— Я разговаривал с ним, — глухо ответил Кингсли. — Знаешь, с трудом узнал даже. Если изменились все мы, он изменился тоже. Может, всё будет не так плохо?

— Посмотрим, — с деланным равнодушием пожала плечами волшебница. — Спасибо, что всё-таки предупредил. Лучше так, чем ненароком столкнуться с Малфоем у собственного кабинета.

Раздавшийся бой часов не дал министру ответить. До беседующих волшебников донесся шум из атриума: начинали пребывать гости. С излишней поспешностью Гермиона скользнула в одну из боковых дверей, оставляя Кингсли одного. Следовало выждать минут двадцать, чтобы спокойно появиться среди толпы.

***

Не прошло и получаса, а зал наполнился нарядно одетыми людьми. Слившись с гостями, Гермиона отвечала на приветствия, беседовала с коллегами, бывшими сокурсниками и просто знакомыми — обычное времяпрепровождение для такого вечера. Вот только чем дальше, тем необычнее становились ощущения. Внезапно под милой улыбкой Лаванды Браун ей привиделся злобный оскал, а под равнодушным лицом знакомого аврора скользнуло пренебрежение к маглорождённым. В напыщенных словах речи заместителя министра о великой победе мелькнуло сожаление о минувшем, и некстати всплыло воспоминание о том, что его дядя состоял в рядах пожирателей, и война лишила его существенного наследства, которое было изъято в пользу пострадавших.

Мельком она видела и Малфоя, но из чувства самосохранения старалась держаться подальше, ведь предсказать то, что увидит под его маской, Гермиона могла с известной долей уверенности. В упомянутые Кингсли перемены она верила с превеликим трудом.

Переносить происходящее становилось всё сложнее. Минуты тянулись медленно, словно вода в огромной клепсидре, и каждая капля падала тяжёлым камнем на плечи. Девушка получила возможность сполна увидеть степень царящего вокруг лицемерия, и лишь небольшая толика знакомых осталась прежней по отношению к ней. Кто-то сорвал маски с цвета магического общества, позволяя Гермионе — и, похоже, только ей! — видеть сквозь личины истинную суть и настоящие эмоции людей.

Абстрагироваться от новых ощущений оказалось очень непросто, поэтому далеко не сразу Гермиону осенила догадка о причине происходящего. Похоже, действие сферы не было мгновенным, эффект от прикосновения сказался только теперь, спустя почти сутки, а может, столпотворение вокруг усилило его действие. Это объясняло, почему иначе окружающих видит только она: коллеги её таинственного шара не касались!

Осознавая, сколь тонка грань, отделяющая её от нервного срыва, Гермиона вышла на балкон, к счастью, пустовавший. Магия пространства всегда восхищала волшебницу, и она любила это место: просторная терраса, казалось, находится на высоте нескольких этажей, хотя путь из Атриума в зал не требовал подъема по ступенькам. Тревожно оглянувшись, девушка убедилась, что рядом никого нет, и облегченно выдохнула; нервы казались натянутыми до предела струнами. Оставалось потерпеть не более получаса, и можно будет незаметно сбежать. В данный момент она скорее готова была пережить заново все странствия по лесу на седьмом курсе, если ей разрешат исчезнуть прямо сейчас.

— Тяжело видеть мир без шор, да, мисс Грейнджер?

Из темноты раздался мягкий мужской голос, заставив девушку вздрогнуть всем телом и обернуться. Однако увидеть никого не удалось: тени надёжно скрывали собеседника, а может, и не только они.

— Не бойтесь, я не причиню вреда. — Баритон зазвучал улыбкой, и Гермиону накрыло мягким, уютным теплом. — Сейчас солгать вам невозможно…

— Зачем я вам? — с трудом произнесла Гермиона. — Откуда вы знаете?..

— О Сфере Эмоций Слизерина? — продолжил незнакомец с явственной усмешкой. — Я увидел по вам, что ваши нежные пальчики касались её поверхности. Поверьте, теперь вы некоторое время тоже будете ощущать тех, кто с ней знаком. Не бойтесь, эффект временный, но понимание останется, если научиться им правильно пользоваться…

Голос успокаивал, гася костёр паники. Посыпал пеплом спокойствия яркие угли разочарования в окружающих. Хотелось слушать и слушать, оставшись на открытом прохладному ветру балконе навсегда, и не возвращаться обратно во враждебный мир.

— Вы же умная ведьма, не зря работаете в отделе тайн, — продолжил тем временем мужчина. — И если подумаете, поймёте, что никаких сюрпризов не последовало сегодня. Разве вы увидели что-то неожиданное от самых близких? Не верю. А зачем думать об остальных? Они того не стоят, право.

— Они же общаются со мной на работе, при случайных встречах — улыбаются… — беспомощно начала возражать она.

— Конечно, сложно быть героиней войны, — баритон зазвенел иронией с оттенком полыни. — Все успешные люди умели приспосабливаться. Сейчас вы — сила. Ваши друзья — на коне. На остальных стоит махнуть рукой. Какое вам до них дело? Человек одинок по своей природе. И счастье, когда есть близкие, а они у вас есть. Настоящие. Которые всегда рядом.

— Зачем вы говорите мне это? — встрепенулась Гермиона, стараясь стряхнуть с себя действие удивительного голоса. Казалось, она поддавалась некой магии, обволакивающей, убеждающей в правоте собеседника.

— Я излагаю вам прописные истины, мисс Грейнджер, — усмехнулся собеседник. — Любая эмоция людей — это ответ. Только вы не отдаете себе в этом отчёт. Разве вы испытывали к той же мисс Браун иные чувства, кроме равнодушия, лёгкого презрения и жалости?

Девушка молчала: возразить было нечего. Незнакомец был, несомненно, прав, однако никогда она не решалась признать это столь прямо. Приличия, воспитание — всё это создавало маски, нередко абсолютно далекие от истинных эмоций человека. И не ей было кидать камни — она эти маски тоже носила очень давно, в совершенстве освоив эту науку, растеряв излишнюю наивность и научившись закрывать свой внутренний мир в плотный кокон, куда доступ имели лишь самые близкие, и то не всегда.

— Нет, я в этом уверен, — мягко продолжил тем временем невидимый собеседник, так и не дождавшись ответа. — Так почему вы в ответ ждёте иного? И зачем вам оно? Временами случаются чудеса, искрой возгораясь даже между незнакомыми людьми, развеивая все законы… куда магии до них! Хотя они случаются так редко…

Голос становился всё более вкрадчивым, раздаваясь теперь прямо за спиной. Гермиона даже ощущала мягкое дыхание мужчины на обнаженных плечах, рождающее мурашки по всему телу.

— Чудеса? — хрипло переспросила она.

— Разве любовь не чудо? — отпарировал мужчина, нарочито удивляясь её недогадливости. — Я слышал, профессор Дамблдор считал это чувство главной магией. Оно не подчиняется законам магии и крови, оно просто возникает… Может быть ласковым и нежным, может опалять страстью. Хотя люди и эти чувства научились изображать, не так ли? Министерство всегда полнится слухами, но я не слышал, чтобы молва связывала с кем-то вас. Вам знакомо это чувство?

— Нет, — неожиданно для себя самой ответила она.

— Жаль. — Теперь уже не дыхание, а губы коснулись кожи на плече, рождая волны дрожи. — Я хотел бы пробудить его в вас. Все оттенки — и нежность, и страсть… Каждый имеет право на заветное желание, и моё вы теперь знаете…

Гермиона дёрнулась, пытаясь обернуться, но тщетно: руки в чёрных перчатках аккуратно, но твёрдо сжали её плечи. От прикосновения губ к коже кидало из жара в холод, она точно знала: таких чувств ей никогда не приходилось испытывать ни с кем. Здесь не было место сомнениям: все покровы были сорваны, эмоции обострены до предела. Самообладание держалось на тонкой нити: прежняя Гермиона потонула в потоке ощущений, отбросив панцирь здравомыслия и осторожности. И теперь яркий огонь чужих чувств, пожирал её, словно неосторожного ночного мотылька, влетевшего в костёр.

— Сегодня волшебная ночь, — прошептал голос. — Я мечтал о ней слишком давно. И не мог упустить шанс. Я ведь тоже ношу маску, обязан носить. Как и вы, правда? А сегодня они сняты…

Ответить не получилось: на лицо легла ладонь, закрывая глаза, и в следующий же момент сильные руки развернули Гермиону, а её губ коснулись чужие губы, словно отвечая на потаённое желание. Поцелуй казался безумием, окуная девушку в чистый пламень чувств.