Одну или две страницы Сет незаметно сунул себе в карман.

- Остаётся надеяться, что утерянные листы будут втоптаны в грязь никем не прочитанными.

Священник потянулся за бумагами и застонал от боли.

Минуту незнакомец внимательно смотрел на него, потом отвернулся, порылся в своих вещах и вытащил круглую медную чашу. Отмерил и ссыпал туда ножом горку бурого порошка, добавив воды, поводил над огнём и долил до краёв. Вода стала белой, как молоко.

- Пей. Тебе станет легче.

Берад не шевелился.

Тогда незнакомец медленно, церемонно поднёс чашу к губам и сделал глоток. Потом протянул снова.

- Это ома. Огонь не опаляющий.

- Господи, ну, конечно же,- подумал Берад и взял чашу,- как же я сразу...

- Ты идёшь по следу Змея. Я не думал, что Огонь рассылает вас так далеко на Север.

Еретик кивнул.

- Ты тоже записал нас в язычники. Огонь - это только метафора. В Огонь мы уходим беседовать с Господом. Это средство освободить сознание. Годится и ома.

И старый священник Святой Истинной Церкви, когда-то добившийся изгнания Братства Огня за пределы Империи, отведал сомнительного питья.

Еретик не обманул. Боль уходила, а разум прояснился и приобрёл прозрачность и многогранность кристалла. Всматриваясь в открывающиеся глубины, Берад услышал извне, издали голос незнакомца:

- Я иду по следу Змея. Ты можешь мне помочь. Сделай это, брат. Расскажи мне всё.

И душа старого священника доверчиво потянулась к чужому человеку и раскрылась перед ним, как ладонь, полжизни сжатая в кулак стыдом и страхом.

Они говорили всю ночь, а утром простились, чтобы пойти каждый своею дорогой. Они благословили друг друга каждый по-своему, и это не показалось им неуместным. В Последние Дни они будут сражаться на одной стороне.

Сет уточнил:

- Так ты после Халлы отправишься в Меду и приглядишь там за Принцем?

- Да,- ответил Берад, - но не могу поверить, что пророчество говорит о Ченане. Вероятность того, что он унаследует трон, всегда была ничтожной. Правда, принцы Идо и Эдвар скончались, но принц Хеда здоров и полон сил, да и Император ещё далеко не дряхл. А ты, куда ведёт тебя твой след?

- Ты указал мне путь на Юг. Я был в тупике, когда встретил тебя.

- Я скучаю по Югу. Будешь в тех местах, передавай привет сёстрам Девы Амерто. А крошки Фран, моего лучшего друга, там уже нет, она направляется в Край Пустыни, чтобы выбрать судьбу, подобную твоей. Если когда-нибудь вернёшься к своим и встретишь её, позаботься о ней. Её легко узнать - белоголовая деревенская девочка, переодетая мальчиком, разные глаза - серый и зелёный...

Они обнялись и расстались.

Сет уходил, не оглядываясь, - высокий статный воин с печатью угрюмого раздумья на лице. Прохожие заблаговременно убирались с его дороги.

У него всегда была прекрасная память. Но здесь она и не требовалась. Эти строчки знал наизусть каждый щенок Края Пустыни, не очень понятные строчки - но лишь они, из дошедших с давних времён, называли приметы предмета священной погони.

Знаки зла в тех глазах

Распознать сможет каждый, по слову пророка:

Справа лето, а слева зима,

Ясный день и могильная тьма,

Взгляд мужчины и девье змеиное око.

Проходя городские ворота, Сет пробормотал про себя какие-то слова. Лицо у него было твёрдым, как камень, едва разомкнулись тонкие губы. Удачи тебе, брат. Прости.

***

И вот что удалось узнать Бераду у жителей Халлы об истории более чем вековой давности. Кое-кто отказывался с ним разговаривать, словно речь шла о позорной семейной тайне, другие охотно делились подробностями мрачной и волнующей легенды, с которой по всей Империи связывали имя столицы Севера.

Девочкой Саад росла в хорошей семье, радуя близких красотой, благонравием и стихотворным даром. Молодёжь пела песни, слова которых рождались в её голове, её улыбка всегда была центром любого праздника. Но родные страшились за неё - слишком глубокими чувствами жила её душа, слишком большой любовью жаждала возгореться.

И, выходит, страшились не зря: достигнув возраста невесты, Саад уходит в монастырь Матери Воздаяния Лекс, монастырь очень строгого устава. Соловей Халлы больше не пишет стихов. С обритой головой и бескровным лицом видеть её можно лишь на открытых судах над колдунами и ведьмами, где девушка прислуживает старшим сёстрам, постигая на опыте, что такое Закон. Закон божественной справедливости.

Спустя два года монастырь изгоняет Саад, и она возвращается домой. Причина изгнания держится в секрете. Но прежних её поклонников снова ждёт разочарование - Саад не выходит, никого не принимает, не появляется на балах. Она всё ещё неимоверно прекрасна, она богатая наследница и многие мечтают ввести её хозяйкой в свой дом. Но с ней начинают твориться странные вещи.

Стихи появляются снова. Но какие это теперь стихи! Вместо ясной сердечной мудрости прелестного ребёнка - мучительные отзвуки потусторонних предчувствий, видения отравленного разума. Бераду удалось поймать обрывок в памяти одного из уличных певцов:

Ждёт меня скоро две тысячи лет

Тот, кто меня поведёт под венец.

Пыль неразбитых истлевших сердец,

Плоть моя - белый неласковый свет.

Розой лесной зарастает мой след,

Кровью окрашены камни колец,

И выбирающих скорый конец

Оберегаю от боли и бед.

В яркие окна не смею смотреть

Взгляд мой порой принимают за смерть,

С ним через ночь поцелуй оборвав.

Но, посвящённые давней поре,

Рдеют волокна пылающих трав

На отдалённом лесном алтаре.

Саад живёт, словно в полусне. Точнее, она спит, как кошка, почти весь день, засыпая порой на полуслове, где и когда угодно. Когда же не спит, то бродит в самых неподходящих местах.

Говорят, её видели в гиблом окраинном притоне покупающей сонные порошки и восточные зелья у известного изувера и убийцы по имени Вито. Старик, которого боятся самые отчаянные городские подонки, становится её лучшим другом. С ним, на свою беду, однажды встречают Саад Марек и Юго, два молодых кавалера, прежде танцевавшие с ней на балах. Что привело двух блестящих красавцев в тёмные зловонные улицы дешёвого разврата и преступных секретов, осталось неясным, как и то, что именно там произошло.

Позже, на суде, рассматривались две версии.

По словам девушки, Марек и Юго, не стесняясь старика, обступили её, и, мстительно (когда-то она отвергла их ухаживания) поинтересовавшись, нравится ли ей её новая жизнь и не делает ли она скидки для старых знакомых, грубо схватили за руки и потащили в темноту, с далеко, судя по грязным репликам, не благородными намерениями. Не стоит и говорить, что оба прекрасно знали,- Саад, несмотря на все причуды, никогда не была продажной женщиной,- и их действия были предельным оскорблением и неприкрытым насилием.

Марек же и Юго утверждали, что сердца их преисполнились ужасом и жалостью при виде того, в какую пропасть катится барышня их круга и руководило ими лишь желание вырвать девушку из когтей порока и отвести домой, пусть даже против воли, вопящую и брыкающуюся в приступе бешенства.

Как бы то ни было, Марек упал сразу, сбитый с ног силой, с которой старик метнул ему в спину нож, а Юго пришлось пережить несколько мгновений драки, из которой он вышел со сломанной рукой, в кашу разбитой половиной лица и помятыми рёбрами.

До конца жизни самым страшным его воспоминанием останется старик, сидящий верхом на его груди, жёлтые глаза, светящиеся насмешкой на тёмном лице, склоняющемся всё ниже и ниже, истошный крик Саад - "Нет, Вито, не надо!", - и жгучая боль в плече, разрываемом на удивление крепкими и острыми зубами. Рядом, совсем рядом с шеей, повыше ключицы у Юго был вырван клок мяса, и рана долго потом болела.