- Я думаю, это было бы наилучшим выходом.
Вид Тони показывал, что он принял решение, которое не станет менять.
- Мы можем и разделиться, - мягко заметил смуглый молодой стрелок, - теперь уже дело каждого, как кому умирать. Лично мне по душе идея устроить засаду в городе. А может, и не одну - если этот ваш ход действительно существует.
В наступившей напряжённой тишине все обдумывали небогатый выбор из немногочисленных призрачных возможностей.
И в эту самую минуту проснулся Сет, очнувшись от сна, где чешуйчатые тела наполняли движеньем змеиные норы.
А ещё мгновением позже раздался стук в дверь.
Точнее, стучали в крышку люка. Словно высвеченные вспышкой молнии, люди замерли, вслушиваясь в слабый тихий звук.
Седой человек с серьгой бесшумно, одними глазами, отдал распоряжения, кому из бойцов и откуда взять на прицел железную дверцу - и сам осторожно, прикидывая, как не задеть ненароком товарищей, направил в сторону люка взведённый самострел.
Еретик попытался разведать обстановку, распространив своё восприятие за пределы видимой реальности - и испытал ошеломительный, но вполне предсказуемый удар по насторожённым обострённым чувствам. Магическое пространство, которое давно уже стало привычной, хоть и чужой территорией, не впускало его, вытесняя диким напором неведомых энергий. Что-то похожее мог бы ощутить слепой пёс посреди дубильни - таким резким, сильным и чужеродным было полученное впечатление. Сет понял, что на этот раз ему не помогут особые способности. Сейчас он представлял собой только хорошо тренированный кусок мяса - один из многих на этой адской кухне.
Осторожный негромкий стук повторился снова.
Ничего не происходило. Капли пота чертили дорожки на грязных лицах.
Опять и опять - негромкий, неровный, прерывистый.
Вдруг - встрепенулся и прислушался музыкант, а его пальцы на полотне секиры дрогнули, словно в поиске гитарных струн. Отложив оружие в сторону, мальчик задумчиво похлопывал себя по коленке и вдруг, поймав нужный ритм, жестом привлёк общее внимание. Двое или трое поняли его почти сразу, и лишь немного погодя вспомнили остальные, как стучали по кабацким столам в такт странной, растравливающей самые глубины сердца песни - песни о потере и поражении, и о спасительном безумии несбыточной надежды, которое одно продолжает вести человека, уже уничтоженного ударами судьбы.
По полю, где войско легло, ступаешь ты, как по цветам...
Их прекрасной мёртвой девой была Таомера, и если кто-нибудь из собравшихся в башне сподобится покинуть её живым, то потратит свой век на поиск подношений, которые будут способны утешить призраков прошлого. Но и здесь, если вдруг улыбнётся удача, остаётся возможность предложить им последний прощальный подарок.
- Открывайте, - нарушил молчание взволнованный голос музыканта, - кто тут спрашивал белую ведьму?
- А кто это? - растерянно произнёс недавний пекарь, но не дождался ответа.
- Ты уверен? - уточнил у гитариста седой с самострелом.
И скомандовал открывать.
Из проёма люка показалась голова, до самых глаз укутанная в богатый, но очень пыльный шёлковый платок.
- Покажи лицо, - потребовал седой.
- Ладно вам, братья, - вмешался повеселевший Тони, - разве не видите эти глаза? Тут уж не ошибёшься. Я, помнится, как-то советовал девке - на случай, если придётся скрываться - выбить себе один глаз. Одноглазых-то много, - он покосился на бородача с зияющей раной вместо правого ока, - а такая игра природы - большая редкость.
Фигура в люке приветственно махнула рукой, нырнула обратно, и, распрямившись, выбросила на каменный пол неумело обвязанный верёвками небольшой дубовый бочонок.
- Не понял, - казалось, лицо булочника стало ещё краснее, - так это, выходит, девка?
Лёгкий смешок пронёсся по башне, слегка разрядив напряжение.
- А столько времени потрачено впустую, - съязвил кто-то из молодёжи, - придётся помирать нецелованным.
Когда гостья поставила ногу на край проёма, Тони азартно и восхищённо выругался самыми ужасными словами. Девушка бережно прижимала к себе великолепный варварский лук - из тех, что клеятся мастерами из рога и воловьих жил и напружинены так туго, что выворачиваются наизнанку, свиваясь кольцом, если лопается тетива.
- Ради этакой штуки я бы сам кого-то ограбил, - заметил вполголоса один из стрелков.
- Откуда и с чем идёшь? - самострел ясно указывал, к кому обращался седой.
Тонкая девичья лапка с чёрной каймой под ногтями метнулась к горлу, потом туда, где под платком угадывался рот.
- Не может говорить, - догадался Тони, - похоже, ей изрядно досталось.
- Но она всё же здесь, - звонко прозвучал голос музыканта, - я скажу за неё: маленькая упрямая бестия явилась убить Роксахора. Как обещала.
Фран кивнула.
Седой человек с серебряной серьгой опустил самострел.
Светловолосый красавец первым нарушил затянувшееся неопределённое молчание:
- Ну что ж, милости просим. Только у нас тут очередь.
Наливалось, булькая, вино. Бойцы помоложе рассматривали надписи на бочонке.
- Из-под кухни городского совета добыто.
- Неплохо?
- Сойдёт для поминок.
Темнолицый бородач размышлял, сделав первый глоток:
- Если б Полуда действительно знал о лазе, было бы очень умно послать нам бочонок отравы.
- Что ты хочешь сказать? - подозрительно прищурился Тони.
- Ничего, - буркнул одноглазый и допил остаток до дна.
- Нет, Гас не знал, - рассуждал про себя сын строителя башни, разглядывая напиток, казавшийся почти чёрным на дне жестяной кружки, - хвала небесам, кто-то слышит мои молитвы. А может, не только мои? И если нас много, что делать богам, когда просьбы перечат друг другу?
Смуглый яркий парень - белые зубы сверкают в чёрной бороде - похлопал его по плечу:
- Да ты праведник, брат. Замолви за нас словечко.
Неуверенно и медленно Фран, осматриваясь, передвигалась по башне, пока, словно бы ненароком, не оказалась у стены, где молча стоял Сет.
От девушки сильно пахло вином: на пути ей не встретилось иной влаги, чтобы промочить горло и утолить жажду, но это и было хорошо - сбитая точность восприятия помогала ей путать следы, уходя от преследования внутри собственной головы, скрываться в поверхностной лёгкости впечатлений от засевшего слишком близко врага. Он пытался заговорить с ней, её двойник, получить отклик, получить доступ к её сокровенным мыслям и тайнам. Пугало, что на просторах её души чужак становился сильнее и занимал всё больше места. А что она могла противопоставить? Она исчезала. Делала то, что умела лучше всего.
Но сейчас, глядя в глаза еретика, она внезапно открылась до самого дна своей внутренней сути, без уловок и недомолвок, не столько страшась, сколько взыскуя суда и приговора. Её бросило к Сету смутное внутреннее чутьё, сродни тому, что на последнем рубеже отчаяния заставляет дикого зверя искать помощи у человека. Сет был охотником и убийцей, но на нём лежал слабый отсвет огня, зажжённого Отцом Великой Ереси, а значит, истина и справедливость не могли для него быть просто пустыми словами. В холодном бесцветном взгляде еретика Фран внезапно открылась одна из истин - не главная, но совершенно ей необходимая. Что бы она собой не представляла, кем бы не оказалась в будущем, сейчас, если судить по справедливости, она была вправе надеяться на помощь.
И умел ей помочь только один человек.
Фран подобрала под ногами варварскую стрелу и на мягком светлом камне стены нацарапала короткое слово "Привет". И ещё, немного пониже: "Ты сделал всё, как надо. Я понимаю. Но перед тем, как повторить - поговори со мной".
- Хорошо, - лицо еретика оставалось бесстрастным.