- Ты не умеешь ездить верхом? – спросил Тинто, когда они поравнялись, и цокнул, посылая лошадь шагом.
- Умею, - огрызнулся Хейлан, садясь ровней. Выждал немного, убеждаясь, что за недоверчивым взглядом никаких вопросов больше не последует, и снова натянул поводья, пропуская Тинто вперёд. Тот не стал пока настаивать, но поделился своими сомнениями и с Тьелпэ, и с Амилвендэ, и оставшееся до привала время от времени поглядывал на человека, иногда ловя ответные хмурые взгляды и убеждаясь, что у парня пострадал левый бок.
А на привале подошёл к нему вместе с целительницей. Когда они сели рядом, Хейлан только покосился и продолжил водить прутом в золе старого кострища. Огня они не разжигали, рассчитывая пока только перекусить, а горячим уже поужинать.
- Ну, рассказывай, что у тебя там болит? – как можно дружелюбней улыбнулся Тинто.
Не оценивший его стараний Хейлан раздражённо дёрнул плечом со здоровой стороны.
- Ерунда.
- Дай я посмотрю, - ласково, как ребёнка, попросил Тинто. Хейлан в ответ покосился неприветливо и как будто с вызовом. Но прямо отказывать не стал.
- Ты целитель?
- Он – нет, - вступила Амилвендэ, - но я могу помочь.
Девушка передвинула себе на колени висевшую сбоку небольшую сумку, укладывая на неё ладонь. Хейлан поколебался, но кивнул. Неохотно, не развязывая пояс, выдернул из-под него рубашку и задрал, показывая пару синяков на рёбрах. Ничего опасного, но от насыщенности расцветки Тинто аж присвистнул.
- Это где ты так?
- Так… – неопределённо покрутил головой Хейлан, недовольный таким вниманием. - Помирать я пока не собираюсь, не беспокойтесь. Работать тоже могу.
Тинто взглянул на Амилвендэ и кивнул вслед за ней. Она ободряюще улыбнулась Хейлану и вопросительно протянула ладонь – мол, можно? Парень с нарочитой небрежностью пожал плечами, но напрягся, как будто ждал, что в синяки ему станут тыкать палкой, а не пробегутся прохладными пальцами. Удивлённо опустил голову, следя за этими пальцами, и не менее удивлённо пощупал синяки сам, когда Амилвендэ убрала руку.
- Держи, - сказала она, порывшись в сумке. - Вот это завари в чай.
Хейлан всё с тем же растерянным лицом кивнул, отпуская задранную рубашку, и забирая протянутый пучок сушёной травы, мягко пахнущей мятой и чем-то ещё. На Тинто он по-прежнему смотрел неприветливо, но умирающим и в самом деле не выглядел. Даже пошёл помогать дежурным, спрятал траву в пояс, заправив рубашку обратно, хотя до того всё время держался от всех в стороне. Тем более, что не все в отряде и говорили-то на талиске.
Расспрашивать Тинто не стал: видно же, что человек не хочет рассказывать. Да и нечего рассказывать, наверняка в обвале и пострадал, Гаудин ведь говорил, что он был тогда в штольне.
***
За один день от Синих камней до Аглона доехать было можно, и гонец, посланный недавно сообщить про обвал, так и сделал. Но вызванный им отряд что из города, что теперь обратно ехал хоть и быстро, но не во весь опор, сейчас вновь остановившись на той же заимке, отмечавшей половину пути. Хейлан неловко сполз с седла и с огромным облегчением выпрямился, радуясь твёрдой земле под (менее твёрдыми) ногами и завистливо следя, как спешиваются эльфы. Им дорога, кажется, вовсе была нипочём.
Нет, Хейлан умел ездить верхом, хотя лошадей в посёлке было мало, и привычных больше к телегам, чем к седлу. Правда, от эльфийских они отличались, как бык от оленя: пузатенькие, приземистые, с жёсткой щёткой гривы, не то что эти, тощие и лоснящиеся, с гривами как бы не мягче человеческих. Ещё и лентами заплетены, да ещё такими яркими, где только такие краски нашли! Первый час парень украдкой их разглядывал, но потом стало не до того: и устал с непривычки, и ноющий бок ёкал на каждой кочке. Сейчас снова выдался повод разглядеть поближе, так и так нужно лошадок почистить, покормить, напоить…
Этим Хейлан и занялся, снимая со своей лошадки седло и укладывая его прямо под кустистую ольху, а заодно искоса разглядывая своих попутчиков. Двое или трое возились с лошадьми здесь же, негромко переговариваясь то ли друг с другом, то ли с ними. Лошади в ответ раздували ноздри, принюхиваясь к журчащему за ольхой ручью. Ближе к заимке кто-то, полускрытый отсюда травой, кормил уже разгоревшийся костёр. Ещё кто-то – кажется, Тинтэль, - наклонился, положив руку на притолоку и заглянул в низкую дверь заимки, но внутрь даже заходить не стал, посмотрел только, принюхиваясь к закопчённым стенам.
“В землянку им, небось, нос сунуть противно,” – думал Хейлан, начищая горячий и остро пахнущий потом бок и снова начиная злиться.
До обвала он не особенно думал об эльфах: ну, есть где-то и есть, держат границу, помогают в голодные годы, спасибо им. Но проситься к ним на службу Хейлан, в отличие от Геби и многих других, вовсе не думал. Он и так был вполне доволен своей жизнью, успев сравнить её с деревенской, в гостях у отцовой сестры, и лишний раз убедившись, что если уж копаться всю жизнь в земле, то пусть в ней хоть красивые камешки попадаются, а не только сорняки да навоз. За синими каменными цветами – быстро тускневшими на солнце, но такими яркими сначала, - и за страшными историями детвора начинала лазать в шахты задолго до того, как это лазанье начинало приносить пользу, и Хейлан с братьями и сестрой не был исключением. Дети знали по имени каждый закуток в горе и каждый бугор на ней, пугали друг друга рассказами про застрявших в трещинах и заблудившихся, про подземных демонов, крадущих дыхание, которых можно заметить только по гаснущим лампам. Знали, чьи родители и родичи пробивали каждый ход, и какая воронка проглотила старуху, искавшую на горе пропавшего козлёнка – потому что нельзя подниматься на гору ночью в новолуние.
Обвал всколыхнул посёлок, но не напугал: гора сурова и не прощает ошибок, это тоже все знали. И чего эти эльфы примчались, как на пожар? И без них бы справились!
Дочистив второй бок, парень досадливо стукнул скребком о камень, сорвал пук травы и принялся растирать следы от седла и подпруги, придерживая лениво переступающую лошадку ладонью на холке и гоняя оживившихся с сумерками комаров. Можно было, конечно, управиться куда быстрей, но тогда пришлось бы идти к остальным, к костру, а Хейлану этого совсем не хотелось.
С того первого разговора в штольне он то злился, то чувствовал себя болваном. Ну правда, долбили эти дырки зачем-то. И сам он долбил. Но это ещё не даёт чужакам, будь они хоть сорок раз эльфы, смотреть на их гору и их штольни с такой брезгливой миной, будто с вином клопа проглотили и не сплёвывают только чтобы не оскорбить хозяев.
И мастера тоже хороши! Дядя Ремисто, который ни Миро, ни Гаудина сроду не стеснялся послать на болото за поганками, - при этих боялся лишний раз рот раскрыть. Ещё бы, бессмертные, мудрые, всё знающие – тьфу! Хейлан вспомнил, как эльфийский лорд беспечно шагал вброд по завалам, а грязь с сапог скатывалась, как с гуся, и снова разозлился. Зыркнул искоса на костёр, но тот давал больше жара, чем пламени, придавленный котелком, и в красноватом отсвете плохо было видно, кто именно там копошится, смеясь и переговариваясь. Почти все собрались, кажется.
Кто-то, будто заметив взгляд Хейлана, окликнул его, приглашая ужинать, и парень со вздохом подчинился. В животе и в самом деле бурчало, а вечно прятаться от мудрых и всезнающих не выйдет, уж в их городе точно. Проще привыкать сейчас.
За ужином, к счастью, к нему никто не лез, после он снова сбежал к ручью, теперь под предлогом чистки котелка. Когда половина отряда не улеглась спать, Хейлан признал котелок достаточно чистым, а когда он вернулся к костру, то был награждён за труды тонким одеялом, в которое немедленно и завернулся, надеясь отдохнуть от эльфов хотя бы до утра. Но не тут-то было. На этот раз надоедать Хейлану снова пришла Амилвендэ. Спросонья он сначала не мог понять, чего от него хотят, а потом – убедить заботливую целительницу, что не загибается от очередной человеческой болезни, и звуки вовсе не странные, с синяками на боку вовсе не связаны, обычный храп. Между прочим, не такой уж громкий! Наконец, эльфийка ушла по ту сторону костра, всё равно, кажется, не вполне поверив, а Хейлан остался с досадой сопеть на звёзды и щупать бок. Хрипа и кровавой пены, как от сломанных рёбер, он конечно, не опасался, но синяки и правда ныли. Только жаловаться на это благородным господам ничуть не хотелось.