полусогнутых прибежит!

Гена собирался очень и очень торопливо – Катину любовь к точности он знал преотлично. Если она сказала, что десять минут, значит, это и в самом деле десять. И что выбросит – тоже было чистой правдой.

Конечно, в десять минут он не уложился. Но Катя его особо не торопила. Она вытащила пиццу, выложила ее на доску и нарезала. А потом взяла в руки кусок и с удовольствием откусила.

– Какой же ка-а-йф! – неизвестно, к чему это относилось: то ли к еде, то ли к звукам стыдливого бегства, то ли к миру, который почему-то наступил в душе.

«Я какая-то ненормальная, честное слово. Мне жених изменил, а я пиццу ем и жизни радуюсь…»

Можно было бы сказать Кате, что печалиться ей и в самом деле нечего, что такое «сокровище», как ее Пуся, и впрямь не грех выгнать. Просто чтобы жизнь не портил.

За первым куском пиццы последовал второй, не менее ароматный и вкусный. Хлопнула входная дверь, возвещая, что жених наконец отбыл.

– Отличный вечер, – пробормотала Катя. – Надо выпить! Где тут коньяк?..

Квартира носила следы торопливых сборов, но сейчас отчего-то Катя беспорядку радовалась.

– Точно, за это надо выпить!

Пятница даже в банке отличный день. Тем более пятница летняя – теплая, солнечная, пахнущая цветущей липой и пионами.

Дела шли как обычно – приходили и уходили посетители, звонило начальство, коллеги курили и поправляли макияж. Катя решила, что неплохо было бы изменить что-то в привычном ходе вещей, – и включила кофемашину, чтобы сварить третью чашку кофе.

– Екатерина Львовна, отчет. – В Катин кабинет вплыла Галка, руководитель службы менеджеров.

Катя улыбнулась подруге – вот с кем ей повезло много лет назад, так это с Галкой. Они подружились с первого дня, когда Галка пришла в банк, – сама Катя тогда была еще менеджером, принимала клиентов, терпеливо рассказывала о банковских продуктах и почти естественно улыбалась. Галку посадили за соседний стол – третьим менеджером. И целых два года они подстраховывали друг друга, по очереди курили и вместе пили кофе, а в перерыв заскакивали в ближайшую кафешку полакомиться каким-нибудь салатиком и обсудить все насущные проблемы.

Собственно, сейчас, несмотря на определенный карьерный рост обеих прекрасных дам, все оставалось практически так же: перерыв по-прежнему проходил в ближайшем кафе за салатиками и обсуждением насущных проблем, а кофемашина исправно варила кофе на двоих. Только теперь они уже не курили – Галка вот-вот должна была второй раз уйти в декрет, а Катя бросила за компанию, еще когда Галка ждала первенца.

– Ага, Галюш, спасибо. – Катя поставила подпись рядом с подписью коллеги. – У нас все тихо?

– У нас-то все тихо. Только я вот вижу, у тебя что-то случилось. Какая-то ты не такая…

– Не такая?

– Ну да, отстраненная, более спокойная, кофе вон уже третью чашку поставила… Пирожное принести?

– Давай, в сладком эндорфины.

– Глупенькая, в сладком глюкоза и калории. Но тебе пока можно.

Катя поставила на стол вторую чашку, Галка села напротив, глотнула кофе «второго слива», специально для нее приготовленный, и заявила:

– А теперь рассказывай, что с тобой приключилось. Генка замуж позвал?

Катя ухмыльнулась – она все утро ловила себя на том, насколько ей хорошо и спокойно и даже упоминание Пусиного имени не вызывает у нее никаких эмоций. Она и спала на диво хорошо, ей даже приснилось что-то такое… нейтральное, вроде дорожки в лесу и подсолнухов на полянке.

– Гена замуж… Не, Галь, он, оказывается, ко мне домой днем девицу приводил… И почему-то мне думается, что не в первый раз. Выгнала я его вчера…

– Отличненько… – Галка неблаговоспитанно присвистнула. – И ты так спокойна, молодец!

– Да чего ж быть неспокойной, Галь? На фиг мне такой, прости господи, спутник жизни? Не поверишь, я чувствую себя почему-то так умиротворенно, светло…

– Ага, пришла в себя, значит… Я ж сколько раз тебе говорила, что не твой это размерчик!

– Говорила, – Катя кивнула. – Раньше ж он таким не был…

– Да всегда он такой был, Кать, просто тебе удобно было этого не видеть.

Катя молча кивнула второй раз – и впрямь было удобно.

– А спала как? – продолжила расспросы Галка. – Не страшно было?

– Почему страшно? Дверь заперла, окно настежь открыла – и как камешек в пруд. Даже сны почти не снились.