Когда я уже собралась уходить, он сунул мне в руку визитку.

– Однажды она может вам пригодиться.

Взглянув, я прочитала: «Миссис Адина Зайдель. Специалист по изготовлению париков». Доктор Чин натянуто улыбнулся мне.

– Она – лучшая в своем деле. И многие пациенты нашли у нее утешение.

Посмотрев ему в глаза, я подумала – как может пучок накладных волос облегчить чье-то существование? Но, не ответив, дрожащими пальцами взяла визитку, поблагодарила доктора Чина за потраченное на меня время и пообещала прийти через несколько дней. Помню, что, выходя из кабинета, не чувствовала ног. Конечно, я шла, я шаркала ногами по линолеуму и потом двигалась по тускло освещенному коридору, но как я шла, не знаю. Я вспомнила уроки биологии в старших классах, когда учитель, мистер Катц, рассказывал нам о механизме «бей или беги»: если животное в опасности, все его маловажные в данную минуту ментальные процессы прекращаются, и тело действует подсознательно, все силы направлены на то, чтобы отвести угрозу. Но мое тело, столкнувшись с угрозой, отступало. Неспособное собрать все силы на борьбу с самым страшным, оно предавало меня. Уничтожало меня. И движения ног были только началом.

По крайней мере сейчас, несколько дней спустя после первого цикла химиотерапии, жизнь начала налаживаться. Во всяком случае рвота/тошнота/усталость/головокружение прошли. Уже кое-что.

Я просматривала «Пост», пока помешивала овсянку и ждала, когда она остынет. Потянулась за беспроводным телефоном, хотела позвонить Кайлу, но подумала, что лучше дождусь конца «Цены удачи», а потом уже начну его мучить; у меня стало довольно ловко получаться угадывать цены почти на все электроприборы, какие показывали претендентам, однако бакалейные товары по-прежнему были моим слабым пунктом. К тому же я предположила, что Кайл мог быть на утреннем собрании. Конечно же, ответит мне, как закончит. Так что вместо него я позвонила Салли, и она не задумываясь согласилась сопровождать меня во время утренней прогулки. Доктор Чин рекомендовал мне вести как можно более активный образ жизни, но, конечно, не переходить разумных границ, чтобы еще больше не навредить моему измученному телу.

К тому времени, как Боб Баркер объявил решающее сражение за финальный приз (путевку на Таити! Неужели это предлог, чтобы девушки-помощницы ведущего выходили на сцену в купальниках?), от Кайла по-прежнему не было ответа. Зато пришел ответ от сенатора. Или, если быть точнее, от ее помощницы Блэр.

Я посмотрела на себя в зеркало. Так совсем не пойдет: редеющие волосы, повисшие жалкими прядками, бледная прыщавая кожа, торчащие скулы, как у Кейт Мосс в разгар наркозависимости. Вот дерьмо, пробормотала я, стоя перед весьма просторным шкафом в надежде найти волшебный костюм, в котором вид у меня будет не то что достойный, но хотя бы немного презентабельный. Мне вполне сошел бы презентабельный. Я выбрала твидовый костюм – пиджак и юбку, натянула телесного цвета чулки и сунула больные от химиотерапии ноги в туфли из крокодиловой кожи. Зоозащитники нашли бы в моем гардеробе большое поле деятельности, несмотря на то что Дуприс (и, следовательно, ее подчиненные) выступала за права животных – по крайней мере на бумаге. Однако я предполагала, что, если бы зоозащитники порылись в гардеробе Дуприс, они сочли бы его еще более вопиющим, чем мой. Оголтелая фанатка аксессуаров из кожи любых животных, на деле она была совсем не такой образцовой личностью, какой себя считала. Я придерживалась более сдержанного подхода. Больше всего на свете я любила собак, но терпимо относилась и к кошкам; ела красное мясо лишь после как минимум двух бокалов вина. Все реже и реже; можно сказать, я была отчасти вегетарианкой.

Плеснув холодной водой в лицо, я осторожно намазала под глазами тональным кремом от «Стила». Пристально глядя в зеркало, осознала, какая я теперь стала – во всяком случае, для внешнего мира: измученная, всклокоченная, кое-как склеенная, не имеющая ничего общего с моим отражением месяц назад. Я смотрела и смотрела, пока не полились слезы. Держись, Нат, держись, прошептала я себе, чувствуя, как по щеке бежит мокрая капля. Это не я. Это не та, кем я должна быть. Глядя в мокрые глаза своего отражения, я подумала – настанет ли день, когда я снова стану прежней? А потом поняла – невзирая на мои распухшие глаза, этот день может наступить сегодня. Я, Натали Миллер, еду на работу. Чтобы что-то сделать. Чтобы наступила радикальная перемена и матки всей страны оказались под надежной защитой. И, чувствуя прилив адреналина, я снова запустила руку в банку с тональным кремом.

Одного слоя явно не хватало, и я намазала еще одним, и еще, а потом вспомнила статью Салли для журнала «Аллюр»: чтобы выглядеть модной и бодрой, точечно нанесите белые тени во внутренние уголки глаз. Погрузив палец в открытую баночку теней, сверкавших, как утренний снег в полях, я последовала совету. Не знаю, бодрый у меня стал вид или же я больше напоминала фею на карнавале Хеллоуина, но времени что-то менять у меня уже не было. Сенатор могла уйти в любую минуту. Я стянула лентой еще вполне приличные, хотя и немного поредевшие волосы, накрасила губы розовой помадой, глаза – густой черной тушью и отправилась ловить такси. Черт. Салли! Я позвонила ей уже из машины и сообщила, что прогулка переносится на завтра.

– Ты же не на работу едешь, надеюсь? – спросила она. – Я думала, ты хоть на несколько месяцев расслабишься.

– Экстренный случай, Салли, экстренный случай, – прикрыв рукой динамик смартфона, я попросила водителя срезать путь через Централ-Парк-Вест, чтобы не попасть в пробку. Не обращая на меня внимания, он включил по радио хип-хоп.

– Хорошо. – Она вздохнула. – А я пишу идиотскую статью о супружеских изменах. Господи, чего бы я только не отдала за нормальную работу! – помолчав немного, она переключилась на меня. – Подожди, Нат, что за экстренный случай?

– Ситуация, в которой мне выпала обязанность в одиночку спасти будущее твоих репродуктивных прав.

– В одиночку? – она снова вздохнула.

– Можно и так сказать.

– Поправь меня, если я ошибаюсь, но разве ты – сенатор?

– Можно и так сказать, Салли. Не думаю, что она без меня выживет.

К тому времени, как мы наконец вырвались из потока машин на окраине центра, пошел дождь; я сунула таксисту десять долларов и рванула к вращающимся дверям, протиснулась сквозь них, оставив на стекле мокрые отпечатки рук. Двери лифта закрывались, но я закричала: «Подождите!» – и, придержав их пальцами, влетела туда как раз вовремя. «Спасибо», – пробормотала я, ни к кому из находящихся в лифте не обращаясь, и натянуто улыбнулась.