Всматриваясь в линии верхнего лабиринта, Сет пытается угадать направление, в котором следует продвигаться. В движении большинства огоньков присутствует закономерность: соединяясь в цепочки, они повторяют последовательность событий - или порядок, в котором те запечатлелись в сознании. В это время случайная искра летит ему прямо в лицо и отбрасывает назад - в одно из сравнительно свежих воспоминаний Фран.
... На девушке, из глаз которой смотрит сейчас еретик, вместо обычной одежды - балахон кровавого цвета. Она старательно разглаживает его на коленях, слушая негромкий перебор струн. Какие-то задворки - вполне возможно, что Таомеры, вечер, нагретые солнцем камни.
- У меня для тебя подарок, - говорит чей-то голос.
Фран вздрагивает, когда поднимает глаза. И есть отчего - на камушке чуть поодаль, наигрывая что-то на лютне, сидит её точная копия. Копия, если не считать старинного фасона дорогого платья, спокойного достоинства движений и нежного сияния благополучной юности над убранной цветами и жемчугом головой.
- Это песня про демона, - говорит она и в нежном сиянии появляются новые оттенки, - говорят, такого рода духов можно обнаружить, ткнув ножом в налетевший из пустоты вихрь. Раненый воздух окрасит нож кровью.
А потом поёт несильным, но чистым голосом, с отстранённым задумчивым видом:
Спускаясь пологим склоном,
За руки, как малые дети,
Схватившись, едва знакомы,
Ступаем в долину смерти.
Проспали последние сроки,
Спросить - никого не встретить,
Прости, расставлены сети-
Не сбиться с такой дороги.
Свистящий пустынный ветер
Засеет глаза песками,
Живые алмазные зерна
Во влажных зрачках растают,
И вскроются ныне, навеки,
Глубинные темные реки.
Оступятся узкие ступни,
Застыв, остановится спутник,
Скрипучим захвачен смерчем,
И знаки в следах проступят-
Ожогом по коже - встречник-
Дух, демон, убийца, встречник-
Вдох- воздух ревнивый плечи
Надежным сожмет объятьем,
Оплавится белое платье,
Смолою дохнет и нефтью,
И душу взаймы - навечно-
Возьмет, обещая счастье
Стать злою и гибкой плетью,
Бессмертной пустыни частью.
Спускаясь пологим склоном,
Никто не услышал бы эти
Слова, что нашептывал ветер
Тому, с кем едва знакомы,
Никто увидеть не мог бы
Сияния синей стали
Ножа, что вспоров лишь воздух,
Вдруг пламенно алым стало,
И алые, алые капли
Горели на белой коже
Того, с кем едва знакомы,
Того кто всего дороже.
Никто не узнает, как долго
Вой ветра над телом рыдает,
Пока, без заметного толка,
Я нож о бедро вытираю.
- А ещё это песня о том, что неплохо спросить себя, собираясь сразиться с Пустыней: не эту ли смертоносную силу ты любишь в том, кого любишь? Не этот ли страшный секрет приворожил твою душу - готовность отречься, забыть, уничтожить: чужое, непостижимое.
На середине фразы дрогнув, ломается голос, и вот, спадает личина: напротив сидит слепой бродячий певец - рот вот-вот готов растянуться в длинной ухмылке.
Фран не удивлена.
- Я никого не люблю, - хмуро заявляет она.
Её собеседник фыркает, потом принимает серьёзный вид и кивает.
- Мне-то можешь не говорить.
Девочка не замечает его веселья.
- Это Саад?
- Что скажешь, одно лицо? И не только лицо, дорогая. Я вижу всё больше сходства. Не пойму, почему, но меня это радует. Ты заметила? Есть и отличие.
- Нет.
- Не важно. У Саад были зелёные глаза.
Сет идёт дальше, наугад, осторожно нащупывая дорогу. Сквозь него проносится бешеный вихрь образов и картин, способный свести с ума любого - кроме таких, как он. Маг начинается с умения удерживать в памяти очень много вещей - и всё равно это слишком. Знакомый обряд встал на дыбы и ринулся вскачь - и стоит огромных усилий не дать себе свергнуться в пропасть. Сверни Сет немного в сторону - вот они, ответы на все вопросы. Но и сейчас вспышки чужой памяти порой затмевают, застят понимание цели пути - а впереди ещё один неведомый мир, опрокинутый в потустороннюю зеркальную бесконечность.
Наконец вот он, один из мостов, соединяющих Фран и Энтреа - сноп взметнувшихся искр переносит Сета через границу. На мгновение он чувствует себя словно муха на потолке - подвешенным вверх ногами, но потом звёздный лабиринт оказывается там, где надо, и течёт, омывая бёдра, изредка доплескивая до лица. Напрягая внимание, Сет находит нужную мерцающую прядь и следует за ней, не позволяя себя отвлечь игре переменчивых образов в глубинах чужой души. Нить ведёт в самое сердце тёмной раны, обезобразившей светоносную плоть звёздного водоворота.
Мимоходом Сет успевает заметить в мелькании прожитых мальчиком дней красивую строгую женщину с подведёнными глазами, луну над чёрной водой, выпущенную в небо пару голубей, отблески пламенных снов, сомнительного знакомца Фран с повязкой на зрячих глазах, и снова сны - разделённые пополам с сестрицей. Каждый из этих двоих - блестящая рыбка на остром крючке пронзительно-ярких видений, а где-то во тьме ждёт рыбак, но он, в свою очередь, тоже лишь чей-то улов. Упрямая рыбка-Фран хочет скинуть нахлебника, что присосался и кормится за её счёт, но по-настоящему её свобода в руках рыбака, а тот держит крепко, очень крепко. Сейчас, изнутри, еретик хорошо понимал, чем так манит, так тянет к себе Рдяный Царь (помимо действительно неодолимой роковой чувственной прелести) - надеждой осуществиться, раскрыться во всей полноте своего предназначения, на пределе возможностей проявить свой магический дар, в котором и есть вся жизнь настоящего мага.
Сет представлял, насколько его способности уступают каждому из близнецов - но это не могло его обескуражить. Он крепко знал своё дело. Вокруг поднимались декорации, возведённые силой его ума. Но в этом иллюзорном мире у него были кое-какие права. Он узнает, чего боится Энтреа, вообразит и вызовет к жизни нужное оружие - и оборвёт все мосты, соединившие вместе этих странных детей. Достало бы сил - как здорово было бы не ограничиться этим, разом выжечь весь выводок. Но - нельзя. Теперь нельзя. Забрезжило что-то в девчонке. Неясное что-то. Надо бы с ним разобраться.
А если так, то и мальчик способен преподнести сюрпризы.
Интересно, заступничество призрака маленького братца распространяется и на него?
То, что это не так, Сету пришлось понять очень скоро.
Он не был готов к тому, что видел Энтреа в миг катастрофы. Он никогда бы не смог к этому подготовиться. Но предусмотреть вероятность чего-то подобного был просто обязан.
Непростительная ошибка.
Потому что враги человеку близкие его.
Не было у еретика никого ближе Воронёнка. Впрочем, там, дома, его все любили. Маленький братец единственный попал в Край пустыни совсем неразумным младенцем. Сет отчётливо помнил, как в год затмения заявился в Обитель один из Языков с пегой кобылицей в поводу и извлёк из складок пыльной красной хламиды странный, пищащий, мокрый насквозь кулёк. Посмеиваясь, выслушал учитель историю о потрясённых пламенной проповедью тёмных селянах, вручивших так кстати подвернувшемуся Гончему неугодное дитя, и о мытарствах брата, не сумевшего ни пристроить, ни бросить подкидыша, так и дошедшего с этой нежданной обузой до стен монастыря. Сет помнил, как мальчик рос, учился ходить, а потом и драться, таскал из библиотеки книги и читал их на крышах, поджаривая на солнце худые бока, а потом, лукаво щуря блестящие чёрные глаза, изводил окружающих бесконечными вопросами.
А теперь...
А теперь Сет сжимает в руке нож убийцы - и вместе с убийцей смотрит на то, как отлетает, сходит на нет так много, так крепко обещавшая жизнь.
На какой-то краткий миг исполосованное кровью лицо кажется растерянным и беззащитным. Потом собирается, сосредотачивается взгляд. Поверх кровавых полос, наперекор пляске теней и жарким бликам костра проступает, вытапливается откуда-то изнутри потусторонний призрачный свет. И внезапно становится ясно, что Рав - воронёнок подчиняет, присваивает накатившую невесть откуда волну необузданной дикой магической силы и необычайно ловко и точно обращает её против врага.
